Дмитрий Хван - Ангарский Сокол
– Под князем ходить не надо, нужно лишь быть подданным нашей державы. Первым её купцом, – отвечал я с нажимом на последние фразы. – А то и воеводой фактории.
– Ишь ты, – цокнул языком Кузьмин. – Я с Тимошей поговорить должон, а ответ свой опосля дам.
Савелию Игнатьевичу было о чём подумать, ну а мы вскоре покинули его, оставив его с сыном. Меня здорово клонило ко сну, и едва я прилёг на застеленную лавку, как тотчас же провалился в объятия Морфея.
Кремль, Теремной дворец Михаила Фёдоровича Романова.
К царю отправилось только двое из бывших на постоялом дворе ангарцев. Последний из них, Никита Микулич, остался там вместе с девятью нижегородцами. Перед самыми воротами Афанасий предупредил послов о том, что царь Михаил Фёдорович не дозволяет брать с собою в царские палаты никакого оружия.
– А то, сказал государь, зело много охочих до вашего оружия людишек будет, – проговорил подьячий.
Спустя некоторое время Грауль с Кабаржицким тряслись в наглухо закрытом возке по деревянным мостовым столицы Руси.
– И как они, бедняги, ездят в этих рыдванах? – стонал Владимир. – Душу вытрясает же!
Ехали с лихим посвистом сопровождавших возок всадников, видимо, дорогу возку уступали, так как никаких затруднений в движении не было. Роль же проблескового маячка играл хлыст возницы, то и дело пускавшийся им в ход по спинам замешкавшихся людишек. Между тем темп езды постепенно спадал, кавалькада, по-видимому, приближалась к Кремлю. Последние пару сотен метров и вовсе проехали со скоростью черепахи.
– Пробки? – попробовал сострить Кабаржицкий.
Однако в его голосе уже чувствовалось нервное напряжение. Шутка ли! К самому царю на приём, это не с каждым случается даже во сне.
– Приехали, – проговорил Грауль, когда возок наконец встал.
Распахнувший дверь подьячий Жаров лихо ощерился, должно быть изображая улыбку, да жестом пригласил послов на выход.
– По-моему, – ворчал Кабаржицкий, следуя по каменным ступеням лестницы за подьячим, – приём иностранных послов должен быть несколько пышнее, ну или хотя бы вежливее чуточку.
– Только не в нашем случае, – ответил Грауль.
Кабаржицкий хмыкнул и пожал плечами. У самых дверей он оглядел внутреннее пространство Кремля, стоя на небольшой площадке перед входом во дворец. Владимир силился понять, в какой части Кремля они, собственно, находятся. Получалось с трудом – он узнал лишь громаду колокольни Ивана Великого, рядом с ней была ещё одна колокольня, с огромным колоколом. Вокруг находились и деревянные и каменные строения, от которых во времена его прошлой жизни ни камешка не осталось. Более он ничего не успел увидеть, так как Павел потащил его внутрь, в прохладный полумрак дворца.
Проходя по веренице лестниц и переходов, сквозь многочисленные двери, ангарцы неожиданно для себя оказались в небольшом помещении со сводчатым потолком, натопленном донельзя. Стены, расписанные замысловатой вязью узоров, в коих причудливо переплетались львы и сказочные птицы, мистически смотрелись среди царившего во дворце полумрака. В отдалении горело несколько свечей на высокой подставке, окошки же света и вовсе не пропускали. За Афанасием закрылась крепкая дубовая дверь, обитая железом. Ангарцы остались в этой комнатке одни. Тут же на них накинулась тоска, и они переглянулись с мрачными выражениями лиц. Через пару минут пришлось присесть на небольшую лавочку, стоявшую у стены. А там и напряжение, колотившее в крови ещё некоторое время назад, уже спало.
– Так и сон сморит. Бюрократы везде одинаковы, хорошо, что в приёмной более никого, – саркастически проговорил Кабаржицкий.
– Ты помнишь, что Микулич говорил о том, как говорить и как стоять при царе-то? – спросил Грауль.
– Вроде да, – отвечал Владимир.
Наконец дверь отворилась, и огромный из-за вороха одежд боярин пригласил ангарцев внутрь.
– Ну, пошли, братишка. – Грауль первым прошёл через невысокий проём двери.
