Богдан Сушинский - Восточный вал

Он тонко уловил стремление Скорцени сразу же, с первых минут знакомства, поставить Крайза на место, заставив помнить не об исключительности своей, но о смертности. Однако опасался, что Крайз может повести себя очень резко, и решил, что диалоги их лучше всего прерывать в самом начале.

— И где же располагается ваша лаборатория, Крайз? — вновь заговорил Скорцени. — А главное, существует ли она в природе?

— Существует, господин штурмбанфюрер, — спокойно заверил его «лаборатор-фюрер». — Иное дело, что существует «Лаборатория призраков» вне природы.

— А нельзя ли как-то упростить ваш ответ? Что значит, «существует вне природы»?

— Это значит, что она чужда этой природе, ее законам, как и все то, что там порождается.

— Вот именно, господин Крайз, «вне природы», — согласился Скорцени. — Ибо то, что мы здесь создаем, принадлежит иному мирозданию, иной философии бытия. Как вы относительно «философии бытия», Крайз?

— Терпимо, — проворчал Фризское Чудовище, стараясь быть достойным собеседником «самого страшного человека рейха».

— Вполне возможно, что мы зарождаем здесь принципиально новую, подземную цивилизацию, которая вскоре способна будет существовать абсолютно обособленно, автономно, почти не соприкасаясь с той, что агонизирует на оказавшейся слишком тесной для нее, слишком уж не подлежащей разумному разделу, поверхности.

Фризское Чудовище немного помолчал, проследил, как Скорцени придирчиво осматривает казарменноспартанскую обстановку кабинета фон Риттера, и лишь затем продолжил его мысль:

— Если уж мы заговорили о «философии бытия», то не исключено, что, со временем, благодаря изысканиям «Лаборатории призраков», «СС-Франкония» может стать особым видом цивилизации, который будет представлять собой цивилизацию мутантов, постепенно приобретающих совершенно новые, чуждые человечеству, физические и психические свойства.

— Вот это уже конкретный разговор, барон, — похвалил обер-диверсант Крайза, обращаясь при этом к коменданту подземной базы СС. — Неужели в своих исследованиях вы можете зайти настолько далеко?

— Теоретически — да, можем, — заверил его комендант.

— Но только теоретически?

— При этом «СС-Франкония», — не стал Крайз оспаривать утверждение барона фон Риттера, — получает целую армию рабов и охранников, сотворенных из зомби. Вот чего не учитывают те, кто скептически смотрит на все, что здесь, в «Регенвурмлагере», сооружено и к чему мы стремимся.

«Всякий, кто не заглядывал в досье на Крайза, мог бы поразиться здравомыслию этого чудовища, — подумалось обер-диверсанту. — Слушая его, почему-то ожидаешь, что мысли этой уродины должны быть столь же несуразными и уродливыми, как и внешность».

Но Скорцени знал, что Фридрих происходит из древнего рода фризских колдунов, два представителя которого удостоились чести сгореть в Нидерландах на кострах инквизиции. Еще один предок был растерзан толпой соплеменников. Однако сам Фридрих успел закончить медицинский факультет университета и даже начать хирургическую практику. Против этого решительно выступал отец, считавший, что Фридрих не имеет права предавать ремесло рода, ибо никому не позволено прерывать цепь семейного колдовства. Согласно представлениям отца он в течение всей жизни должен был вести свое небольшое частное хозяйство и чернокнижничать.

О том, что произошло дальше, сам Фризское Чудовище распространяться не желал, утверждая, что сие ему неведомо. Но по слухам, которые дошли до полиции, состоялся тайный совет колдунов, ведьм и прочей нечисти, собравшейся на одном из островков Восточно-Фризского архипелага, который якобы приговорил Фридриха Крайза к ритуальному сожжению на костре. Как сатаниста-отступника.

Несколько дней спустя, он и в самом деле был схвачен в одном из фризских поселков и тайно увезен на островок, который издревле почитался сатанистами как место шабашей. Там его привязали к кресту и уложили — лицом вниз — на костер. От гибели Крайза спасли случайно оказавшиеся поблизости моряки пограничного катера, знавшие о мрачной славе этого клочка суши и заподозрившие что-то неладное.

— Вход в лабораторию — из Черного Каньона, — вырвал Скорцени из потока воспоминаний унтерштурмфюрер Крайз. — Специалисты из Тибета определили, что это чертово провалье источает какие-то силы, очень способствующие полуумерщвлению людей, которых мы превращаем затем в зомби. Это же подтвердил и «великий магистр Ордена зомби» Клод Мартье.

