Александр Логачев - Разрубленное небо
— Куда это я еще должен пойти?
— Куда и шел, вперед. Только двигаться надо быстрее, чтобы расстояние между вами и Мацумото не сокращалось, а увеличивалось…
— Почему ты решил, Абуэ, что работаешь на сиккэна, а не на какого-то другого? Может быть, Мацумото не человек сиккэна? — задал очень правильный вопрос Такамори.
— Я знаю, что ты великий дзёнин, Такамори-сан, — свое почтение Абуэ подчеркнул наклоном головы, — и ты великолепно владеешь боряку-дзюцу, учением о том, как управлять событиями. Управлять событиями невозможно, когда у тебя на глазах повязка. Я понял, что у меня на глазах повязка, когда увидел, в какое высокое небо нам пришлось взлететь. И я подумал: если твои поручения касаются бывшего императора Годайго, это означает, что заказчиком не может быть простой самурай Мацумото. Кто знает, откуда придет ураган, тот знает, где прятать лодки. И я решил выяснить, кто настоящий заказчик…
— Понимаю, — кивнул Такамори. — Это не составило труда. Послать за Мацумото человека, узнать, куда тот отправляется после встречи с тобой…
— И этому человеку даже удалось однажды подслушать, о чем говорили сиккэн и Мацумото. Я мог бы передать их разговор, будь у нас время…
— Времени у нас, похоже, нет совсем, — встрял Артем. — Поэтому коротко, Абуэ. Из подслушанного разговора стало ясно, что заказчик на самом деле сиккэн, так?
— Так.
— А Мацумото — его кэнин, верный ему во всем, так?
— Так.
— Ты веришь ему, Такамори? — Артем повернулся к своему спутнику.
— Я отвечу так, Ямомото-сан, — сказал Такамори. — Его слова больше похожи на правду, чем на ложь.
— И еще, Белый Дракон, — снова заговорил Абуэ. — С нами, как ты заметил, монах-сохэй. Это монах столь знакомого монастыря Сайтё. Он откуда-то возвращался в свой монастырь, я остановил его и сказал ему, что монастырь захвачен воинами сиккэна, захвачен и Годайго. А сохэй рассказал мне, что едва успел переправиться по мосту через ущелье Бомо, как у моста на той стороне появились воины. Они и остались там, у моста…
— А зачем ты взял монаха с собой? — спросил Артем.
— Никто не знает, кто и чем может пригодиться. Но если против нас пойдут воины сиккэна, то монах-сохэй будет на нашей стороне. — Ответ Абуэ стоило признать весьма мудрым.
Артем обратил внимание, что Абуэ говорит «нас». Собрался примкнуть? Впрочем, некогда было разбираться в нюансах, покуда не разобрались в главном.
— Все, — Артем вскочил на ноги. — Потом решим с монахом, и со всем остальным тоже. Сперва посмотрим, что там у моста. Ты, Абуэ, можешь показать нам, откуда это удобней сделать?
Из своих Артем никому ничего не объяснял. Только сказал Хидейоши:
— Эти люди побегут впереди. Когда скажут остановиться, мы остановимся.
— Кто это? — недоверчиво поинтересовался Хидейоши. — Яма-буси?
— Я сам еще не разобрался до конца, кто это, — уклончиво ответил Артем, запрыгивая в седло…
На время любые разговоры прекратились. Какие там разговоры, когда тропа снова сузилась и отряд вынужденно растянулся цепочкой.
Впереди бежали трое яма-буси, и они, можно сказать, задавали общую скорость. Бежали яма-буси ровно, размеренно, сразу было видно, что парни они выносливые, тренированные и таким образом могут при нужде пробежать не одно ри, и не один десяток ри. И не факт, что при этом сильно запыхаются. Монаха-сохэй, который вряд ли смог бы бежать на равных с яма-буси, подсадил к себе на коня один из самураев Артема.
Всадников бегущие не сильно притормаживали. Вернее, нисколько не притормаживали. На извилистой и узкой тропе, на поверхности которой хватает мелких камней и ямок, бешеную скачку в любом случае не устроишь, быстро кто-нибудь загремит своими и лошадиными костями об землю.
Зато во время скачки можно было немножко поразмыслить над ситуацией. «Неужели сиккэн меня предал?» — понятное дело, этот вопрос встал первым. Артем поймал себя на том, что нисколько не поразился возможному (пока только возможному!) предательству сиккэна. А с чего, спрашивается, поражаться или даже удивляться, когда сиккэн для достижения своей цели не пренебрегает никакими средствами, вон даже полководца Такаши преспокойно, как какого-нибудь барана, принес в жертву. («По твоей версии, — тут же поправил себя Артем, — которую, правда, подкрепили только что своими словами яма-буси, но доказанной ее считать никак нельзя».) Даже если позабыть о Такаши, даже если помнить только их разговор с сиккэном, то и его вполне достаточно, чтобы понять — Ходзё Ясутоки не тот человек, который перед чем-нибудь остановится. И уж точно ему не помешают такие химеры, как благородство, честь, доброта и человеколюбие. Только целесообразность и только она.
