Уилбур Смит - Раскаты грома
Хотя Шон не возражал против свадьбы в синагоге, он категорически отказался от небольшой болезненной операции, которая позволила бы ему это. Его робкое предложение Руфи перейти в христианство было отвергнуто столь же категорически. Наконец был найден компромисс, и Бен Голдберг убедил местный магистрат провести в столовой Голдбергов гражданскую церемонию.
Бен Голдберг вручил Шону невесту, и ма Голдберг всплакнула.
Руфь в творении Ады из зеленого атласа и мелкого жемчуга была великолепна.
Буря в миниатюрной копии маминого платья умудрилась во время церемонии подраться с другими девочками, несущими цветы. Майкл, шафер, вел себя с большим достоинством.
Он погасил мятеж девочек с цветами, вовремя предоставил обручальные кольца и подсказывал жениху, когда тот запинался и забывал нужные слова.
Прием на открытом воздухе посетило множество друзей и деловых партнеров Голдбергов и половина населения Ледибурга, включая Ронни Пая, Денниса Петерсена и их семьи.
Гаррика и Энн Кортни не было. Они не приняли приглашение.
Яркий солнечный свет благословил этот день, лужайки были ровными и зелеными, как дорогой ковер. На них стояли длинные складные столы с приготовленным на кухне Голдбергов и продукцией их пивоварен.
Буря Фридман переходила от одной группы гостей к другой и задирала юбки, чтобы похвастать розовыми лентами на панталонах, пока Руфь не поймала ее на этом.
Впервые попробовав шампанское и сочтя, что оно ему по вкусу, Дирк за кустами роз выпил шесть полных бокалов, и его стошнило. К счастью, Майкл нашел его раньше Шона, увел в одну из комнат для гостей и уложил в кровать.
Держа Руфь под руку, Шон разглядывал свадебные подарки. Они произвели на него впечатление. Потом он ходил между гостями, пока не наткнулся на Яна Паулюса, и устроил с ним серьезную политическую дискуссию. Руфь оставила их за этим занятием и отправилась переодеваться к отъезду.
Букет поймала самая красивая и светловолосая из девушек Ады, перехватила взгляд Майкла и так покраснела, что ее лицо стало алым, как гвоздики, что она держала в руке.
Под гул одобрительных замечаний и дождь конфетти вернулась Руфь и – королева, восходящая на трон, – села рядом с Шоном в «роллс-ройс». Шон, в пыльнике и очках, взял себя в руки, пробормотал обычные инструкции и пустил «роллс» вперед. Машина, словно дикая лошадь, ставшая на дыбы, повернулась на задних колесах и понеслась по подъездной дороге, расшвыривая гостей и гравий. Руфь отчаянно вцепилась в шляпу со страусовыми перьями, и под крики Шона «Тпру, девочка!» они направились по дороге через долину Тысячи холмов к Дурбану и морю и исчезли в высоком облаке пыли.
Глава 74
Три месяца спустя, забрав по пути у ма Голдберг Бурю, они возвратились в Лайон-Коп. Шон поправился, у обоих на лицах было довольное выражение, какое бывает только у пар, вернувшихся после успешного медового месяца.
На передней веранде и в пристройках Лайон-Копа лежали груды свадебных подарков, мебель и ковры Руфи и дополнительная мебель и занавеси, купленные в Дурбане. Руфь с Адой занялись распаковкой и размещением. Тем временем Шон затеял объезд своих владений, чтобы определить, насколько они пострадали из-за его отсутствия. И почувствовал легкое разочарование, когда обнаружил, что Майкл без него успешно со всем справился. Плантации были подрезаны и очищены от подлеска, большое черное пятно в центре почти исчезло под рядами новых саженцев, рабочие в полтора раза повысили производительность труда благодаря новой схеме оплаты, разработанной совместно с бухгалтером, – эта схема учитывала инициативу работника. Шон прочитал Майклу нотацию на тему «не считай себя слишком умным» и «сперва научись ходить, а потом уж бегай» и закончил несколькими словами похвалы.
Подбодренный этим, Майкл однажды вечером, когда они были одни в кабинете, обратился к Шону. Шон благодушествовал – он только что пообедал огромной порцией жареного филе, Руфь наконец согласилась на то, чтобы он удочерил Бурю и поменял ей фамилию на Кортни, а в перспективе была встреча с Руфью в двуспальной, впору Гаргантюа, постели, как только он допьет свой бренди и выкурит скатанную вручную гаванскую сигару.
– Заходи, Майкл. Садись. Выпей, – радушно приветствовал его Шон, и Майкл почти вызывающе пересек персидский ковер и положил на стол перед Шоном толстую стопку листов бумаги.
– Что это? – улыбнулся ему Шон.
– Прочти и увидишь.