— Он что, действительно числится где-то там, у них, великим магистром? — поморщился Скорцени.

— Нет, это я его так называю.

— Так вот, впредь великим магистром Ордена зомби будете числиться вы, Крайз.

— Это невозможно, — не очень убедительно возразил Крайз.

— Мало того, мы и в самом деле создадим этот Орден, способный потрясать воображение не только наших современников, но и многие поколения потомков. «Великий магистр Ордена зомби доктор Крайз!». В моих интонациях достаточно пафоса?

— И величия, — улыбнулся своей обескураживающебезобразной улыбкой унтерштурмфюрер.

— Отныне вас будут именовать только так. Кстати, этот негр с французской фамилией, имя которого вы только что упоминали… Из какой африканской страны его привезли к нам?

— Из латиноамериканской. Он из Гаити. Но ремеслу Клод Мартье обучался в Африке. СЪстрова ему пришлось бежать. Точно так же, как когда-то и мне — со своего.

— Говорят, он отказывается передавать вам свои секреты.

— Было бы странно, если бы Мартье охотно делился ими. В конце концов, это секрет зомби… Вековые тайны двух кланов колдунов — африканского и гаитянского. Тем не менее, уже через неделю мы получим третий десяток зомби, созданных теперь уже в нашей «Лаборатории призраков».

— Они будут каким-то образом отличаться от созданных морской лабораторией «Аненербе»?

— Пока что неясно. Одно несомненно: они станут нашими, германскими зомби, созданными по особой «технологии», сотворенной на основе гаитянской и африканской практик.

— И кто теперь эти люди?

— Здесь правомерен другой вопрос: «А люди ли они, в полном понимании этого слова?!».

— Полемика по этому поводу может слишком далеко увести нас, господин Крайз, — предупредил Скорцени. — Удобнее спросить, кем они воспринимают самих себя.

— Тоже сложный вопрос. Умерщвляли мы их русскими.

— Считаете, что после воскрешения они не будут осознавать себя русскими?

— Скорее всего, нет.

— Трудно в это поверить. Ведь какая-то родовая память у них все же остается. И потом, язык. Да-да, Крайз, что вы скажете о языке, на котором они общаются и который ясно указывает на то, что общающийся на русском языке принадлежит к русскому этносу.

— Язык, возможно, единственное, что способно будет определять их этническую принадлежность. Но и этого признака их можно лишить, приучая к сокращенному германскому языку команд. И потом, давайте спросим себя: а способны ли зомби понять, что скрывается за их языком общения, какому именно народу принадлежит их язык, и кто они такие, эти самые русские или поляки.

— И над этим следует поразмыслить.

— Кстати, все трое оказались фанатичными коммунистами.

— Что значит: «оказались»? Их ведь наверняка отбирали как коммунистов. У нас десятки тысяч русских военнопленных, так что у вас было достаточно всевозможного людского материала.

— Конечно же, — невозмутимо признал Крайз, — их отбирали.

— Вот я и спрашиваю: почему вдруг остановились на коммунистах? — подозрительно взглянул штурмбанфюрер на Крайза и фон Риттера.

Но барон красноречиво пожал плечами, давая понять, что старается не вмешиваться в этот процесс и всю ответственность возлагает на магов из «Лаборатории призраков».

— Нет, почему, дьявол меня расстреляй, все они происходят из коммунистов?!

— Эксперимент. С элементами риска, естественно.

— Мне понятно ваше пристрастие к коммунистам, Крайз: еще бы, защитники оскорбленных и униженных… К коим причисляете и себя. Однако культивировать разведение коммунистов в подземельях «Регенвурмлагеря» в то время, когда там, на поверхности, их всячески стараются истреблять!.. Не вводите меня в искушение и не пытайтесь предстать перед миром злым гением Европы.

— Коммунисты, как и те, что воспитаны на коммунистических догмах, — почти идеальный материал для формирования зомби, призраков «СС-Франконии». Истребляя интеллигенцию, убивая всякое желание мыслить неординарно, не «как все», коммунисты из поколения в поколение культивируют особый вид человека «гомо-пролетариус». А это, позволю себе изречь, уже полузомби: под страхом смерти отученные мыслить и под страхом смерти приученные подчиняться. К тому же они заражены бациллой ненависти к частной собственности и пристрастием к вождизму. Нам остается разве что немножко подправить эту «заготовку» коммунистов рукой мастера.