Борис Батыршин - Мартовские колокола

Опять своего дражайшего Победоносцева цитируешь? — ответил Василий Петрович. — Ну что ж, вот тебе тогда цитата — приводили, вроде бы, из его высказываний насчёт евреев, живущих в России: «Одна треть вымрет, одна выселится, одна треть бесследно растворится в окружающем населении». Это же дичь, средневековье, что о нас в Европе подумают?

— Да пусть думают, что хотят. — пренебрежительно заявил собеседник. Константин Петрович неустанно заботится о том, чтобы защитить православие, и, в конечном счёте, всю Россию от противоположных нам религиозных групп — староверов, баптистов, католиков. Иудеи, конечно же, тоже в этом списке. Как и все эти господа либеральные интеллигенты, наши с тобой однокашники по альма матер, между прочим, которые чуть что — начинают твердить — «ах, как же Запад на нас посмотрит! Тьфу, мерзость какая…

— Вот уж не думал, Артемий, что мы когда–нибудь друг другу такое скажем. — голос Василия Петровича стал сразу тихим и каким–то грустным. — Уж не знаю, служба ли на тебя так повлияла — но ты за этот год стал законченным реакционером. В жандармы податься не думал?

— Скрипнул стул. Николка со страхом подумал, что Артемий Лукич — мужчина крупный, слегка смахивающий сложением и повадками на медведя, — вот сейчас, наверное, встал, грозно навис над дядей и сверлит его гневным взглядом. Но прошло несколько секунд, и мальчик услышал негромкий смех гостя.

— Ну, ты, право же, сказанул, Василь… выходит, страшнее кошки зверя нет? Эк вы, либералы московские, жандармов–то опасаетесь… ладно, давай оставим эту тему, а то и правда невзначай поругаемся. Да и раскричались мы — того гляди детей разбудим. Вот что — у меня там, в саквояже припрятана заветная бутылочка — теща настаивает на имбире и кедровых орехах. Она у меня родом из Томска — такой, скажу я тебе самородок по части сибирских домашних наливок…

«Ну вот, — подумал Николка. — …как всегда — на самом интересном месте. А ведь как всё это перекликается с тем, что написано в книгах из будущего… надо бы рассказать про эту беседу Ване, обсудить. Но вот интересно: судя по обмолвкам что Вани, что его отца, что доктора Каретникова — там, в будущем, к сегодняшним революционерам относятся куда как хуже, чем тот же Артемий Лукич. А может — даже хуже, чем его начальник, обер–прокурор Священного Синода…»

А кое–кто — тот же Ромка, например, или Ольга — оних вообще почти ничего не слыхали… удивительно все же…

Мысли уже путались — мальчик стремительно проваливался в сон. А в гостиной позвякивали хрустальные чарки — это позабывшие наконец о политике однокашники дегустировали наливку томской тёщи Артемия Лукича. Марьяна, прислуга, принесла на стол маленькую вазочку с паюсной икрой, нарезанный белый хлеб, солнечно–жёлтое масло, соленья, и вскоре застолье однокашников по Университету было уже в самом разгаре.

Как же меня порой достают мои дорогие одноклассники….

Нет, поймите меня правильно, я вовсе не пытаюсь быть святее папы римского или корчить из себя моралиста. Но если уж поехал на экскурсию в другой город — то, наверное, имеет смысл смотреть на то, что тебе там показывают, так? Ан нет, не так. Кто — то приехал, ради потусоваться и возлияний, остальных же понять вообще трудно — они были лишены даже этих простейших человеческих радостей, и, видимо, получали удовлетворение, произнося периодически фразу: «Псков — самый ущербный город России». В перерывах же слушали всякое разное музло и все это периодически разбавлялось трепом на всякие около–бытовые темы.

Вот зачем нужно было деньги родительские тратить, раз тебя от всего этого воротит? И это не говоря уже о том, что быть настолько равнодушным к тому, что ты видишь — тоже как–то… по меньшей мере — странно.

Да, что касается возлияний. Господин Большаков, мой одноклассник и вообще, человек в классе авторитетный, подошел к проблеме высококлассно, разлив горячительные напитки в бутылки из–под «Швепса» и кваса очаковского. Не забыл о лайме и соли, не говоря уже о прочих закусках. Правда, пришлось бóльшую часть всего этого дела взять, и слить в унитаз — процесс распития был бестактно прерван Татьяной Леонидовной (и хорошо, что прерван вовремя), в чем можно винить отвратительную звукоизоляцию в гостинице. Так что отдых в наш единственный коллективный вечер был безнадёжно испорчен.

