Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов
— Эх, Черкас, — прохрипел Кондрат, не прерывая размеренных движений веслом, — может, надо было покрепче на них надавить? У Строгановых-то добра немеряно!
Черкас только покачал головой. Он помнил, как те вежливо, но твердо отказали, ссылаясь на то, что уже и так дали Ермаку все, что могли — людей, припасы, оружие.
Микита, чье худое лицо покраснело от усилий и холода, вдруг засмеялся коротким, горьким смехом:
— А в Москве-то как нас встретили! Помните, братцы? Думал, сейчас царь-батюшка Иван Васильевич как услышит про Кучума, про богатства сибирские, так сразу войско даст, пушки, порох… А он что?
— Цыц! — оборвал его Черкас, но без особой злости. Он помнил ту аудиенцию.
Река становилась все шире, берега — все более дикими и неприветливыми. Иногда на них показывались темные фигуры — то ли люди, то ли звери, но лодка держалась середины реки, подальше от возможной опасности. Кондрат вдруг перестал грести и указал веслом на небо:
— Гляньте-ка, сотник. Журавли на юг потянулись. Поздно что-то в этом году.
Черкас проследил взглядом за клином птиц, исчезающим в серой мгле.
— Зима рано будет, — произнес он задумчиво. — И лютая. Чует мое сердце.
Микита зябко передернул плечами и снова налег на весла. Его маленькие, но жилистые руки работали без устали, хотя пальцы уже почти не чувствовали холодного, мокрого дерева.
— А может, оно и к лучшему, что отказали нам, — вдруг сказал он. — Сами справимся. Казаки мы али кто? Ермак Тимофеевич не таков, чтобы сдаться. Да и Кучум уже не тот, что был. Побили мы его войско крепко.
Черкас усмехнулся в усы. Микита, поначалу не слишком горя желанием возвращаться в Сибирь, сейчас постоянно всех подбадривал.
Снег усилился. Теперь он уже не кружился игриво, а валил плотной пеленой, застилая все вокруг. Видимость упала до нескольких десятков саженей. Кондрат достал из-за пазухи краюху хлеба, разломил на три части. Хлеб был черствый, как камень, но сейчас казался невероятно вкусным.
— На вот, сотник, — протянул он самый большой кусок Черкасу. — Поешь. До ночи еще грести и грести.
Они жевали молча, запивая хлеб речной водой, которую черпали прямо ладонями. Вода была ледяная, с привкусом снега и тины, но другой не было.
— Расскажи-ка, Кондрат, — попросил вдруг Черкас, — как ты к Ермаку попал? Что-то не припомню.
Великан улыбнулся, отчего его широкое, обветренное лицо стало почти добродушным.
— А просто было. Разбойничал я на Волге, с ватагой одной. Поймали нас царские стрельцы, вели на плаху. А тут Ермак Тимофеевич мимо идет со своими казаками. Посмотрел на меня и говорит воеводе: «Отдай мне этого медведя. В Сибири такие пригодятся.» Воевода поспорил было, да где ему с Ермаком тягаться. Так и остался я жив. А теперь вот… — он обвел рукой снежную пустыню вокруг, — теперь вот Сибирь покоряем.
Река делала плавный поворот, и ветер ударил им в лица с новой силой. Микита закашлялся, прикрывая рот ладонью. Кашель был сухой, надсадный.
— Не заболей мне тут, — строго сказал Черкас. — Путь еще долог.
— Не заболею, — уверенно сказал Микита. — Чувствую.
Они плыли дальше в молчании, каждый думая о своем. Черкас вспоминал лицо Ермака, когда он отправлял их в этот поход за помощью. «Надежда ты наша, Черкас, — говорил атаман. — Ежели подмогу приведешь — быть нам хозяевами всей Сибири. А ежели нет…» Он не договорил тогда, но все понимали — «ежели нет», то костям казацким белеть в сибирских снегах.
К вечеру снег прекратился, но холод усилился. Вода у берегов уже схватывалась тонкой корочкой льда. Пришлось искать место для ночлега. Нашли небольшой островок посреди реки — безопаснее, чем на берегу, где могли подстерегать и дикие звери, и лихие люди.
Кондрат развел костер, долго высекая искры из огнива. Дрова были сырые, дымили нещадно, но все же давали хоть какое-то тепло. Трое казаков сидели вокруг огня, протянув к нему озябшие руки.
— Знаете что, братцы, — вдруг сказал Черкас. — Не зря мы ездили. Пусть отказали нам и Строгановы, и царь-батюшка, но теперь они знают о нас, о Ермаке, о Сибири. Слово сказано, а оно, как стрела пущенная — назад не воротишь. Придет время, вспомнят они о нас. И помощь пришлют. Может, не к зиме, может, к лету, но пришлют.
Микита кивнул, кутаясь в свой тулуп:
— Ты прав, сотник. Ермак Тимофеевич тоже так скажет. Он у нас не из тех, кто сдается.
Ночь опустилась на реку черным покрывалом. Где-то далеко выл волк, и ему отвечала стая. Казаки по очереди дежурили у костра, подкидывая дрова и следя, чтобы огонь не погас. Утром их ждал новый день пути, новая борьба с холодом и течением, новые версты до Кашлыка, где их ждал Ермак со своим войском.
А пока они просто плыли — трое русских казаков в маленькой лодке посреди бескрайней сибирской реки, упрямо пробиваясь сквозь начинающуюся зиму к своей цели, к своей судьбе, к своей истории.
* * *
Холодный ветер с Иртыша продувал насквозь мой кафтан, когда я стоял на берегу и смотрел, как казаки тащили очередной струг подальше от воды. Иней на траве напоминал — зима не за горами.
— Тащите выше, братцы! — кричал я, помогая десятку казаков волочить тяжёлое судно. — До самого вала довести надобно!
Струги вытаскивали уже третий день. Большую часть просто вытягивали на берег — места в городе для всех не хватило бы. Только самые лучшие и новые затащили за частокол. Днища переворачивали, чтобы снег и влага не портили дерево, подкладывали брёвна, накрывали еловым лапником.
Ермак отдал приказ готовиться к зимовке основательно.
— Андрюха, Степан! — окликнул я двоих казаков. — Берите ещё пятерых и в лес за дровами. Видите вон ту поляну за холмом? Там сухостой валить будем.
Степан скривился.
— Опять дрова? Максим, да мы уж третью гору сложили возле кузни!
— Мало будет, — отрезал я. — Зимой кузня работать будет без остановки. Стрелы ковать надо, части для самострелов, и другое. А для этого уголь жечь придётся день и ночь. Уйму дров надобно!
Казаки переглянулись и нехотя пошли собирать товарищей. Понимал я их недовольство — работы и так хватало, но без запасов зимой придется тяжко.
К полудню вернулся отряд, посланный к местным остякам для обмена.
— Ну как? — спросил я, подходя к лодкам.
— Выменяли, что смогли, — ответил старший группы. — Сушёная брусника, морошка, клюква. Кедровых орехов много. За топоры и ножи отдали.