Едва они успели оглядеться, как к послам подошли двое других бояр или дьяков и подвели их под руки к стоящему чуть в стороне на возвышении царскому трону. На троне сидел немолодой мужчина в красном кафтане, на голове его была расшитая золотыми нитями тафья. Царь сам спросил о здоровье княжеской светлости Ангарии, князя Сокола, и принял верительные грамоты послов, а потом протянул кисть для поцелуя. После секундной заминки оба ангарца приложились губами к царской руке. А потом Владимир начал свою речь:
– Божиею милостию, Пресветлейший, державнейший Великий государь царь и Великий князь Михаил Феодорович, всея Руси Самодержец, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, государь Псковский и Великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных государь и Великий князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Витебский, Оршанский, Мстиславский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Лифляндский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея Сибирския земли и Северныя страны повелитель и государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей и Кабардинския земли, Черкасских и Горских князей и иных многих государств государь и обладатель. Вашему царскому величеству князь Ангарский и государь Амурский Сокол Вячеслав Андреевич, милостивейший князь и государь наш, присылает своё слово доброе и заверение в дружбе и любви и желает всего лучшего по его княжеской светлости расположению.
Бояре, сидевшие на лавках вдоль стен позади стоящих лицом к царю послов, одобрительно загудели. Ангарские послы внесли в титулование государя недавно отобранные у ляхов города, кои ни польская корона, ни шведская признавать за Михаилом не желали. Грауль обернулся: среди бояр он заметил и Василия Михайловича Беклемишева, как и остальные, наряженного весьма богато. Было видно, как блестит в отблесках свечного пламени пот, катившийся по их лицам, но снять ворох своих одежд – значит уронить свою честь, вот и парились бояре почём зря.
– Как здоровье князя вашего Вячеслава Сокола? – проговорил государь.
– Божьей милостью, великий царь, князь наш жив и здоров. Чего и тебе желаем, – отвечал Грауль.
– Ты немчин? Папской веры или лютеранин? – с интересом спросил Михаил.
– Я баварец, но веры православной держусь. В правилах веры слаб я, великий царь, – склонил голову Павел.
– Нехорошо, – покачал головой московский государь. – Что же князь ваш не заботится об укреплении веры Христовой на своих землях? Вот и Беклемишев мне о том же говорил.
– Нет у нас попов, великий царь! Токмо один и есть, не может объять он всю паству. Князь Сокол просит тебя о присылке на Ангару молодых да семейных попов, дабы они окормляли паству нашу всеобъемлюще. Да числом поболе, – добавил Павел.
Михаил кивнул и негромко приказал дьяку, ведущему запись аудиенции, записать о сём.
– С чем ещё пожаловали, послы ангарские? – пробасил высокий и толстый боярин, что пригласил их к царю.
– А ещё, великий царь, князь наш Сокол предлагает тебе расчёт вести в золотой али серебряной монете, коя тебе надобна.
– Поясни се, посол, – нахмурился царь всея Руси.
– Ежели ты дашь нам образец либо рисунок твоей монеты, то мы будем тебе её давать в числе, которое тебе надобно.
Бояре сзади яростно зашептали, а кто-то и заговорил в голос.
– Цыц! – тут же вскричал на них государь Михаил Фёдорович. – Чего рты раззявили? – Повернувшись к ангарцам, он сказал, буравя их взглядом: – Частию в слитках, другой же частию в монетах. Образчик будет вам вскоре даден.
– Чего ещё спросите у государя нашего? – громко спросил боярин, голос его гулко разнёсся под сводчатым потолком.
– Вместе с головой Ангарского приказа, боярином Василием Михайловичем Беклемишевым, составили мы наикратчайший и удобнейший путь с Руси до Ангарского княжества, – начал говорить Павел и, видя, что Михаил лишь кивает его словам, продолжил: – Прошу тебя, великий царь, утвердить сей путь своею государевой рукою.
– Добро, тому и быть. – Из рук царя план принял голова Посольского приказа Григорий Васильевич Львов.
Он же спросил ангарских послов, есть у них ещё что сказать государю всея Руси.
– Великий царь, а ещё учинилась неприятность на Амуре-реке. На наш городок, по злому ли умыслу али по незнанию, напали казачки с Якутского и Охотского острогов. Хотели приступом его взять. Так наши солдаты тех казачков побили, а кто средь них жив остался, прогнали обратно, – расписал Кабаржицкий полученную по радиосвязи ангарцами информацию.
– Не ведал я о сём прежде. Воевод тех накажут, коли вина их подтвердится, – отвечал царь мрачным голосом.
Последние же вопросы о признании за Соколом титула великого князя Ангарского и Амурского, Даурских и Солонских земель властителя, тунгусских родов старшего князя, как и о праве ангарских купцов вести торговлю через Архангельск повис в воздухе. Михаил Фёдорович не дал на него своего ответа, обещав лишь подумать. Возвести ангарского отца Кирилла в архиерейский сан царь не позволил, предложив прислать своего епископа. На что уже своего ответа не дал Грауль, поскольку такой вопрос может решить лишь князь Ангарский.
