Божья коровка-2 - Анатолий Федорович Дроздов
Разумеется, такие перемены не понравились ряду членов творческих союзов – тем, кто потерял сытную кормушку. Мутной рекой в ЦК КПСС поплыли жалобы. Некоторые были коллективными и подписаны людьми известными в стране, со званиями, наградами. Разбираться с ними ездил молодой инструктор.
– Непонятна мне ваша позиция товарищи, – заявлял собравшимся творцам. – «Искусство принадлежит народу, – говорил Ленин. – Оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу трудящихся масс. Оно должно быть понято этими массами и любимо ими». Следуя заветам Ильича, ЦК партии постановил, что отныне лишь народ решает, чьи произведения его достойны. Вы популярны, вы востребованы – получите гонорары, почести и славу. Нет – идите тренируйтесь. Почему доярка или токарь на заводе на работу ходят ежедневно, где и трудятся до пенсии, литератор же, издавший книжку, может сытно есть и мягко спать, сочинительством себя впоследствии не утруждая. Разве это справедливо?
– Книгу написать – это не коров за сиськи дергать, – возразил ему Георгий Марков.[2] – Сложный, творческий процесс. И бывает, что писатель, сочинив шедевр, без остатка вложит в него весь талант. Ну, а далее писать не получается.
– Сколько таких случаев у вас в Союзе? Перечислите шедевры и их авторов.
– Ну… – замялся Марков.
– Помогу, – сказал инструктор. – Шолохов, к примеру. Правда, сочинил он не одну книжонку, а целых шесть томов – эпопеи «Тихий Дон» и «Поднятая целина». Гениальные произведения. Они написаны давно, но их переиздают, потому что люди Шолохова любят и хотят его читать. Только вот существовавший ранее порядок начисления литературных гонораров оставлял живого классика без денег. Получал всего десятую часть от ставки.[3] Персонально для него пришлось принимать специальное постановление правительства. Но теперь любой писатель будет получать, как Шолохов. При одном условии: если переизданная книга разойдется в магазинах. Нет – придется написать другую. Так что я могу вас успокоить: шедевр не пропадет, и его автор будет жить достойно.
Бурный разговор с инструктором состоялся и в Союзе композиторов. Там дошло до оскорблений.
– Что ты понимаешь в музыке, мальчишка? – воскликнул разъяренный Хренников. – Думаешь, раз сочинил десяток песен, так уже и композитор? Выскочка!
– Композитором себя не числю, Тихон Николаевич, – инструктор не смутился. – Заявления о вступлении в ваш Союз не подавал. И не буду – так же, как в Союз писателей, художников, хотя предложения от них мне поступали. Жаль, что разговор у нас не получился. Вижу, руководство вашего Союза не желает подчиняться воле партии. Доложу об этом секретарю ЦК КПСС. До свидания, товарищи!
– Надо было предложить ему вступить в Союз, – заметил Кабалевский, когда гость ушел. – Теперь последуют оргвыводы.
– Ничего он мне не сделает, – ответил Хренников. – Подумаешь, инструктор! Сам в ЦК пойду. Я лауреат трех Сталинских премий, а вдобавок Государственной. Кто он по сравнению со мной?
Хренников ошибся. Не прошло недели, как вышло постановление Политбюро ЦК КПСС о серьезных недостатках в деятельности Союза композиторов. Спешно созванное правление творческого объединения переизбрало свой секретариат, отстранив от управления Союзом Хренникова и еще с десяток одиозных деятелей. С предложением кандидатур в секретариат на заседании правления выступил все тот же молодой инструктор.
– Мне поручено напомнить вам, товарищи, – заявил в финале своей краткой речи, – что материальные ценности в стране создают простые люди. Те, что трудятся в полях, на стройках, на заводах. Их ударный труд дает всем вам возможность создавать великие произведения. Но раз так, они принадлежат народу, который их и оплатил. И ему решать, чьи творения им ближе и кому какие почести воздать. К сожалению, отдельные руководители творческих союзов, воспарив на лаврах, думают, что это их прерогатива. Дескать, творчество близких нам товарищей мы будем продвигать на сцену, телевидение, радио, а других, нам неугодных, близко не допустим. Негодная позиция! И еще. Особо подчеркну, халтура не прокатит. Если вы решили сочинить произведение об обычных тружениках, то оно должно быть ярким и талантливым. Просто обозначить тему, дав ответ на конъюнктуру – путь неверный. Не поймут и не похвалят. Партия такого подхода не приемлет…
Переменами в культуре все не ограничилось. Изменилась и партийная идеология. Постепенно из нее исчезли догмы, штампы. В городах с домов снимали лозунги с призывами, а то ведь доходило до абсурда. Как вам лозунг «Наша цель – коммунизм!» на крыше здания артиллерийского училища? В дни революционных праздников перестали вешать на домах огромные портреты кремлевских правителей. Да и на демонстрациях их больше не носили. Андропов продавил это решение на Политбюро, объяснив, что население видит в этом возвращение к эпохе культа личности. На идеологические должности в партийных комитетах стали подбирать специалистов, умеющих говорить с людьми доходчиво и просто. Тех, кто лишь бубнил с трибуны фразы из партийных методичек, отстраняли от работы.
В отношении подрастающего поколения упор в стране сделали на патриотическое воспитание. Это было раньше, но работа велась зачастую формально. Подходы изменили. В школах увеличили число часов на начальную военную подготовку. Теперь любой выпускник мог не только разобрать и собрать автомат Калашникова, но и стрелять из него. Девушек учили оказывать первую медицинскую помощь. На каникулах школьники отправлялись в походы по местам боев. В стране набирало силу движение поисковиков. Государство это поощряло, выделяя необходимые средства. Поисковики находили останки погибших солдат, которые позже торжественно перезахоранивали в братских мемориалах. В этом деле молодежи охотно помогали ветераны. Вечерами у костров они рассказали о боях, о том, что пережили в те годы… В серии «Помню» выходили книги воспоминаний фронтовиков, над которыми работали лучшие писатели и журналисты. Проект находился под эгидой ЦК КПСС, и средств на него не жалели. На основе этих книг снимали документальные сериалы и художественные фильмы. Здесь особо отличались белорусы, их киностудию стали шутливо называть «Партизанфильм».[4]
Реформировали армию. Для начала сократили ее численность, перестав призывать солдат по принципу «лишь бы были». Ранее судимым и парням с плохой характеристикой дорогу в армию закрыли. Все два года службы для солдата проходили в боевой учебе. Радикально разобрались с дедовщиной, для уволенных в запас действовали значимые льготы. Список их существенно расширили. Части постоянной боевой готовности состояли сплошь из сверхсрочнослужащих. Им платили, как выпускникам
