Владимир Романовский - Хольмгард
Тиун снова промолчал. Певунья была — похожа на прежнюю, а все-таки что-то в ней было новое, непонятное, может быть опасное. И смотреть по-другому стала, насмешливо. Ну, авось ничего, пообвыкнется.
* * *Дир подогнал лодку к берегу и велел Ротко вылезти в воду и вытащить судно на сухую землю до половины.
— Я не смогу. Я не такой сильный, как ты, — возразил Ротко. — Ты вон какой бык. А у меня телосложение артистическое.
Диру надоели выходки зодчего, отдаленно напоминающие выходки Гостемила. Одно дело Гостемил, представитель древнего вельможного рода, а другое — холоп, который, видите ли, не холоп, а военачальник смолильщиков.
— А я вот твое артистическое сложение сейчас в узел завяжу, — сказал он.
— Ты мне не грози, — возмутился Ротко.
— Не кричите вы так, — благоразумно вмешалась Минерва писклявым голосом.
— А чего он грозится? — пожаловался Ротко. — Я не холоп его!
— Ага, — сказал Дир многозначительно.
— И вообще непонятно, куда мы все время спешим и от кого прячемся, — заявил Ротко. — Ну его! Я вот сойду сейчас и пойду себе в город. Найду жилье, заработок, и буду ждать князя.
— Вот и прекрасно, — согласился Дир. — И иди себе.
— Ротко, я тогда с тобой пойду, — сказала вдруг Минерва.
— Нет, это лишнее.
— Нет, я пойду.
— Не ходи.
— Вот и идите оба, — насупился Дир. — Идите, идите. Очень мне нужно за вами присматривать!
— Я не беру тебя с собой, ты что! — сказал Ротко Минерве.
— Ну Ротко, ну миленький, ну возьми меня. Я тебе стирать буду, готовить буду. Ну, хочешь, я тебе хвелаш сделаю задаром, прямо сейчас?
Дир стянул сапоги, соскочил в воду и вытащил лодку на берег таким могучим рывком, что Ротко и Минерва где сидели в лодке, там и упали.
— Пошли вон оба, — сказал он.
— А чего это ты вдруг со мной хочешь идти? — спросил Ротко, поднимаясь и игнорируя Дира.
— Хочу.
— Почему?
— С тобой весело. С ним тоже интересно, — она кивнула в сторону Дира, — и вообще, и с Хелье тоже. Вы другие совсем. Не такие, чтобы старые и толстые, которые тайком от жен злобных хвелашиться идут. Те скучные и противные. А дома грязно, и родичи собачатся все время. А Зорец меня бьет все время.
— Какой Зорец? Кто такой?
— Сводник мой. А с вами не так. Вы другие какие-то. Веселые. И шумные, но шумите вы тоже весело.
— Сейчас заплачу от умиления, — сказал Дир. — Ротко, ты либо иди, либо оставайся.
— Я пойду.
— И я с тобой, — сказала Минерва.
— Нет, — ответил Ротко. — Впрочем, знаешь что? Хочешь ко мне в помощницы? И в ученицы?
— Хочу.
— А знаешь, что это такое?
— Нет.
— Я тебя буду зодчеству учить, а ты мне будешь помогать.
— Хочу.
— Она хочет, — сказал Дир.
— Ты тоже хороший, — уверила она Дира. — Но Ротко лучше.
— Вот и идите оба.
— Дир…
— Идите оба! — рявкнул Дир. — Дармоеды.
— Не кричи так, — сказал Ротко. — Если что, понадоблюсь я тебе, например, так дай знать в Краенной Церкви, я там бываю.
— Я так и знал, что ты греческому богу поклоняешься, — презрительно бросил Дир. — Иди, иди.
Минерва выбралась из лодки и подбежала на тощих ногах к Ротко. Ротко еще раз оглянулся на Дира, пожал плечами, и они ушли.
Оставшись один, Дир походил туда-сюда возле лодки, подобрал какой-то лист, порассматривал его, бросил, расстелил на земле сленгкаппу, сел на нее и стал дуться на весь мир. Он, видите ли, тоже хороший, но холоп лучше. Вот пусть холоп тебя и моет теперь, дура сопливая.
Через полчаса к берегу, шествуя степенно, но очень быстро, подошел Годрик в сопровождении двух женщин. Обе женщины понравились Диру. Обе в теле, одна простоватая, другая, возможно, знатного роду.
— Годрик, садись, бери весла, — сказал Дир. — Вечер добрый, женщины распрекрасные.
— Сие есть тот самый кошелька моего придержатель, о коем рассказывал я вам намедни, — представил хозяина Годрик, забираясь в лодку. — Как видите, он именно такой и есть.
— Что это он вам про меня рассказывал? — подозрительно спросил Дир, помогая сперва Белянке, а затем и служанке ее, забраться в лодку.
— Говорил, что ты добрый очень, — сказала Белянка.
— Но глупый, — добавила служанка.
Белянка дала ей подзатыльник.
