Антон Шаффер - Арт-Джаз
Продолжение дискуссии Коротков слушать не стал, а двинулся по полю вперед, рассматривая какие-то ангары вокруг, тускло подсвеченные редкими фонарями. Багаж у него был с собой, а потому, отделившись от основной массы пассажиров, бросившихся искать свою кладь на движущейся ленте, майор прошел прямо к выходу.
Прежде чем покинуть здание аэровокзала окончательно, он достал свое командировочное удостоверение, чтобы еще раз поточнее уяснить адрес, по которому находилась забронированная для него гостиница. На талоне значилась улица Алмазная.
Не успели двери сомкнуться за спиной Короткова, как на него тут же налетела толпа местных бомбил, наперебой начавших предлагать ему свои услуги.
– Куда, шеф? – кричали они, перебивая друг друга. – Давай ко мне! С ветерком! В любой район!
Остановив свой взгляд на одном из частных таксистов, Коротков под недовольный гудеж оставшихся, направился к его машине.
– Куда ехать-то? – спросил водитель.
– Алмазная улица.
– Ого! – присвистнул таксист. – Это через весь город пилить в Первомайский! В копеечку влетит!
– А если точнее? – нахмурился Коротков, которому командировочные, конечно, выдали, но настолько смехотворные, что говорить о них серьезно не представлялось никакой возможности. – Сколько?
– Полторы тысячи.
– Да ты что? – Коротков даже опешил. На такие деньги он точно не рассчитывал. Но тут же понял, что водилы так накинулись на него, так как прилетел московский рейс, а значит, была возможность наткнуться на столичного обитателя, который не поскупиться.
– А чего? Ехать знаешь сколько? Да и райончик тот еще! Ты живешь что ли там?
– Да нет, гостиница там.
– Командировочный?
– Можно и так сказать…
– Ладно, за штуку доброшу. Больше скинуть не могу. Семью кормить надо – ты уж пойми. Да и за меньшие деньги никто не поедет. Это точно. Сто процентов. А транспорт в три часа ночи у нас не ходит. Уж не знаю как у вас там в Москве…
– У нас тоже не ходит, – перебил его Коротков, не дав развить любимую провинциалами тему. – Ладно, поехали.
Майор сел на переднее сиденье старой «шахи», и машина сорвалась с места. Ехать пришлось действительно долго, несмотря на то, что аэропорт находился практически в черте города. Поначалу оба молчали, но иркутский таксист явно любил поговорить, а потому, не сдержавшись, минут через двадцать полез к Короткову с расспросами:
– А какими ветрами к нам-то тебя забросило?
– По работе, – односложно ответил майор.
– Ааа, понятно. В первый раз?
– Да, не приходилось до этого.
– У нас вообще нормально. С зарплатами, конечно, не то, что у вас там, но жить можно. Правда, вот видишь, и по ночам подрабатывать приходится. Днем служба – ночью бомблю.
Они проскочили на красный.
– Ты бы поосторожнее, – посоветовал Сергей Иванович. – Штрафанут ведь.
– Не штрафанут, – весело засмеялся водитель, которого, кстати, звали Колей, как он сам и представился. – Своих не штрафуют!
– В смысле своих? – не понял Коротков.
– Да я мент, лейтенант, – добродушно признался Коля. – Участковым работаю.
Коротков с удивлением посмотрел на своего извозчика. Бывает же такое!
– Ну, значит коллеги, – чуть подумав, сказал он и назвался: – Майор Коротков Сергей Иванович. Следователь по особо важным делам.
– Да ну!? – будто не поверил Коля.
– Точно, – улыбнулся Коротков и продемонстрировал свое служебное удостоверение.
– Что ж ты сразу, майор, не сказал, что свой? – обрадовался Коля. – Тогда о деньгах забыли! Все! Со своих не берем.
– Ладно, разберемся. Далеко еще?
– Да нет, уже скоро. Так ты по работе, значит, к нам?
– По работе.
– Серьезное дело?
– Серьезное.
– Аааа…
На этом разговор прервался. Проскочив еще один перекресток на красный свет, Коля все-таки нарвался на гаишников. От обочины отделилась едва различимая фигура и мигающая палочка ясно указала, что Колиной «шахе» предписано притормозить, а ее хозяину – объясниться.
Коля остановился, прихватил с собой барсетку и вылез из машины. Напоследок он бросил Короткову:
– Я на минуту – свои же!
Уже секунд через тридцать Короткову стало ясно, что свои оказались не такими уж и своими. Коля суетливо начал шарить в маленькой кожаной сумке, которые в Москве вышли из моды уже лет десять назад, и что-то приговаривать при этом, то и дело кивая в сторону автомобиля. Коротков понял, что, скорее всего, таксист уже рассказывает стражам дорожного порядка о том, что в машине у него сидит майор из Москвы.