И тогда встает второй вопрос: «Зачем сиккэну избавляться от меня, ради какой такой целесообразности? Я считал, что я ему долго буду нужен, как живой символ — такой пиар он может состряпать на моем имени! — как кладезь полезных для упрочения его власти знаний, как еще черт знает кто. Я, блин, полезный союзник! Зачем убирать-то понадобилось? Да еще так вдруг?»
Да еще, получается, и Хидейоши сиккэн не пожалел. Или же Хидейоши тоже ему чем-то стал неудобен?
Мысли Артема отличал легкий сумбур, но это было вполне простительно — не у камина в мягком кресле размышлял, а на ходу, на скаку.
И еще ни в чем Артем покуда не был убежден. Слова яма-буси — это всего лишь слова. Пока что они ничем не подкреплены…
Скачущий впереди Хидейоши резко взял коня под уздцы — его лошадь заплясала на месте.
— Тпр-ру! — Артем тоже остановился.
Остановился весь отряд.
Обогнув Хидейоши, к Артему приблизился яма-буси Абуэ.
— Здесь удобнее всего забраться наверх, — сказал он. — Там немного пройти, и мост будет виден, как озеро Бива с вершины хребта Оми…
Глава двадцать третья
ЧАС ЗАЙЦА (С 5 ДО 7 ЧАСОВ УТРА)
Так и сделали.
Артем взял с собой яма-буси Абуэ и Хидейоши. Остальным наказал дожидаться их возвращения и с места не сходить. А еще, обратив внимание на то, как косо поглядывает Кумазава Садато на яма-буси, попросил Ацухимэ присмотреть за своим отцом, еще не хватало смертельных поединков внутри коллектива.
На вершину склона забрались довольно легко — горная порода здесь лежала удобными уступами, к тому же поросшими жестким колючим кустарником и небольшими крепкими деревьями, за которые удобно было хвататься.
В отличие от склонов наверху хватало всякой растительности, и деревьев, и кустов. Не лес густой, конечно, но по крайней мере было за чем укрываться, пробираясь к краю обрыва.
Сперва Артем услышал характерный мерный рокот, какой могла издавать только быстроводная горная река, потом разглядел за деревьями просвет… Ага, вот уже стали видны на некотором отдалении расположенные скалистые склоны — другая сторона ущелья. Пока что трудно было сказать, насколько оно было широким.
— Ложимся! — увидев, что их проводник Абуэ опустился на землю, Артем хлопнул Хидейоши по спине. — Ползком! Нас не должны увидеть.
Кумазава с подкупающей послушностью рухнул на землю и так же, как Артем и Абуэ, пополз на брюхе к краю обрыва. Чуть раздвинув кусты, которым отчего-то нравилось расти у бездны на краю, они организовали себе отличный наблюдательный пункт, откуда прекрасно могли разглядеть и мост, и ущелье, и даже реку, протекающую по дну ущелья.
Ежели отрешиться от некоторых неприятных обстоятельств, то картина взору открывалась прямо-таки благолепная, раздолье для натур поэтических, райское наслаждение для художников-пейзажистов.
Солнце только начало восхождение в небесную гору и еще, по сути, только одним глазом заглянуло в ущелье Бомо. Солнечный свет осчастливил собой пока лишь одну сторону ущелья, да и то не всю, а лишь верхнюю часть, но постепенно светлая часть расширяла границы книзу, отгоняя мрак на дно ущелья, к реке. (Артем прикинул, что от того места, где они залегли, до дна будет примерно метров девяносто — сто, в общем, немало, падать не рекомендуется, особенно учитывая, что внизу ждет не страховочная сетка, а ребристые камушки.)
Над рекой, кажущейся отсюда зловещей стальной полосой посреди сумрачного провала, стелился туман — местами густой, как в мультике про ежика, местами совсем редкий, как старческая борода.
Тот же туман, клубясь, стекал вниз по склонам — густой, вязкий, похожий на бутафорский дым.
Подул слабый ветер. В ущелье его, конечно, не чувствовалось, но здесь, на вершине гребня, никакие отвесные скалы не мешали ему задувать, как вздумается. Ветер сорвал с деревьев новую порцию осенней листвы — один лист, кружась пропеллером, опустился прямо перед Артемом, какие-то унесло вниз, в долгий полет по ущелью. Вокруг тут же расчирикались потревоженные порывом ветра птахи… «Можно ли соорудить примитивный дельтаплан и птицей перенестись на ту сторону?» — вот такая мысль посетила Артема. Не случайно вовсе посетила. Имелись в открывающемся глазам пейзаже некоторые вкрапления, делающие его насквозь немирным и недобрым.