— Не говорил он такого, — сказала она. — Он говорил, что ты не всегда полагаешься на разум, но больше на… на… Годрик, на что?
— На чувство долга, — подсказал Годрик.
— Вот, правильно.
Дир мрачно посмотрел на Годрика.
— Чем больше долгов, тем заметнее чувства, — пояснил Годрик с серьезным видом.
Дир вытолкал лодку в воду и залез в нее, сев между женщинами и Годриком.
— Ну, чего ждешь? — спросил он у Годрика. — Не наступи мне там на сапоги. Бери весла, поехали.
— Да, — сказал Годрик рассеянно. — А только я сидел в полуподвале как в темнице два дня…
— Как раз тебе случай размяться.
— … хочется подышать воздухом вольным, поозираться, мыслей благостных набраться. Тем более что гребец я, конечно же, неплохой, но ты ведь гораздо сильнее и ловчее. Если ты будешь грести, мы мигом приедем. А если я, то не вдруг. Да и не ел я ничего толком долгое время.
Холопы-то распустились как, подумал Дир, толкая Годрика в грудь. Годрик вывалился за борт. Женщины с испугом посмотрели на Дира.
Вынырнув, Годрик схватился за борт, подтянулся, перевалился, и сел, отплевываясь.
— Все понял? — строго спросил Дир.
— Все.
— Едем.
Годрик взялся за весла.
Вышли на середину реки, поймали течение, повернули на север.
— А почему Аскольд был мокрый, когда за нами пришел? — спросила Белянка, чтобы что-нибудь спросить.
— Аскольд? Какой Аскольд?
Годрик позади Дира закашлялся и два раза ударил серединой весла в край стьйор-борда.
— Ах, да, Аскольд, — вспомнил Дир. — Это он действовал по плану. За нами следили, так мы перебрались на лодке на другой берег, чтобы следящие тоже туда перебрались. А Хелье… то есть Аскольд… поплыл обратно.
— Вплавь? Через Волхов?
— Да, и к тому же половину пути под водой. Мешок кожаный с какими-то свитками скрутил туго, к сверду приладил, и поплыл. Он подолгу может не дышать, он такой, — гордясь другом, объяснил Дир.
— А теперь за нами следят?
— А это мы узнаем. Как увидим лодку, или драккар, так значит следят.
— А ты, Дир, родом откуда будешь?
— Из Ростова я, — ответил Дир с достоинством. — Самый упорный город, заметь, во всех землях славянских. Самый своенравный, и самый славянский. Ни варангов, ни печенегов. А сейчас я в Киеве живу, потому на службе у князя.
— Ты служишь киевскому князю? — с уважением спросила Белянка.
— Да. Я при нем военачальник.
— Это, наверное, очень почетно.
— Еще бы.
— А Киев — красивый город?
— Не очень. Красивый, конечно, но не как Ростов.
Вот дурак Годрик, подумал Дир. Полтора дня с ними просидел в одной комнате, обо мне рассказывал, а то, что я военачальник — не упомянул. И про Киев не сказал.
— А ты из хорошего рода, Дир?
— Конечно из хорошего, — заявил Дир. — Может и не такого высокого, как некоторые роды, — добавил он неприязненно. — Но хороший род. Крепкий.
— У тебя, наверное, есть старшие братья?
— Есть.
— А ты самый младший?
— Да. Откуда ты знаешь? Годрик сказал?
— Нет. Старшие братья из хороших родов обычно сидят на месте. А был ли ты, Дир, женат?
Это хорошо, что Годрик ей не рассказал, подумал Дир. Не имеет права такое рассказывать. Белянка повела тем временем бровью — Годрик за спиною Дира делал ей страшные глаза в сумерках.
— Был я женат, — сказал Дир грустно. — И была у меня наложница. Они очень дружили.
— Кто?
— Жена и наложница.
— Это интересно.
— Обычное дело.
— А как их звали?
— Светланка и Анхвиса.
— А которая из них была жена?
— Светланка, — сказал Дир.
Годрик у него за спиной хмыкнул.
— А? — спросил Дир, оглядываясь. — Нет, Анхвиса, понятное дело. А впрочем, может и Светланка. Годрик? Ну, это не очень важно. Совершенно не важно. Но женщины они слабые, вот что важно. И поэтому пришлось нам расстаться.
Служанка хихикнула, и Белянка дала ей подзатыльник.
— Но пусть они будут счастливы, — пожелал Дир. — А я с тех пор один, как перст. Вот, — он показал перст. — А я-то сам очень хороший муж. Я за женою, уж коли взялся, ухаживаю всегда и, заметь, в обиду не даю. Я ласковый очень, несмотря на сложение.
Служанка опять собралась было хихикать, но Белянка угрожающе на нее посмотрела.
— Эх, — сказал Дир. — Вот и звезды. Хорошо на реке нынче.
Он привстал, лодку качнуло, и женщины, сидевшие рядом, сбились на одну сторону. Служанка недовольно буркнула что-то и отсела от хозяйки. Этим воспользовался Дир и сел между женщинами.