Сергей Щепетов - Последний мятеж
– Тать косорукий! Чтоб тебя!! Мало тя брательник драл!! Ничо толком справить не можешь! – и снова палкой по покорной спине.
Ноги Свена дернулись еще раз и замерли. Дед Пеха заглянул в сруб, зачем-то понюхал воздух и засеменил, шоркая огромными лаптями, к остальным старикам. Там уже разгорался нешуточный спор:
– …и коников туды! Оне поганы, нам не потребны!
– Врешь, старый пень! Коники Велесовы – чисты оне!
– Сам ты гнилушка! То ж княжьи коники! Поганы оне, ни на чо не годны! Туда надо их!
– От греха подальше! Ить, скока сена жрать будут! А запряги-ка тако…
* * *Они сидели на груде бревен у недостроенного забора и смотрели, как смерды в селище грузят свои волокуши. Принять участие в сборах примакам не предложили. На Николая, похоже, напал «говорунчик» – результат стрессов последних дней. Он говорил, молол языком, понимал, что собеседник его не слушает, и все равно не мог остановиться:
– …прикидываю по аналогии: может быть, наш великорусский этнос, точнее, не он, а более ранний, киевский, действительно сложился, сросся из двух чужеродных и неравных половинок: массы славянского населения и пришлых викингов-варягов? Нет, я понимаю, что такая гипотеза существует давно. Ее, правда, не сильно любят, поскольку она не льстит нашему славянскому самолюбию. Но не это важно. Просто я подумал, что во всей, кажется, нашей истории всегда сохранялся огромный разрыв, прямо пропасть какая-то, между простым людом и власть предержащими. А началось это не с Петра Первого, как считают некоторые, а было заложено изначально. У других народов знать произросла из народной гущи, а у нас она пришлая. Уж больно логично получается: был некий субстрат, на нем угнездились чужаки-паразиты; со временем оно все сдвинулось и забылось, но стержневая идея: «мы – люди, а они – грязь под ногами» никуда не делась. Этакий толстый мягкий ковер, сплетенный из человеческих жизней. И по этому «ковру», чавкая кровью, ходят, бегают, скачут, на нем дерутся и пируют люди власти. Да, конечно, в истории я дилетант и, наверное, поэтому не могу понять, зачем Дмитрию Донскому понадобилось выгонять в поле на убой своих крестьян? Куликовская битва – гордость нашей истории, но я не врубаюсь: русские сражались «за» татар или «против»? Хан Тохтамыш был союзником русских: так кто с кем воевал?! Чего ради полегли несчитанные тысячи и «земля Московская опустела»? У меня напрашивается дилетантский ответ: чтобы сэкономить князю сотню-другую дружинников – профессиональных вояк! Они-то действительно представляют ценность, а смерды… Проходят сотни лет – и что? Может, я и не «семи пядей во лбу», но явно не самый глупый представитель своего народа и своей страны. Но почему, черт побери, я не могу понять, зачем царю-батюшке понадобилось гробить миллионы на фронтах Первой мировой? Зачем «варягу» – понятно, но «батюшке»?! Вот писатель Бушков выдвинул версию, что никакого татаро-монгольского ига не было – придумали его. Наверное, это «перебор», но готов согласиться, что сам народ этого ига мог и не заметить: как резали, так и режут; как грабили, так и грабят – что курносые, что раскосые…
Он посмотрел на Вар-ка и не заметил ни малейших признаков интереса к своим мудрым высказываниям. Николай обиженно хлюпнул простуженным носом и решил замолчать, но не удержался:
– Конечно, можно рассуждать и так: на краю европейской Ойкумены возник молодой этнос. Его специфика в том, что в силу ряда обстоятельств (в основном – природных!) взрослые и сильные соседи его не растащили и не съели. И обстоятельства эти самые простые: пустота на востоке и нулевая изотерма на юге и западе. Наш московитский этнос изначально был земледельческим, правильно? А заниматься земледелием в краях, где полгода лежит снег… Следовательно, можно считать, что московиты (или великороссы?) – это этнос тех, кто не смог или не захотел бороться за теплое место под солнцем и вынужден был уйти жить за нулевую изотерму. То есть туда, где зимой действительно зима. Других желающих не нашлось – наши предки заселили земли, на которые просто никто больше не зарился. При этом основная масса населения оказалась сознательно и подсознательно ориентирована на борьбу с природой, а не с себе подобными. Конечно же, на этом фоне «люди власти» (а они везде найдутся!) выглядят чужаками. Собственно говоря, борьба с природой ничем не хуже борьбы с соседями. По мне, так первое даже романтичней, но это прежде всего борьба с собой. Это терпеж, терпеж и еще раз терпеж! Терпеть убойную работу, терпеть голодное безделье, терпеть неизвестность завтрашнего дня, терпеть собственную беспомощность, неспособность что-либо изменить по большому счету. То ли дело – война! На лихом коне, да с мечом булатным, да в чистом поле…
Похоже, Николай сумел-таки преодолеть терпение Вар-ка:
– Послушай, Коля… Ты не мог бы, а? Впрочем, скорее всего, ты хочешь, но не можешь: так бывает. Но ты же не женщина – это они снимают стрессы таким способом. Если тебе неймется, думай над чем-нибудь полезным. В конце концов, это в твоей реальности болтается десяток могущественных артефактов, которые в активном состоянии способны менять ход истории.
