Сергей Мавроди - Тюремные дневники, или Письма к жене
Ну, все и завертелось. — А подругу эту его? Манекенщицу? — Так уж получилось. Что она там тоже в тот момент оказалась. Кричать начала.
Куда было деваться? — Слушай, Толь, а почему вы с курганскими воевали? — Да они вообще со всеми воевали! Со всей Москвой.
Курганские — это наши же, ореховские. Просто группа, от нас отколовшаяся. — Как ваши? Так они не из Кургана разве приехали? — Это наша группа. Просто люди из одного города. А так они сначала у нас были. — А Витю ты такого знаешь? (Я называю фамилию Вити, моего бывшего сокамерника по Матроске.) — Нет. — А Андрея, он над нами сидел, в 2–5–4? У него двадцать четыре с половиной года особого. — Андрея знаю. Я с ним здесь в одной камере сидел. — Слушай, а вот у Вити семнадцать с половиной лет особого. Значит, на нем тоже убийства, наверное, есть? Чем он там, скорее всего, занимался-то? А то мы как-то с ним на эту тему не говорили. — Если семнадцать с половиной лет особого — наверняка был исполнителем. — Киллером? — Да, причем серьезным. При таком сроке — наверняка. (Витя??!!)
Р.S. Кстати, жена Максима Борисовича (так зовут нашего третьего сокамерника — антиквара с шашкой) работает, оказывается, главным экспертом в Российской торгово-промышленной палате по чаю, кофе, какао и шоколаду. Так вот, лучший чай — «Майский». Туда в свое время все старые советские специалисты ушли. А лучшее какао — фабрики «Красный Октябрь». Все же западные сорта, поступающие к нам сейчас — полное барахло. К тому же, все они, как правило, вовсе не «западные», а в лучшем случае — румынско-польско-болгарские. Вот так. Хотите верьте — хотите нет! За что купил — за то и продаю.
27 июня, пятница
Толин суд из-за болезни судьи перенесен на восьмое июля.
Соответственно, до этой даты с Солдатом он не увидится. Ладно, подождем. — Интересно, как нас вообще судить будут? — вслух размышляет Толя. — Сейчас по новому УПК свидетели обязаны лично выступать. На судебных заседаниях. А у нас с начала дела уже четыре свидетеля умерли… («Умерли»?.. Хм!..)… Я не представляю, как теперь остальные выступать будут. — А как до этого выступали? — спрашиваю я. — До этого личного присутствия не требовалось. Просто их показания на суде зачитывались и все. А теперь новые правила ввели. Свидетели сами наверняка еще про это не знают. — А на тебя кто-нибудь показания давал? — Да был там один бизнесмен. Козел рогатый. Но он потом очень плохо кончил. С ним некоторые нехорошие вещи случились…
Между прочим, помимо четырех свидетелей, в самом начале следствия погиб еще и руководитель их следственной группы. («Генерал из Генеральной прокуратуры».) Был застрелен прямо на улице по пути на работу неизвестным молодым человеком, чрезвычайно похожим на Толю, который на тот момент уже находился в розыске. («Они вначале были уверены, что это я. Пока не разобрались…») Вечером Толя и Максим Борисович обсуждают со знанием дела разные системы стрелкового оружия и, в частности, пистолетов. Их сравнительные характеристики, достоинства и недостатки и пр. Поскольку оба, судя по всему, являются в этой области фактически профессиональными экспертами (правда, по разным причинам), разговор получается очень содержательным. Оказывается, обычный ПМ — это практически идеальное оружие для города. Пуля может использоваться безоболочная — кусочек свинца со смещенным центром тяжести. При попадании в человека, пуля начинает «гулять» по телу, что существенно увеличивает эффективность поражения. Дальность боя сравнительно небольшая, но для города много и не требуется. Зато при выстреле в помещении пуля практически не рикошетит. В отличие от того же ТТ. Пистолет сам по себе достаточно компактен. Очень неприхотлив. («Хранить можно, где угодно. На чердаках, в подвалах. Он даже, если и заржавел весь, все равно стреляет. Если, скажем, любой другой пистолет где-то на чердаке лежал — его обязательно проверять надо. В лес ехать. Он может выстрелить, а может и нет. А ПМ проверять не надо. Взял и пошел.
Шкуркой почисти поверхность — и все. Можно быть уверенным, что выстрелит».) Есть, впрочем, и недостатки. — Обойму одной рукой не сменишь. Ее второй рукой вытаскивать надо. А если тебя в руку ранят?
— Плюс флажковый предохранитель, — добавляет от себя Максим Борисович. — Неудобно левой рукой переключать. Зато у ПМ стволы взаимозаменяемы. Можно ствол просто выбросить и новый с другого ПМ поставить. — Да? — удивлено переспрашивает Толя. — Этого я не знал.
