Нэпман 1. Красный олигарх - Алим Онербекович Тыналин

Бауман помолчал секунду:

— Вот оно что… Крестовский добрался до верхов.

— Есть идеи?

— Возможно, — он снова сделал паузу. — Помните то досье на берлинского торгпреда? Которое вы придержали?

Я улыбнулся. Конечно, помню. Материалы о тайных встречах торгпреда с представителями «Круппа» я специально не использовал, берег для особого случая.

— Через час привезу, — сказал я. — Где?

— В моем кабинете, конечно же, где еще. Я предупрежу.

Повесив трубку, я повернулся к Котову:

— Василий Андреевич, поднимите документы по связям торгпредства с фирмами Крестовского. Особенно интересуют письма с личной подписью торгпреда.

Старый бухгалтер понимающе кивнул, доставая черную книгу.

— Глушков? — я опять посмотрел на союзника. — Вот как мы сделаем. По рабочим все решим просто, — я достал бланк телеграммы. — Срочная командировка на Урал. Для обмена опытом. Пусть Горюнов и его друзья собираются прямо сейчас. Поезд в двенадцать ночи.

— А если откажутся?

— Не откажутся. Намекните — есть информация об их прошлом. И лучше неделю провести на Урале, чем в другом месте, — я выразительно посмотрел на него.

— Понял, — Глушков усмехнулся. — А со статьей что делать?

— Свяжитесь с главредом, передайте в типографию, пусть печатают. Но утренний выпуск задержат на час. Якобы технические проблемы с ротационной машиной. А мы тем временем… — я достал из сейфа тонкую папку. — У нас есть свой материал для газеты. С доказательствами, что технология Крестовского это точная копия немецких разработок. И личной подписью германского инженера.

Величковский удивленно поднял брови:

— Но позвольте, когда вы успели?..

— Потом объясню, — отмахнулся я. — Главное, материал появится в той же газете, но на первой полосе. А статья Крестовского уйдет на третью. Глушков, передайте редактору, лично товарищ Каганович просил поставить наш материал в номер.

Когда все разошлись, я еще раз проверил документы. До встречи с Бауманом оставалось сорок минут, потом надо успеть к Кагановичу. Добролюбский организовал встречу в десять вечера в особняке на Малой Бронной.

Я набросил пальто и вышел на улицу. У подъезда ждал верный «Бьюик». Степан уже прогрел мотор.

— К Бауману, — скомандовал я, устраиваясь на заднем сиденье. — Потом на Бронную.

Автомобиль тронулся, взметая снег. Снег усилился, превращая московские улицы в зеркала, в которых отражались огни фонарей. Я смотрел в окошко и думал. Впереди важный разговор с человеком, который мог решить исход завтрашнего собрания.

Бауман поможет нейтрализовать Рыкова. А Каганович… что ж, пора использовать козырь, добытый через Добролюбского.

«Бьюик» остановился у черного входа в здание райкома. Бауман ждал меня в своем кабинете. Когда я вошел, он даже не поднял головы от бумаг.

— Значит, все-таки решили действовать через мою голову? — его голос звучал глухо. — Через Кагановича?

— Карл Янович, — спокойно ответил я. — Не хотел вас подставлять. Если что-то пойдет не так, вы окажетесь чисты.

Бауман нервно протер пенсне:

— Вы хоть понимаете, что делаете? Орджоникидзе вам этого не простит.

— Простит. Когда увидит результаты. А пока… — я достал папку с документами по «Демаг». — Вот, взгляните. Думаю, Рыков после этого дважды подумает, прежде чем выступать завтра.

Бауман просмотрел бумаги. Его пальцы слегка подрагивали.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Но учтите: если провалитесь, я вас знать не знаю.

— Разумеется, — я направился к двери. — И еще, Карл Янович… Спасибо вам. За все.

Он только махнул рукой.

Особняк на Малой Бронной встретил меня ярко освещенным фасадом. Добролюбский ждал у лестницы, нервно теребя галстук:

— Товарищ Каганович в рабочем кабинете. Только… — он замялся. — Вы обещали…

— Не беспокойтесь, — я похлопал по карману с негативами. — Все будет в порядке.

Каганович сидел за столом, заваленным бумагами. В свои тридцать пять он выглядел значительно старше, сказывалась напряженная работа.

Гладко выбритое лицо с характерными чертами, высокий лоб, зачесанные назад темные волосы. Цепкий, пронизывающий взгляд черных глаз из-под густых бровей. Полные губы плотно сжаты, придавая лицу выражение жесткой решительности.

Одет он был в простой, но безупречно сшитый темный костюм-тройку, белоснежную рубашку с твердым воротничком и строгий галстук. На лацкане малый значок члена ЦК. В петлице поблескивал орден Красного Знамени. Золотая цепочка от часов пересекала жилет, партийная элита позволяла себе такие детали.

Его движения были скупыми, выверенными, ни одного лишнего жеста. Когда говорил, слегка картавил, но эта особенность произношения только придавала его речи дополнительную убедительность. Каганович принадлежал к новому типу партийных руководителей, железных администраторов, пришедших на смену пламенным революционерам.

На столе перед ним стояли нетронутый ужин и графин с нарзаном. Настольная лампа под зеленым абажуром отбрасывала резкие тени, подчеркивая его характерный профиль с крупным носом и тяжелым подбородком.

— Присаживайтесь, товарищ Краснов, — он указал на стул. — Наслышан о вас. Особенно о ваших разногласиях с товарищем Крестовским.

Я не стал отрицать, а воспользовался возможностью все объяснить.

— Это не разногласия, товарищ Каганович. Это вопрос государственной важности.

Я разложил перед ним документы:

— Вот доказательства. Технология Крестовского ведет к катастрофе. Через три месяца начнут рваться снаряды и ломаться танки.

Каганович внимательно просматривал бумаги. Его цепкий взгляд выхватывал ключевые цифры.

— А это что? — он указал на папку с финансовыми документами.

— Доказательства связей Крестовского с иностранным капиталом. Вывод валюты через Ригу, тайные встречи с немецкими промышленниками.

— Интересно, — Каганович забарабанил пальцами по столу. — Очень интересно. И что вы предлагаете?

— Разрешите выступить завтра на собрании. Дайте мне пятнадцать минут.

Он долго молчал, разглядывая меня поверх бумаг. За окном прогрохотал трамвай.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Выступите. Но учтите: если ваши обвинения не подтвердятся, мы начнем расследование в отношении вас.

— Подтвердятся, товарищ Каганович. Каждое слово.

Когда я вышел из особняка, уже начало темнеть. Промозглый ветер гнал по мостовой обрывки газет. Впереди решающее собрание.

Глава 29

Закрытое собрание

После встречи с Кагановичем я вернулся в свой особняк в Архангельском переулке. Несмотря на важность предстоящего дня, спал как убитый, привычка, выработанная еще в прошлой жизни. Перед серьезными переговорами нужно обязательно выспаться.

Встал пораньше, в шесть. На улице только начало светать. Я поглядел на оранжевое небо.

Солнце еще не видно. Но