– А над чем я должен думать?
– Над тем, что непонятно мне.
– Я готов! Чего ты не понимаешь, Вар?
– Почему они решились.
– Да что тут понимать-то?! Не может человек бесконечно терпеть издевательства!
– Ох, Коля, опять ты меришь своими мерками чужую реальность! Чтобы человек восстал против насилия, он, как минимум, должен осознавать себя человеком и понимать, что над ним творят насилие. Это же не человеки в твоем понимании, а первобытные общинники. Жизненный уклад для них – высшая ценность. Если в этом укладе элементы воинственности отсутствуют, то они могут сопротивляться только пассивно: сбежать или умереть с голоду, но уж никак не резать своих угнетателей. Ты заметил, что и князь, и дружинники даже мысли не допускали о возможном сопротивлении?
– Конечно, заметил, только наши смерды не такие уж примитивные – это тебе не какие-нибудь собиратели! Пожоги, сев, жатва: у нас даже термин такой есть – «подсечно-огневое земледелие».
– Это у вас – термин, а у них: Отец-небо и Мать-земля совершают соитие через огненную жертву (в смысле – пожог), потом внесение семени и результат – появление новой жизни, к которой они причащаются, поедая ячмень и репу. Или ты станешь утверждать, что деревья они жгут ради золы – прекрасного удобрения? Вспомни сказку нашего деда: и соха им известна, и плуг, но о них и говорить-то неприлично – «не по-божески» это! Вспомнил?
– Этого момента я, признаться, не понял.
– Разумеется! Потому что по твоей логике следует делать только то, что приносит пользу. Они же считают, что делать можно только то, что ПРАВИЛЬНО. А уж будет от этого польза или нет – дело второе.
– Да, конечно: до сознательного удобрения почвы они дойдут еще не скоро. Но… А как же все эти боги – Перун, Святовит, Велес и другие?
– Коля, Коля… Я же объяснял тебе, что в такие интимные тонкости посторонних не посвящают. Можно предположить, например, что этот пантеон для них не родной, а принесенный теми же варягами. Это монотеисты считают только своего бога единственно правильным, а нормальные язычники чужих богов не отвергают. Можно даже пойти еще дальше и предположить, что наши смерды норовят уйти не из-под княжеской власти, а из «зоны действия» их богов.
– Б-р-р! Все с ног на голову! Если так рассуждать… Значит, смерды терпят издевательства дружинников, потому что считают, что их боги сильнее собственных, – так, что ли? Для мужиков княжеские воины как бы «в своем законном праве» убивать и грабить, да?
– Не знаю, Коля. Можно, наверное, прожить среди них всю жизнь, но так до конца и не разобраться. В лучшем случае они придумают для чужаков упрощенную схему своего мировосприятия, чтобы, значит, с расспросами не приставали. Так или иначе, но убийство дружинников явно выламывается из их жизненного уклада.
– Как же оно выламывается, если решение было принято старейшинами – хранителями и блюстителями этого уклада? И, заметь, никакой паники, никаких искупительных жертв – как будто так и должно быть.
– Вот это меня и смущает! Получается, что у них как бы два права, два закона: один повседневный, а другой для чрезвычайных ситуаций. По-моему, это ненормально или, во всяком случае, необычно.
– Вар, вот ты пересказывал ваш последний разговор со Свеном… – вспомнил Николай. – Он ведь тоже как бы старейшина – хранитель дружинных, воинских традиций. И при этом как минимум дважды в жизни пошел на клятвопреступление. Разве это нормально? Тут нет никакой параллели с поведением смердов?
– Интересная мысль… Хотя у воинов, наверное, больше внутренней свободы, больше возможностей реализовать свои способности. Например – способность к предательству.
– Но не до такой же степени! Для них, наверное, клятва верности – это основа жизни. И не потому, что накажут, а потому что нарушивший ее сам перестанет считать себя человеком. Иначе как бы они воевали… до изобретения заградотрядов? То есть опять-таки получается как бы «двойная мораль». Что-то не так в этом мире, а? Это не может быть связано…