Далее разговор плавно переходит на глушители. — Да некоторые вообще ничего не понимают! — рассказывает Толя. — Просто удивительно.
Пистолет у него и так слабенький, а он еще и глушитель на него огромный ставит. Помню, мы с пацанами охраняли в больнице одного моего приятеля. Чтобы его там не добили. Так в него стреляли из совсем слабого пистолета (Толя называет марку) с аж тридцатисантиметровым глушителем. Поэтому-то и не убили, а только ранили. Два огнестрельных ранения в голову. Пули череп не пробили, а по касательной ушли. — И как же вы охраняли? — интересуюсь я. — Как-как!.. В коридоре сидели. С автоматами. Сестры и врачи заходят, косятся — у нас прямо на столах автоматы лежат. — И что, так никто и не сообщил никуда? Из всей больницы? Из всего персонала? — простодушно удивляюсь я. — А как сообщишь? Попробуй, сообщи, — усмехается Толя.
28 июня, суббота
История с гражданским иском (я в свое время писал об этом) продолжается. Сегодня мне под расписку вручили «Заявление об увеличении исковых требований». С 265 635,34 руб. до 268 897,08 руб.
Иными словами, гражданка N пришла к выводу, что сумма в 265 635,34 руб. (двести шестьдесят пять тысяч шестьсот тридцать пять рублей тридцать четыре копейки) в качестве компенсации за потраченные ею в свое время на акции МММ свои кровные 130 руб. (сто тридцать рублей) будет совершенно недостаточной. И решила увеличить ее до 268 897,08 руб. (двухсот шестидесяти восьми тысяч восьмисот девяноста семи рублей восьми копеек). То есть аж на 3261,24 руб. (три тысячи двести шестьдесят один рубль двадцать четыре копейки). (В заявлении, впрочем, указано: увеличить «на 404 016 руб.». Откуда взялась эта цифра — для меня загадка. Впрочем, неважно. На фоне всего остального бреда эта мелкая деталь малосущественна.) В подтверждение этих своих новых требований прилагаются:
1. Письменные доказательства на семи листах. С многочисленными ссылками на разного рода Постановления, Законы и прочие документы, вплоть до ст. 14 Европейской Международной Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950 г.: «Пользование правами и свободами, признанными настоящей Конвенцией, должно быть обеспечено без какой-либо дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или любым иным обстоятельствам».
2. Копия доверенности. 3. Копия пенсионной книжки (3 экз.) 1. Копия Постановления Правительства Москвы. 2. Копия статьи «Iностранец». 3. Копия справки из РУСЗН (3 экз.). 4. Копия свидетельства о смерти (3 экз.). 5. Копии договора купли-продажи квартиры (3 экз.). 6. Копия медицинской справки (3 экз.). 7. Копия свидетельства о браке. 8. Копия выписки из домовой книги. 9. Вырезка из газеты о недвижимости. 10. Письмо Кореневой. 11. Расчеты на 5 листах (3 экз.). И только…
Во времена Пушкина в таких случаях выражались проще: «Не хочу быть царицею, хочу быть владычицей морскою». В письме Кореневой Н.Я. есть, между прочим, и такой пассаж: «Муж в порыве гнева подошел к шкафу, достал сертификаты акций и на наших глазах изорвал в клочья».
Мне сразу же живо вспомнился Булгаковский управдом, читающий «потрясающее по силе художественное описание на десяти страницах кражи пельменей из кармана висевшего на вешалке пальто».
Р.S. Из окна моей камеры, кстати, виден двор находящегося рядом сумасшедшего дома. Каждый день его пациенты чинно гуляют там, попарно взявшись за руки. Чувствую, еще совсем немного, и я тоже к ним присоединюсь.
29 июня, воскресенье
День в общем-то пустой. Если не считать совершенно удивительного шмона. «Все выходим из камеры с вещами!» Все начинают собирать вещи.
Я лихорадочно запихиваю все свои бумаги в конверт, заклеиваю его и торопливо надписываю: «Жалоба, адресованная Уполномоченному по правам человека в РФ…» и т. д. От волнения и спешки путаю текст, зачеркиваю, переписываю снова. Черт! Заранее не мог приготовить!
Фу-у!.. Ну, кажется, успел. Теперь можно начать не торопясь собирать остальные вещи. Ничего страшного. В случае чего подождут. Конверт же я заклеиваю просто на всякий случай. Во избежание недоразумений. А вдруг эта смена не в курсе истории с жалобой? И не знает ничего о достигнутой мною договоренности с начальством? Что просматривать ее не будут! Лучше заранее это выяснить. Держа конверт запечатанным.