Гаишник проверил Колины документы и направился к «шахе». Поравнявшись с дверью со стороны Короткова, он постучал в стекло и жестом попросил опустить его.
– Вечер добрый, старший лейтенант Гунько, – представился он. – Выйдите, пожалуйста, из машины.
– А в чем, собственно, дело? – Коротков и не подумал шелохнуться.
– Ничего особенного. Формальная проверка.
Коротков достал удостоверение и продемонстрировал его гаишнику.
– Я все понимаю, – извиняющееся промямлил Гунько. – И все же, я вас прошу выйти из автомобиля.
Коротков пожал плечами и отстегнул ремень безопасности.
– Что происходит? – недовольно бросил он в сторону старшего лейтенанта, закуривая сигарету. – Я, по-моему, представился.
– Разрешите ваш общегражданский паспорт, – вежливо попросил гаишник.
Коротков, недоумевая, достал паспорт и не выпуская его из рук, показал нужные страницы.
– Мы можем ехать? Или у вас какие-то вопросы к водителю?
Краем глаза Коротков заметил, что в машине гаишников, спрятанной за деревьями, сидит еще, как минимум, два человека, в руках которых зажаты автоматы. Он понял. Видимо, идет какая-нибудь операция, вроде «Перехвата» или еще чего-нибудь в том же роде.
– Ловите кого-то что ли? – решил таки спросить майор.
– Так точно, Сергей Иванович. Приказано останавливать все такси из аэропорта и в аэропорт. Вашего, кстати, ловим -то. Нежданова какого-то.
У Короткова аж сердце в груди подпрыгнуло.
– Нежданова? А чего меня так долго проверяли? Я похож что ли?
Коротков прекрасно знал, что с Аликом Неждановым у него нет ровным счетом ничего общего – просто два разных человека.
– Да откуда я знаю, – неожиданно сообщил Гунько. – Нам из Москвы все никак фоторобот не дойдет. В слепую работаем. Останавливаем, документы проверяем. На удачу, короче.
Коротков выматерился про себя. В этот момент он был готов растерзать Прошина, который клялся и божился, что все запросы сделал, и всю необходимую информацию в Иркутск отправил. Выходит, что ни черта он не сделал, затянув как обычно.
– Ну что ж, тогда удачной охоты! – пожелал на прощание Коротков и пошел обратно к машине. Коля засеменил за ним, что-то бормоча себе под нос. Когда они сели и тронулись с места иркутского участкового как прорвало:
– Нет, ну надо же! А!? Своих трясут! Да если бы я при исполнении был, я бы из них сам всю душу вытряс! Тоже мне, менты – стоят весь день на обочине бабки сшибают!
Последнее Коля произнес с таким чувством досады и обиды на жизнь, что Короткову показалось, что переживает Коля отнюдь не за иркутских автолюбителей, которым приходится отстегивать из своего кармана по поводу и без повода, а за себя самого, у которого нет такой уникальной возможности подзаработать.
За окном, тем временем, потянулись кирпичные пятиэтажки с покатыми крышами, которых в Москве следователь никогда не видел. Справа пронеслась стоящаяся многоэтажка вполне себе элитного вида. Людей на улице не наблюдалось.
Коля затормозил возле невысокого здания, на котором в темноте с трудом читалась надпись «Гостиница».
– Приехали, – сообщил он.
– Спасибо, Коль. Возьми пятьсот рублей. – Коротков протянул деньги.
– Да что ты! – запротестовал тот.
– Бери, бери. – Майор открыл бардачок и бросил в него купюру. – Все, бывай!
Глава 10
Следующие два дня Арт прожил как во сне. Спать он не мог, так же как и есть. Да и вообще двигаться. Все тело словно парализовало. Он лежал с закрытыми глазами, то забываясь тяжелым сном, то вновь возвращаясь в реальность, которая черной пеленой нависала над ним и днем и ночью.
Каждый короткий сон заканчивался одним и тем же – Арт просыпался в поту, чувствуя, что по щекам текут слезы. Они текли непроизвольно, и их было так много, что это было даже удивительно. Но самое странное было то, что, несмотря на все эти внешние проявления эмоций, в нутрии у Арта была пустота. Он пытался почувствовать раскаяние, но его не было. Вот только перед глазами постоянно маячило лицо Горшкова, искаженное болью предсмертных страданий.
В сам момент казни Арт не видел этого лица – он был в состоянии аффекта, а потому ему казалось, что стреляет он в пустоту. Но теперь образ казненного преследовал его, не давая спокойно жить.
