Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов
Затем я пошёл проверить, как идут дела с заготовкой рыбы. На берегу Иртыша стояли целые ряды вешал, где сушилась и вялилась рыба. Старый казак Тимофей Панов руководил процессом — он рыбачил всю жизнь, ещё до того, как в отряд Ермака попал.
— Как улов? — спросил я.
— Да вон, гляди, — махнул он рукой на вешала. — Стерляди наловили вчера знатной, осетра трёх взяли. Щуки полно, карасей, лещей. Часть солим, часть вялим. К зиме тысячи рыбин заготовим, если так пойдёт.
— Соли хватает?
— Пока да, но надо бы ещё. У местных еще выменять можно.
В самом Кашлыке работа кипела. Бывшая столица Кучума постепенно превращалась в русскую крепость. Чинили стены, строили новые избы для казаков. Я настоял на постройке большого амбара для зерна — хотя земледелие здесь было слабо развито, но кое-что выращивали. Удалось собрать немного ржи, проса и овса с полей вокруг города. Всё ссыпали в глубокие ямы, обложенные брёвнами и берестой.
Вспомнил я и про овощи. Репы и брюквы у местных оказалось достаточно. Лука и капусты тоже набрали. Всё это складывали в погреба и ямы, перекладывая соломой.
Особенно я гордился тем, что организовал заготовку грибов. Многие казаки сначала смеялись — дескать, не бабское ли это дело, грибы собирать? Но когда объяснил, что зимой грибная похлёбка спасёт от голода, и что сушёные грибы места мало занимают, а пользы много дают, согласились. Теперь в амбарах висели связки белых, подосиновиков, опят.
Труднее всего оказалось с мёдом. Местные остяки и татары пчеловодством почти не занимались — климат суровый. Но дикого мёда в дуплах находили. За неделю поисков удалось выменять всего три небольших бочонка. Мало, катастрофически мало для трёхсот казаков на всю зиму, хотя, все-таки, кое-что.
К концу октября мы со старостой Тихоном Родионовичем организовали забой скота. Животных, что достались нам после взятия города, берегли до последнего. Теперь пришло время. Забили две трети — оставили только молодняк и маток для разведения. Мясо солили в больших бочках, часть развешивали для вяления. Работа эта грязная и тяжёлая, но необходимая.
Вечером собрались мы с атаманами в большой избе на совет. Ермак сидел во главе стола, задумчиво поглаживая бороду.
— Ну что, Максим, как наши запасы? — спросил он.
Встал я, оглядел собравшихся:
— Дров заготовили надолго. Железа хватит, но надо ещё добывать. Досок напилили достаточно для починки стругов, строительства и оружия. Сушим их для самострелов. Продовольствия… если ничего не случится, до весны тоже хватит. Рыбы насушили и насолили, мяса — туш тридцать засолено и завялено. Зерна мало, на три месяца от силы. Овощей — репы, брюквы, капусты — должно хватить. Ягод сушёных мешков двадцать, орехов кедровых — десять. Соли осталось мало, надо срочно добывать, это беда.
Матвей Мещеряк вздохнул:
— Казаки уже ропщут, Максим. Говорят, что их как каторжных гоняют. Дрова таскать, рыбу чистить, ягоды сушить — не ратное это дело.
— А подохнуть от голода зимой — ратное? — ответил я. — Здесь зима не как на Дону или Волге. Здесь морозы страшные бывают, снега по пояс. Без запасов не выживем!
Ермак поднял руку, призывая к спокойствию:
— Максим дело говорит. Я помню зимовку на Яике пять лет назад — чуть не померли все от голода, потому что осенью поленились запасов достаточно делать. Пусть ропщут, но работают. Весной спасибо скажут.
Тихон Родионович добавил:
— Кузня уже работает вовсю. Наконечников для стрел наковали уже немеряно. Но Максим прав — дров надо ещё больше. Зимой надо будет делать оружие, готовиться к весне.
Следующие дни прошли в бешеной работе. Я лично проверял каждый амбар, каждую яму с припасами. Организовал вентиляцию в погребах — знал, как важно не дать продуктам сгнить от сырости.
…Однажды утром проснулся я от странной тишины. Выглянул из избы — первый настоящий снег. Крупные хлопья медленно падали с серого неба, покрывая грязь и суету последних недель белым покрывалом. Постоял я, глядя на это великолепие, и понял — успели. Не всё, конечно, как хотелось, но основное сделали.
Мы со старостой пошли проверять последние приготовления. Струги стояли надёжно укрытые, дрова громоздились огромными поленницами возле каждой избы и особенно возле кузни. В амбарах пахло сушёной рыбой, солониной, грибами. В погребах в темноте и прохладе лежали овощи. Казаки уже не ворчали — видели, что зима пришла, и понимали теперь, для чего все эти труды.
…Я смотрел на дымящиеся юрты-бани у берега Иртыша и морщился. Осень уже заканчивалась. До самых последних относительно тёплых дней я упрямо ходил купаться в реке, но теперь понимал — зима уже здесь, рядом, и Кашлыку нужны настоящие бани.
То, что местные называли банями, вызывало у меня лишь грустную усмешку. Небольшие срубы стояли кое-где по городку — несколько брёвнышек в высоту, щели промазаны глиной. Внутри — очаг из камней, на которые плескали воду. Дым валил прямо в помещение, выходя через щели в крыше и стенах. Мылись там по-чёрному — копоть оседала на всём, включая моющихся. Воду носили вёдрами из реки, грели в котлах. Места хватало от силы на троих-четверых человек.
Ещё хуже обстояло дело с юртами-банями. Татары, что жили в Кашлыке до нашего прихода, оставили несколько таких сооружений. Войлочная юрта ставилась прямо на землю, в центре разводили костёр, камни раскаляли докрасна. Потом костёр тушили, вносили чаны с водой, закрывали вход и поливали камни. Получалась паровая баня, но без возможности нормально помыться — только пропотеть. К тому же войлок быстро пропитывался влагой и начинал гнить, источая соответствующий запах.
Существующие банные сооружения едва справлялись с потребностями половины городка. Люди мылись редко, раз в две-три недели, а то и реже. О какой гигиене могла идти речь? А именно грязь и скученность становились причиной эпидемий. Чума, тиф, дизентерия — эти страшные болезни косили целые города.
Поэтому я принял решение — построить настоящие бани. Две большие — одну для мужчин, другую для женщин, чтобы вместить по двадцать-тридцать человек одновременно. И четыре маленькие — для руководства, больных, для рожениц и как резерв. Прикинул расход дров, воды, необходимое количество печей-каменок. Это было бы огромным шагом вперёд.
Самым сложным оказалось убедить Ермака Тимофеевича в необходимости такого строительства. Атаман сначала хмурился, говорил, что не до того, но когда я напомнил ему, сколько народу теряется от болезней, а не от пуль, он задумался. А когда я пообещал, что для него и старшин
