Государь - Алексей Иванович Кулаков
— Да! Вон еще один гриб, на пару саженей повыше!..
— Вот сам за ним и лезь. Я тебе белка, что ли?
— Отожрал задницу…
А еще Луша была (как это и полагается в ее возрасте) очень любопытной: за последние три седьмицы по давно заброшеному большаку мимо их с наставницей леса проследовало два больших отряда дворянской конницы, и не меньше десятка мелких отрядцев помещиков Дмитровского уезда, торопившихся куда-то вместе со своими боевыми холопами. Ныне же в ее любимую березовую рощицу заехал настоящий обоз из целой дюжины больших пароконных фургонов, и праведное возмущение наглыми чужаками (понаехали тут!) боролось в ней с разыгравшимся любопытством (а зачем приехали?!?) — и понемногу проигрывало в изначально неравной борьбе. Посидев среди зарослей березняка в обнимку с корзинкой и почувствовав себя в полной безопасности, будущая травница рискнула привстать и рассмотреть все получше. Рассмотрела, сначала подивившись обилию молодых девок в одинаковых платьях: а затем возмущенно охнула, преисполнилась праведного негодования к недорослям в холщовых одежках — потому что они своими топорами ободирали ее любимую березовую рощицу на предмет чаги[48] едва ли не вчистую, не тронув только самые высоко расположенные наросты.
— Сёмка, пустые мешки остались? Там кислицы насобирали просто ужас сколько, да корней накопали изрядно.
— Сейчас поднесу. Опять все фургоны до верха забьем, а сами пёхом потопаем…
А ей? А как же она? Луше что, теперь за ягодами и корнями за пять верст бегать по их милости, раз эти все ближние заросли обобрали? Сволочи!!! Возмущенно шмыгнув носом и целиком уйдя в подслушивание и подсматривание, лесная дева не заметила опасности для самой себя:
— Ай!..
О чем и пожалела, резко вздернутая за шкирку крепкой мужской рукой.
— Гля, старшой, какую я зверушку поймал!
Повиснув в воздухе тощей и неказистой тушкой, ученица знахарки первым делом испугалась, а вторым — приготовилась пустить слезу.
— Молодец, хвалю.
Тот, кто ее словил, стоял позади, и его видно не было. А вот начального человека она разглядела хорошо — первым же делом же подметив добротные сапоги и серебряные накладки на рукояти сабли. Которая висела на богатом оружейном поясе, охватываюшем крепкую одежку из темной и явно недешевой ткани.
— Кто такая?
Ощутив под ногами землю, будущая травница тут же дернулась убежать и пискнула от боли в заплетенной с утра косе, за которую ее и дернули обратно.
— Немая, штоль?
Подметив, как нетерпеливо шевельнулась нагайка в мужских руках, отроковица нехотя призналась, что она Луша, бедная сирота и ученица местной травницы.
— Лукерья, значит? Хм, у меня дочка твоя погодка… Калачик медовый будешь?
Старшой, оказавшийся аж целым десятником Постельничего приказа, для начала расспросил ее об окрестных лесах. Затем пожаловался на боли в пояснице, мимоходом поинтересовавшись наличием у наставницы какой-то грамотки-разрешения — и долго выпытывал, легкая ли у нее рука в лечбе.
— А то помнет какая неумеха, потом седьмицу скрючившись ходишь!
— Не, у наставницы рука верная.
Вздохнув, мужчина для вида посомневался, но все же решил чуток поправить здоровьишко, раз уж выпал такой удобный случай. Правда, сразу пойти у них не получилось — десятнику требовалось дождаться какую-то барышню Колычеву. Ну и ладно! Недоросли и девки в одинаковых нарядах, оказавшиеся служивыми Аптекарского приказа, поделились с ней подсоленной горбушкой свежего ржаного хлеба, жареной рыбкой и малой крынкой густого молока. А когда она, разомлев от сытости, попеняла им на то, что они-де обобрали ее личную рощицу и все окрестные леса — посмеялись, но обещали отсыпать лекарственной добычи. В общем… К моменту появления той самой Колычевой юная лесовичка оттаяла настолько, что болтала с чужими ей людьми без малейшего смущения.
— Ишь какая бойкая! И откуда только взялась.
— Из тех же ворот, что и весь народ!
— Га-га-га!!!
Кстати, боярышня Лушу совсем не впечатлила. Платье такое же как и у подручных девок, руки в царапинках, украшений нету… Разве что серьезная очень.
— Ну что, зверушка, веди в свое логово. Или вы с наставницей в норе обитаете?
— Ты чо, Сафрон, знахарки же в гнездах живут!..
— Ха-ха-ха!!!
Как и было обещано, ей щедро отсыпали и чаги, и ягод кислицы — но нести все это юной травнице было совсем не тяжело. Так как груз этот тащили на себе служивые, а ей только и оставалось, что указывать путь к дому да слушать их добродушные шутки. Довольно быстро показалась небольшая полянка, на которой возвышались два навеса из жердей и крытая корой и дерном крыша полуземлянки, в которой девочка жила столько, сколько себя помнила. А вот оружного татарина и еще одного коня с пустым седлом она совсем-совсем не помнила — хотя бы потому, что когда уходила за ягодами, их на полянке не было.
— Ну что, крыса старая, готово ли снадобье?
Услышав незнакомый голос из продыха[49] кровли, и почувствовав тяжелую мужскую ладонь на своем плече, ученица знахарки послушно остановилась. Собственно, она и не рвалась поперед барышни и ее сторожей, которые отнеслись к ней очень даже неплохо — а вот кто там в гости к наставнице пожаловал, еще поди разбери.
— Кто таков, чьих будешь?
Встрепенувшийся при виде новоприбывших всадник ухватился было за рукоять клинка — но тут же передумал, увидев изготовленный к стрельбе двуствольный пистоль.
— Ну? Аль те помочь язык развязать?.
— Керимкой кличут…
Продолжить татарин не успел, потому что из полуземлянки на свет божий вывалился его товарищ, уже с саблей наголо. По всему было видно, что спешил сердешный на диковинный самопал глянуть — потому что стоило второму постельничему сторожу вскинуть пистоль, как торопыга резко остановился и прямо-таки прикипел к огнебою глазами.
— Ты говори, не стесняйся. Так чьих будешь?
— Боярина Прокудина боевой холоп.
— Ты?
Опустив клинок к ноге, и задиристо выставив вперед пегую бороденку, второй мужчина обозначил себя как Евсевия, ближнего слугу ажно САМОГО боярина Прокудина. Который, между прочим, числится в друзьях-приятелях у дмитровского воеводы!.. Перестав целиться во всадника (что было воспринято тем как очень хороший знак), владелец дорогого оружия глубокомысленно хмыкнул и представился в ответ:
— А я, стало быть, холоп царский[50], десятник второй сотни Постельничего приказа Илья Ласкирев. Это…
Пистоль слегка качнулся стволами в сторону девушки, спокойно ожидающей чем же все закончится:
— Госпожа алхимик Аптекарского приказа барышня Колычева.
Побледневший еще после «холопа царского», боярский ближник со второго раза попал сабельным острием в