Афганский рубеж - Михаил Дорин
— Отмечаете? — спросил Енотаев и его взгляд сфокусировался на бутылке вина в руках Баги. — Мужики, ну вы уж если пьёте, то хоть что посерьёзнее. Мне вас стыдно за вино будет драть.
— А не, командир! Тут Саня Клюковкин на охоту сходил. Сразу двух газелей завалил! Просто афганский лев! — восхищался Мага.
— Клюковкин может. Или тебя теперь называть просто Ален Бельмондо? — посмеялся комэска.
Началось! Я ещё раз всем объяснил, что ничего у меня не срослось. Но толку не было. Ну, видит Бог, я старался!
— Всё, теперь к делу. Изучайте район. Возможно, предстоит в ближайшие дни нам туда слетать. Тщательно просмотрите рельеф, — положил на стол фотопланшеты комэска.
Думаю, все экипажи уже понимают, что предстоит очередная операция. Все спокойно просмотрели материал, задали уточняющие вопросы.
— Завтра придут ещё несколько вертолётов с экипажами. Эскадрильи продолжают расширять, — объявил начальник штаба.
Куда ещё больше, непонятно.
— Мы уже в одной палатке на постановку не помещаемся. А как нас кормить будут? Мы уже сами приборы моем. Дальше — питание в три смены, — развёл руками замполит Кислицын.
— Владимирович, ты не паникуй. Сказали, что столовую расширят. Официанток пригонят. Будет кому в попу… то есть, кому в полку накрывать, — в очередной раз оговорился начальник штаба.
Глеб Георгиевич частенько грешит такими фразочками. Не может он порыв мыслей сдержать. Вот они у него и льются.
Енотаев закончил с постановкой, объявив задачи и план перевозок на завтра. Перед тем как выйти, он подозвал к себе Батырова и вышел с ним на улицу.
— Клюковкин, пошли, сдашь мне медаль, — сказал начальник штаба.
— Глеб Георгиевич, она ещё не обмыта, — сказал я.
— Знаю. Вот завтра все вместе и обмоем. А пока сдавай. Под роспись и охрану, — ответил мне начальник штаба.
Мы вышли из палатки и направились к дому-бочке Боброва. Комэска продолжал что-то объяснять Батырову, но тот вращал головой. Опять Димон упёрся и не хочет слушать.
Следующий день был подготовительным к операции. Комэска на утренней постановке объявил, что завтра начнётся. Время и конкретные действия доведут только вечером. Пока что нас отправляли совершить несколько вылетов в районы, примыкающие к базе духов. Нужно было создать видимость того, что мы разворачиваем свои действия в других кишлаках и предгорьях Панджшера.
Такую задачу поручили и нашему экипажу.
В назначенное время стали запускаться, а группа на борт всё не прибывала. Двигатели уже загудели, а винты стали раскручиваться. Горячий воздух от несущего винта отбрасывается вниз и перемешивается с раскалёнными газами двигателей. Афганская жара окончательно пришла в Баграм.
— Едут, — указал Батыров вправо.
Недалеко от вертолёта остановился УАЗ «таблетка». Из него выскочили Сопин и ещё несколько бойцов. Самое интересное, что с пассажирского сиденья вылез товарищ Турин.
Заметно, что особист полностью экипировался. Одет в костюм КЗС. На груди трофейный «лифчик» с запасными магазинами, а на ногах — кроссовки. Чтоб не отличаться от остальных.
Группа запрыгнула в грузовую кабину, Сопин поздоровался с нами и предупредил, что они готовы лететь.
Взлетев с аэродрома, мы тут же отвернули в сторону Махмудраки. Близко к населённому пункту не подходили. Прикрытие из двух Ми-24 постоянно уходило вперёд, просматривая местность.
Сопин сел на место Карима и показывал направления, откуда завтра будут заходить войска.
— Основные силы у них в двух кишлаках, — указал он на карте, но мы и так их хорошо наблюдали.
Те самые Кубадхейль и Ибрахимхейль. На карте это были просто точки. А визуально в них было до полусотни домов в каждом. Все строения стоят плотно, уходя вверх по склону.
— Нет решения применить авиаудар? — спросил Димон, по внутренней связи.
— Бомбить никто не будет, — ответил Сопин.
— Никто же не знает, сколько там мирных жителей, — добавил я.
Игорь Геннадьевич указал на высохшее русло реки, которое уходит в горы, а потом резко исчезает в расщелине. Ширина между склонами там не более 100–200 метров. Пройти можно только по одному. Но это нам позволит прикрыться склонами и не попасть под огонь зениток и пулемётов. И уж тем более осложнит пуски ракет.
— Я всё посмотрел. А вы? — спросил у нас Сопин.
Мы кивнули. Батыров подал команду в эфир об окончании задания. Заняли обратный курс.
Приземлившись на аэродроме, товарищ Турин снова напомнил нам о конфиденциальности данного вылета. Мы ещё не успели двигатели выключить и винты остановить, а он уже бежал к машине. За ним приехал его УАЗ.
— Торопится куда-то, — предположил Димон, когда машина с Туриным уехал со стоянки.
— Ага. Сеанс связи у него с Кабулом, — заглянул в кабину Сопин.
Двигатели выключили, а несущий винт постепенно замедлялся, пока не остановился.
— Что скажете? — спросил Игорь Геннадьевич, когда мы вышли из кабины экипажа.
Бойцы Сопина ждали его на улице. Он сам сидел на скамье в грузовой кабине и просматривал карту.
— Геннадич, всё сделаем. Сложно, но десант мы высадим, — объявил Димон.
— А сами как дальше? Из этого ущелья выход только один — влево через долину. Вас духи обстреливать будут, — посмотрел на нас Сопин.
— Мы знаем, на что идём. Прикрытие будет работать. Эффект внезапности на нашей стороне. Прорвёмся, — ответил я.
Игорь Геннадьевич каждому пожал руку и вышел из кабины.
— Нави-Сафа. Мы так назвали объект. Там за горой это первый кишлак. Надеюсь, что мы успеем раньше захватить базу.
— Геннадич, а что тебе эти кишлаки? Там же всё агентура проверила. Население есть, а духов поблизости нет, — уверенно сказал Батыров, спрыгивая на бетон.
— Ну, пусть так. Очень бы хотелось, что агентура не врёт. До завтра, мужики, — попрощался с нами Сопин и ушёл с бойцами к «таблетке».
Пока Димон собирал снаряжение, я обошёл вертолёт и осмотрел его. Карим его заправил и пошёл проверять пулемёт в хвостовой части.
— Может ещё патронов взять? Немало ли будет 500? — спросил Сабитович, когда я подошёл к хвостовой части.
— Скажут, что не положено. Заявку писать. Или у тебя есть другие ходы? — улыбнулся я.
— У хорошего борттехника всё схвачено, — похлопал меня по плечу Карим.
Почему-то в этот момент, я захотел с ним серьёзно поговорить. Ведь комэска откуда-то всегда знал, что Батыров трусит, волнуется и
