Борис Батыршин - Мартовские колокола

Ну, это потом. Вот папа и остальными вернутся из Питера — тогда и здесь, в Москве версии 18–87 полегче станет. Сдадим Яше его банду малолетних преступников, по какому–то недоразумению именуемую «сыскной конторой» — тогда и о родной школе номер 1287 Ломоносовского района города Москвы можно будет вспомнить. Кстати, о малолетних бандита: их бимбаши, Сёмка, сегодня отрапортовал, что Виктор — который бригадовский компьютерщик, — отбыл, наконец, в Питер. Надёюсь, Никол не забыл дать нашим телеграмму — дело–то срочное, тут облажаться никак немыслимо.

Ладно, дела делами…. А на дворе, между прочим, двадцать третье февраля. Праздник, аднака… тьфу, что это я говорю? Это по тамошнему, юлианскому календарю — опять я запутался. Здесь, у нас уже неделю как март. Ну все равно — праздник… что бы мне поставить как тему для смартфона?

Ага, вот: «Броня крепка и танки наши быстры…»

Давно что–то я танчики не гонял… тряхнуть, что ли, стариной? Ну–ка, где там мой премиумный ТОГ-2[79]? Стимпанк рулит, господа–товарищи…

************************************

В семье Выбеговых было заведено собираться в гостиной, под монументальной люстрой с медным шаром и зелёными шёлковыми абажурами — и играть за круглым обеденным столом в лото. Нина Алексеевна старательно поддерживала этот семейный обычай, и, хотя супруг её нечасто присоединялся к застолью с деревянными бочонками и карточками — инженер Выбегов нередко возвращался со службы поздно и, поужинав, усаживался в кабинете за бумаги, — но дети–то неизменно оказывались в гостиной за этим занятием. Иногда хозяйка дома и сама присоединялась в Серёже, Иасте и Вареньке; порой за столом собиралась шумная компания из Вариных гимназических подруг. Случалось, и Серёжа приводил в гости кого–то из товарищей по кадетскому корпусу.

Но всё так же устраивались они за круглым столом, раскладывали перед собой разлинованные картонки, звучало: «Барабанные палочки! Кочерга! Валенки! Дедушкин сосед! Стульчики!»[80] А потом вдруг восторженное: «Ура, у меня всё, выиграла!» Но сегодня…

— Стой! У меня на Пэлл—Мэлл два дома и отель! Давай, плати тридцать фунтов!

— Мне два дома на Пикадилли!

— У, Маринка, жадюга…

— Вот ведь.. снова тюрьма… не везёт, хоть ты тресни!

После достопамятного разговора на катке Девочки вроже бы согласились подождать немного с объяснения. Но — хватило их ненадолго; уже через пару дней Марина начала изводить кузена туманными намёками и зловещими обещаниями «всё рассказать». Варя, правда, молчала, но в её взглядах, обращённых на Ивана, кроме обычной девичьей влюблённости читался еще и немой вопрос. Надо было срочно что–то предпринимать — и мальчики, проведя военный совет, приволокли на Спасоглинищевский яркую коробку с незнакомой настольной игрой на англицком языке.

И — ВСЕ! С этого момента юные обитатели дома, а так же их гости и даже сама хозяйка семейного гнезда Выбеговых пропали для общества. Ваня не ожидал столь сокрушительного эффекта. Уж неизвестно, в чём тут было дело, — то ли в таланте создателей «Монополии», то ли в том, что обитатели девятнадцатого века вообще не был и избалованы такими вот увлекательными семейными настольными играми — но теперь каждый вечер гостиную оккупировали минимум на три–четыре часа, и начиналось — тарахтели кубики, переходили из рук в руки цветные карточки с числами, двигались по ярким клеткам оловянные фишки в виде сапожка, револьвера, шляпы, странного четырёхколёсного экипажа…

В «Монополию» играли все — и девочки, и Нина Алексеевна, и Серёжа, пару раз задерживавшийся за игровым полем настолько, что опаздывал в корпус и получал взыскания. Даже отец семейства как–то снизошёл до детской забавы — а потом целый вечер просидел в гостиной, напрочь забыв об ожидающих в кабинете бумагах по завтрашнему докладу в управлении Николаевской железной дороги…

Постоянные посетители дома — в–основном, подружки девочек по гимназии, — конечно же, не избегли общего увлечения. Варе с Мариной пришлось даже установить своего рода график — игровой стол не мог вместить всех желающих, а советчики, непременно желающие навязать игрокам свои идеи, превращали игру в балаган. Так что в Монополию играли теперь чуть ли не «посменно», причём гимназистки заранее договаривались с барышнями Выбеговой и Русаковой о том, когда и чья наступит очередь.