Наверно, я становлюсь снобом, да? Видимо, отец прав и последние полгода — походы туда–сюда, жизнь в девятнадцатом веке и особенно, наше сирийский вояж всё–таки сильно на меня повлиял. Как выяснилось, это бросается в глаза, а мне приходится всё время прикусывать язык, чтобы не ляпнуть чего–нибудь не то. Особенно сильно это проявляется в общении со взрослыми — глупо, конечно, но теперь я и там и там говорю как–то не так. И если по ту сторону портала, в прошлом, я постоянно уснащаю свою речь какими–то немыслимыми с точки зрения аборигенов вульгаризмами, за которые мне уже самому стыдно становится, то здесь — наоборот, моя речь звучит старомодно, вычурно и как–то манерно.

А что вы хотели? Последние месяца три я в двадцать первом веке бываю только по крайней необходимости, посидеть в Инете там, закупиться чем–нибудь остро необходимым… ну и в школу зайти, конечно. Хотя ещё перед зимними каникулами мне классная, помнится, попеняла — «Что–то ты Ванечка, уж слишком много в этом полугодии болел, дома провёл времени больше, чем в школе…» А я стоял перед ней, благовоспитанно опустив очи долу, ковыряя ножкой ламинат и радовался про себя, что сирийский загар давно уже сошёл — а то никто в здравом уме и твёрдой памяти не поверил бы, что этот дочерна загорелый башибузук — на самом деле и есть тот самый крайне болезненный ученик, который пачками таскает в школу справки насчёт всяких ОРВИ и катаров… Спасибо дяде Макару — он мне до сих пор в этих филькиных грамотах не отказывает…

Но — справки справками, а от поездки в Псков мне отвертеться не удалось. После классного часа, когда была озвучена эта инициатива, Татьяна Леонидовна подохла ко мне и проникновенно попросила обязательно ехать — оказывается, экскурсия эта — не просто экскурсия, а часть некоей гуманитарной программы, которую проводит наша жутко продвинутая школа совместно с каким–то не менее продвинутым педагогическим университетом. «И ты, Ванечка, единственный в классе, кто сможет продемонстрировать пристойное знание истории и литературную речь….»

«Ты сам этого хотел, Жорж Датден!» — Чувствуете, я уже цитатами говорю? Эту я подцепил у Николкиного дяди — как–то отчитывая при мне своего непутёвого племянничка (притащившего за один день сразу три неуда — по латыни, греческому и естественной истории), повторил ее целых четыре раза. Кто такой Жрож Данден и чего он хотел — я узнал уже потом, следуя неистребимой привычке тут же прояснять все непонятности по Википедии, а лучше — по моему любимому Брокгаузу.. А одноклассники, да и Татьяна Леонидовна, услышав это из моих уст, уставились на меня так, будто у меня прямо тут же, в гостиничном номере, отросла вторая голова или зелёные шевелящиеся антенны, как у какого–нибудь покемона.

В общем, просьбу любимой классной пришлось удовлетворить. Так что мы своевременно погрузились на поезд и двинули во град Псков. Дабы поддержать затребованный имидж всезнайки и гуманитарного гения общешкольного масштаба, я прихватил с собой книгу, специально по такому случаю найденную на бездонном книжном развале у Китайгородской стены. Что–то по истории города Пскова — с гравюрами, офортами, проложенными желтоватой папиросной бумагой и роскошным золотым обрезом. «Издание Московского Императорского университета по случаю 950–летия города Пскова», о как! Издано в 1853 году, в типографии вышеупомянутого университета… надо было видеть физиономию нашего куратора от этого института (он, бедолага, вместе с тремя старшекурсниками помогал Татьяне Леонидовне пасти нашу буйную ораву в дороге), когда он увидал, как я, скромненько забившись в угол купе листаю эту книгу. И как дрожали его руки, когда он её листал. По моему, я опять что–то напортачил.. впрочем ладно. И книга и мой врождённый (или благоприобретённый?) талант к лицедейству сыграл свою роль, и оставшиеся два дня экскурсии куратор остальных моих одноклассников попросту не замечал. А я удостоился персонального приглашения по приезду в Москву посетить какую–то там студенческую конференцию. Спасибо, конечно, но…. не до того.

Но вернёмся к собственно экскурсии. Если просуммировать впечатления — то поездка мне, в общем, понравилась, даже с учётом несколько кривоколенного общения с одноклассниками. Нет, прошлое прошлым, но нельзя уж совсем отрываться от корней. А то застряну я между двумя временами как… цветок в проруби. Надо почаще в школе бывать, что ли?

Ну, это потом. Вот папа и остальными вернутся из Питера — тогда и здесь, в Москве версии 18–87 полегче станет. Сдадим Яше его банду малолетних преступников, по какому–то недоразумению именуемую «сыскной конторой» — тогда и о родной школе номер 1287 Ломоносовского района города Москвы можно будет вспомнить. Кстати, о малолетних бандита: их бимбаши, Сёмка, сегодня отрапортовал, что Виктор — который бригадовский компьютерщик, — отбыл, наконец, в Питер. Надёюсь, Никол не забыл дать нашим телеграмму — дело–то срочное, тут облажаться никак немыслимо.