Майкл сел в кресло в углу комнаты. Все еще улыбаясь, Шон взглянул на заголовок на первом листе.
«Предварительная оценка и общий план фабрики по добыче танина. Ферма Лайон-Коп».
Улыбка исчезла. Он перевернул страницу и начал читать, все сильнее хмурясь. Закончив, он разжег погасшую сигару и пять минут сидел молча, приходя в себя от неожиданности.
– Кто тебя надоумил?
– Никто.
– Куда ты будешь продавать экстракт?
– Страница 5. Там перечислены рынки сбыта и средние цены за последние десять лет.
– Такая фабрика требует в год двадцать тысяч тонн коры. Если мы засадим каждый фут Лайон-Копа и Махобос-Клуфа, все равно дадим не больше половины.
– Остальное получим с земель, которые купим в долине – мы сможем предложить лучшую цену, чем Джексон, потому что сэкономим на перевозке в Питермарицбург.
– Кто будет руководить фабрикой?
– Я инженер.
– Только на бумаге, – сказал Шон. – Как с водой?
– Построим дамбу на Бабуиновом ручье выше водопадов.
Целый час Шон задавал вопросы, выискивая слабые места плана. Его возбуждение росло – Майкл спокойно отвечал на все его вопросы.
– Хорошо, – наконец признал Шон. – Ты подготовился на славу. Теперь ответь мне еще на один вопрос. Где ты найдешь семьдесят тысяч фунтов, чтобы организовать все это?
Майкл, словно в молитве, закрыл глаза, упрямо выставив подбородок. И Шон вдруг удивился, почему раньше не замечал в чертах сына этой силы, этой упрямой фанатичной одержимости. Майкл снова открыл глаза и спокойно заговорил:
– Заем в двадцать пять тысяч под залог Лайон-Копа и Махобос-Клуфа, столько же – под залог фабрики, остальное – за счет выпуска и продажи акций.
Шон вскочил со стула и заревел:
– Нет!
– Почему? – Все так же спокойно и разумно.
– Потому что я полжизни прожил в долгах вот по это место! – Он чиркнул ладонью по горлу. – Потому что наконец освободился от долгов и больше не намерен в них залезать. Потому что я знаю, что значит иметь больше денег, чем нужно, и мне это не нравится. Потому что я доволен тем, как обстоят дела сейчас, и не хочу снова хватать за хвост льва и ждать, что он повернется и вцепится в меня когтями! – Он замолчал, тяжело дыша, потом крикнул: – Потому что деньги принадлежат тебе, но в еще большей степени ты начинаешь принадлежать деньгам. Потому что я не хочу снова становиться богатым!
Стройный и быстрый, как леопард, Майкл вскочил с кресла и ударил кулаком по столу. Он гневно смотрел на Шона, покраснев под загаром, и дрожал, как вонзившаяся в цель стрела.
– Ну, тогда я сделаю это сам! Мой план не нравится тебе исключительно тем, что он разумен, – выпалил он. Шон удивленно посмотрел на него и возобновил спор.
– Если ты своего добьешься, тебе это не понравится! – кричал он, а Майкл не уступал ему в громкости:
– Позволь мне судить самому!
Тут дверь кабинета отворилась. На пороге стояла Руфь и смотрела на них. Они походили на двух бойцовских петухов с встопорщенными перьями.
– Что тут происходит? – спросила она.
Шон и Майкл виновато посмотрели на нее и медленно начали остывать. Майкл сел, а Шон неловко кашлянул.
– Мы просто обсуждаем дела, дорогая.
– Вы разбудили Бурю и едва не сорвали крышу. – Она улыбнулась, подошла к Шону и взяла его за руку. – Почему бы не отложить на завтра? Сможете продолжить дискуссию в двадцати шагах с пистолетами в руке.
Пигмеи лесов Итури охотятся на слонов крошечными стрелами.
Когда стрела попадет в добычу, они неторопливо и упрямо следуют за слоном, ночуют у груд слоновьего помета, пока яд не доберется до сердца животного и не свалит его. Майкл вогнал острие своей стрелы глубоко в плоть Шона.
Глава 75
В Лайон-Копе Руфь нашла счастье, которого не ожидала и которое не считала возможным.
До сих пор ее существование определял и ограничивал любящий, но строгий отец, потом такой же Бен Голдберг. Несколько счастливых коротких лет с Солом Фридманом теперь казались эфемерными, как воспоминания детства. Руфь всегда была укутана в кокон богатства, окружена социальными табу, стреножена мыслями о достоинстве семьи. Даже Сол обращался с ней точно с хрупким ребенком, за которого нужно принимать все решения. Жизнь была спокойной, упорядоченной, но смертельно скучной. Дважды она восставала против нее: первый раз, когда бежала в Преторию, второй – когда пошла к Шону в госпиталь.
Скука была ее постоянной спутницей.
