Чиновникъ Особых поручений - Алексей Иванович Кулаков
— Кто-нибудь видит Шиллинга?..
Потерявшийся офицер тут же нашелся сам: в полусотне метров лениво цокала копытами двойка меринов, запряженная в траурно-черный фиакр, в котором и восседал суровый штабс-капитан. Короткая команда, небольшая суета с кофрами, и свита Великого князя начала загружаться согласно диспозиции — вызвав у роящейся неподалеку стайки мальчишек-оборванцев недовольные гримассы, ведь на их глазах исчезала надежда заработать на приезжих пару-тройку монет. Выпросить или своровать тоже было без вариантов: уж больно подозрительно смотрели на них все эти господа… Хотя, кое-кому все же повезло!
— Кровавая битва в Судане!.. Множество погибших с обеих сторон! Горы трупов!!!
Прислушавшись к заунывным воплям мелкого распространителя французской прессы, светловолосый мсье подозвал его к экипажу, где выкупил сразу пару свежих газет с заголовками о победе английского генерала Китченера над каким-то злобным суданским бандитом Омдурманом. Увы, но особых подробностей этого эпичнейшего сражения босоногий коммерсант не знал, компенсируя сей недостаток развитым не по годам воображением, и отлично подвешенным языком.
— Поехали!
Довольные извозчики один за другим стронули свои повозки, покатив щедрых пассажиров по указанному адресу — удивляясь про себя, что могло понадобиться целой компании столь приличных мсье в нищем и грязном поселке рыбаков, расположенном в далеких пригородах Порт-Кале… К счастью, до цели небольшая кавалькальда экипажей так и не добралась: на очередном перекрестке чумазый юнец кинул в Шиллинга обломок кирпича, завернутый в несколько слоев бумаги — и ведь попал, шельмец, угодив прямо в живот! Обложив сбежавшего гаденыша малым лейб-гвардейским загибом с кое-какими «измайловскими» дополнениями, офицер присмотрелся к снаряду, после чего быстро скомандовал общую остановку, оперативно доставив мятое послание августейшему предводителю их небольшого отряда. Небольшое совещание, пара новых приказов — и вскоре три повозки вновь бодро заскрипели колесами, катясь в направлении портовых складов. Чем ближе были грузовые причалы, тем сильней чувствовалось их «дыхание»: характерный запах стухшей солонины в бочках, свежей и не очень рыбы, гниющих на побережье водорослей — и конечно, вездесущая угольная пыль, забивающая нос, глаза и противно скрипящая на зубах. Ее источником был покрытый копотью и сажей балкер, доставивший в Порт-Кале партию хорошего английского кардиффа — который как раз разгружали снующие как муравьи чумазые грузчики, таскающие по широким мосткам большие плетеные корзины. На берег полные, покряхтывая и сгибаясь под их тяжестью так, что голова упиралась подбородком в грудь, обратно — пустые, успевая немного передохнуть и отдышаться перед новым «рейсом»…
Заметно ближе к портовым лабазам стоял небольшой пакетбот, в трюм которого опускали партию мешков с кофе — и совсем близко к низеньким строениям колыхались на ленивых волнах сразу полдесятка баркасов. С них перекидывали на берег свежий улов, где крикливые мужчины и женщины сноровисто потрошили и раскладывали его по ящикам и корзинам для последующей продажи… Вдалеке поблескивали на солнце длинными рядами иллюминаторов два белых парохода, один из которых как раз принимал на борт пассажиров: другой же совсем наоборот, расставался с ними, выпуская путешественников сразу по двум массивным трапам. На морской глади виднелось еще несколько суденышек, усердно дымящих трубами в направлении Порт-Кале… Собственно, причалы самого близкого к островной Великобритании порта никогда не пустовали — что позволяло любителям чужих архивов в случае нужды довольно быстро покинуть пределы прекрасной ля Бэлль Франс. Судя по благородной задумчивости Его императорского величества, именно эта мысль и крутилась в его голове, когда дорогу первому из экипажей преградила троица портовых работяг — при виде которых Шиллинг тут же непроизвольно схватился за верный парабеллум. Те тоже выглядели не самым дружелюбным образом, но за оружием тянуться не спешили: оглядев повозки, стоящий впереди мужчина недовольно скривился, потер не раз ломаный нос и «поздоровался»:
— Почему вас так много?!?
Штабс-ротмистр в дискуссию благоразумно вступать не стал, уступив честь общения с припортовой швалью князю Агреневу. Тот же, услышав претензию, ровным тоном переадресовал ее обратно:
— Потому что вы сами потребовали, чтобы вся сумма была в банкнотах мелкого достоинства. Эти господа просто носильщики кофров с деньгами…
«Господа» с разной степенью достоверности изобразили обычных гражданских штафирок, вцепившись мертвой хваткой в увесистую кладь — к которой моментально прилипли и взгляды «комитета по встрече».
— Возле меня сидит человек, имеющий хорошее представление об украденных вами бумагах: именно он будет проверять их подлинность. Присутствие Великого князя вы сами поставили непременным условием — но если в нем нет необходимости, то он тот час нас покинет?..
— А ты, и этот болван с оружием⁈
Ласково улыбнувшись, блондин поправил рукава своего пиджака и пояснил:
— Мы свита Его императорского высочества, и наше присутствие не обсуждается. Итак, куда нам далее?
Однако обладатель выдающегося шнобеля не торопился: вновь оглядев экипажи и переглянувшись с подпирающими его со спины сообщниками, он ткнул пальцем в Шиллинга, и потребовал:
— Пусть отдаст револьвер! И остальные, у кого есть!..
— Что?!!
Погасив взглядом моментально вскинувшегося офицера, князь Александр вновь приятно улыбнулся:
— Мы выполнили все ваши условия, приехали с деньгами в указанное место и готовы к обмену. Оружие останется при нас: не сомневаюсь, что у вас его больше, так что несколько револьверов особой угрозы не составят… К слову, господа, вы вообще — кто? Пламенные рэволюционэры, или благородные разбойники?
Видя, что ему не спешат отвечать, переговорщик разочарованно констатировал:
— Понятно: обычные воры, которым просто повезло.
Один из троицы, уже давно красневший лицом и шеей, не выдержал и взорвался, непроизвольно ухватив выпирающую из-за пояса рукоять ножа:
— Ты!!! Мы боремся за равные права и справедливость для всех французов! А вот такие как ты, аристократик, всего лишь пережиток прошлого, но ничего: гильотина… Хэк!
Слегка перекосившись после резкого тычка в живот, проговорившийся мужчина отступил за спину соратника и уже оттуда начал сверлить классового врага злобным взглядом.
— О, Второй интернационал[5]? Или вы анархисты?
Скривившись так, словно у него разом заныли все зубы, «шнобеленосец» тихо рыкнул:
— Хватит вынюхивать! Катитесь к тому проходу…
Подождав, пока пыхтящий от злобы Шиллинг усядется в передовое ландо,