Нина Алексеевна, тоже не на шутку увлёкшаяся новой игрой, сначала подшучивала над молодёжью, а потом подкинула им мысль — сделать своими силами несколько копий игры — из раскрашенного картона и подходящих оловянных игрушечных фигурок. Получившиеся наборы конечно, были лишены глянца и роскоши настоящей «Монополии», но играть в них было ничуть не менее интересно. К концу февраля в женской гимназии счастливыми обладательницами новой игры стали по меньшей мере три девочки, а одна копия отправилась в Первый Кадетский Корпус — где, впрочем, была изъята за попытку устроить игру в ванной комнате, после отбоя.

Николка же с Ваней получили отличный повод бывать у Выбеговых чуть ли не каждый вечер — и, двигая вместе с девочками фишки «Монополии», тихо радовались, что барышням временно стало не до неразрешённых загадок. Приближалась весна, письма из Петербурга всё отчётливее сквозили беспокойством; мальчишки, Яшины агенты под руководством неутомимого Сёмки с ног сбивались, отслеживая «бригадовцев» по всей Москве, а серенькая мышка Наталья Георгиевна, барышня ответственная и пунктуальная, завела новый картотечный шкаф — в прежний собранные материалы уже не помещались…

Но сегодня — сегодня заботы временно были задвинуты в дальний угол и снова катились кубики по обеденному столу:

— Мне отель на Трафальгар сквер!

— Жулик! Не двадцать пять, а пятнадцать фунтов!

— Кто–нибудь ссудит сотню? Нет? Тогда продаю дом…

За окном снежинки кружатся в безмолвном ночном танце. Подходит к концу февраль 1887 года. Отшумела, отгуляла по площадям Москвы масленичная неделя с её блинами, балаганами, водкой и медведями. Еще всего–то три дня подождать и — весна…

Глава двенадцатая

Серое, хмурое утро. У всех — невыспавшиеся, красные глаза; у Васи Генералова отчётливо дрожат руки. Когда, уже при дневном свете, пили чай, он мелко, дробно звенел ложечкой о край стакана.

А вы как хотели? Всю ночь приводить в порядок три динамитных снаряда… настораживать невероятно чувствительные, капризные детонаторы. Чуть сдвинешь свинцовый грузик, треснет тонкое стекло, кислота вытечет, смешается с белым порошком в жестяном пенале…

И всё. Охнуть не успеешь. Как уже многие до них…

Мало вставить запалы. Надо сесть (бомбы в рядок лежат на столе; к нему стараются лишний раз не подходить, и даже ступают рядом осторожно, мягко), уточнить в сотый — последний? — раз квартиры, куда будут уходить после сделанного дела, пароли, по которым придётся узнавать верных людей в Киеве, Варшаве… или куда успеешь доехать, прежде чем спущенные с цепи псы–жандармы ухватят за воротник?

— Присядем, — чей–то хриплый, запинающийся голос. Как водится.. на дорожку.

Но — улыбки напоказ. Ладони встречаются в крепких рукопожатиях. У самого Александра пальцы в коричневых пятнах химических ожогов. И у всех, без исключения — кончики пальцев жёлтые, от табака. Курят все. Табачный дым висит в комнате голубыми пластами. Еще бы — ночь не курили: поди, закури, когда рядом снаряжают бомбы.

Теперь — можно. Запалы вставлены, коробки завёрнуты в плотную коричневую бумагу, перетянуты бечёвкой. А у Андреюшкина бомба в виде книги; он долго, старательно, вырезал острым сапожным ножом склеенные страницы толстого тома. Склеены не все — первые десятка два можно открыть, пролистать. Предосторожность — мало ли? Обычному городовому хватит.

Пора. Дозорный первым покинул квартиру. За ним — цепочкой, по одному…

По правой стороне Казанского проспекта, цепочкой: сигнальщик, запасной сигнальщик, метальщик бомбы. Замыкает цепочку прикрывающий с револьвером в кармане.

По другой стороне идут ещё двое. Ни сигнальщиков, ни прикрывающего с ними нет — зато есть свёртки, начинённые свободой и динамитом. Запасные метальщики. Мало ли?

Дома, на календаре — двадцать шестое февраля, отмечено как царский день. Столица по такому случаю приукрасилась — дворники с утра ожесточённо скребут торцовые мостовые, сдирая снег до шестигранных деревянных плашек, витрины Невского украшены гирляндами, портретами. И в каждой — державный вензель: огромная, замысловатая буква «А» и римская тройка. Император.

Ирония — сегодня в Исаакиевстком соборе панихида по убиенному 6 лет назад злодеями императору Александру Освободителю. Его убили первого марта, но панихида будет сегодня, в воскресенье. Царь непременно будет — не может не быть. Вот здесь он проедет, мимо Казанского собора…