Черный дембель. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин
На залысинах мужика, будто росинки, блеснули крупные капли пота.
— Ты кто такой? — спросил нетрезвый гость.
Я хрустнул костяшками пальцев — голос мужчины дал петуха.
Но шампанское Варин гость не выронил; и не протиснулся в дом через щель между досок двери.
— Я Чёрный дембель, твою мать!!
Я нахмурил брови, выпятил нижнюю челюсть, приподнял верхнюю губу.
Посмотрел на переносицу мужика и пробасил:
— Ха-ха-ха!
Бутылка с этикеткой «Советское шампанское» всё же упала на крыльцо: с глухим стуком. Я отметил: она не разбилась — замерла на краю верхней ступени. Я задержал на ней взгляд. Почувствовал толчок в грудь. С места не сдвинулся: на ногах стоял крепко. Услышал, как Варин гость сдавленно крякнул. Увидел, что мужчина покачнулся вправо и резко скакнул в сторону. Он чиркнул плечом по стене. Махнул руками. И неуклюже, боком сиганул с крыльца. В воздухе мелькнули коричневые сандалии и полосатый галстук. Их владелец не растянулся на земле — по-кошачьи приземлился на камни: на четвереньки. И тут же стартовал к приоткрытой калитке.
Я проводил мужика взглядом — следил за ним, пока он не скрылся за забором. Сощурился, посмотрел на спускавшееся к горизонту солнце, что замерло над крышей дома: того, что стоял через дорогу от дома Павловых. Подумал, что ночью эффект от появления «Чёрного дембеля» был бы лучше. Усмехнулся: вспомнил слова Артура Прохорова о том, что алкоголь в крови иногда работает лучше любых визуальных спецэффектов. Придержал ногой бутылку с шампанским — не позволил, чтобы она пересчитала ступени крыльца. Услышал щелчки отпираемых запоров. Дверь распахнулась. Я увидел на пороге дома Варвару Сергеевну Павлову.
Сказал:
— Здравствуй, Варя. Я вернулся.
Развёл руки — Варвара Сергеевна не бросилась в мои объятия. Она не взглянула ни на пряжку моего ремня, ни на кокарду и ни на аксельбанты — внимательно посмотрела мне в лицо, будто сразу меня не узнала. Я улыбнулся, разглядывал хозяйку дома. Отметил, что Павлова выглядела совсем девчонкой. Тридцатилетняя Варя сейчас не казалась мне «дамой бальзаковского возраста» (как однажды за глаза обозвал её Артур Прохоров). Я взглянул на её пухлые губы, на подбородок с памятной ямочкой. Стрельнул взглядом на неприкрытую халатом ложбинку на груди, на женские бёдра. Почувствовал, как забурлила в моём теле кровь.
Встретился взглядом с темными глазами восьмилетнего мальчишки — тот выглядывал из-за спины матери.
Я хлопнул себя ладонью по лбу.
Сказал:
— Совсем забыл!
Сбежал со ступеней, метнулся к сараю.
Вернулся к порогу дома с подарком в руках, снял с него купол из газеты.
Мальчик вытянул шею — посмотрел на торт.
— Ух, ты! — выдохнул он. — Сколько шоколада!..
Варвара Сергеевна тоже посмотрела на «Птичье молоко». Погладила сына по голове. Улыбнулась.
Заглянула мне в глаза и сказала:
— Здравствуй, Серёжа. Входи.
И сообщила:
— Мы с мальчиками как раз собирались пить чай.
* * *
Свой первый кулинарный опыт в условиях тысяча девятьсот семьдесят третьего года я признал удачным.
Торт получился превосходным, хотя его рецепт в незначительных деталях и отличался от оригинального. Мальчишки съели торт за один присест. Они уже постанывали от переедания. Но всё равно тянулись к блюду за очередным куском. Дети словно переживали, что пробуют подобное шоколадное лакомство в первый и в последний раз. Пришёлся по вкусу мой подарок и Варваре Сергеевне, пусть она и съела совсем чуть-чуть. Варя смотрела, с каким аппетитом уплетали торт её сыновья, и улыбалась. Я почувствовал, как её колено под столом прижалось к моей ноге.
— Дорогущий, небось, — сказала Павлова.
Я пожал плечами и ответил:
— Главное, что вкусный. Правда, пацаны?
Мальчишки закивали головами. Они заверили свою маму, что «в жизни такого вкуснющего торта не пробовали». Заявили, что с удовольствием на завтрак, на обед и на ужин ели бы только «Птичье молоко».
Очистив блюдо, дети снова завистливо и с восторгом взглянули на мои аксельбанты. Хором пообещали маме, что когда вырастут, тоже станут советскими десантниками — и что «все эти мерзкие пьяницы» будут от них убегать, «как от дяди Серёжи». Варя строго посмотрела на сыновей и сказала, что Степан Кондратьевич хороший человек. Добавила: «Когда трезвый». Взглянула на меня и сообщила, что «завтра вернётся из санатория жена Степана Кондратьевича» и «всё это закончится». Я поинтересовался, как часто Степан Кондратьевич ломился в дом к Павловым.
— Этот дядька только два раза приходил, — ответил мне Варин старший сын. — Сегодня и вчера.
— Приходят и другие? — уточнил я.
Мальчик кивнул.
— Почти каждые выходные являются, — сказал он. — Стучат, кричат, ругаются…
— Пьяные! — сообщил младший.
— … А мы им дверь не открываем! Прячемся.
Я сообразил: в прошлой жизни и не подозревал, что до моего возвращения из армии дом Павловых был объектом паломничества поселковых кобелей. Не сомневался, что Варвара Сергеевна и за порог не пускала подвыпивших женихов. Помнил, что Варя не переносила запах спиртного. То были последствия семейной жизни: её муж регулярно напивался и часто бил её и сыновей… пока не замёрз пьяный на зимней рыбалке. Насколько я знал, второй раз Варя Павлова замуж так и не вышла. Хотя только я дважды делал ей предложение. В первый раз — перед службой в армии.
Предложил ей «расписаться» и в этот самый день: двадцать четвёртого июня тысяча девятьсот семьдесят третьего года — в прошлой жизни. И оба раза Варя не согласилась.
— Старая я для тебя, Серёжа, — говорила Варвара Сергеевна. — Люди засмеют: и тебя, и меня.
А в ответ на мои пылкие возражения она лишь улыбалась и повторяла:
— Ты парень видный, Сергей. И добрый. Нормальную бабу себе найдёшь: молодую.
* * *
Я просидел во дворе около кустов сирени до наступления темноты.
Рядом с Варварой Павловой.
Поглядывал на одиноко стоявшую около веранды бутылку шампанского. Обнимал за плечи хозяйку дома. Безостановочно травил армейские байки — как и в прошлый раз. Варя слушала меня, улыбалась. Но иногда мне казалось, что улыбалась она вовсе не моим солдафонским шуткам. Потому что женщина то и дело вздыхала и задумчиво посматривала на окна комнаты, за которыми (с моего позволения) её дети примеряли около зеркала голубой берет ВДВ, украшенный отполированной до блеска кокардой со звездой.
В начале одиннадцатого Варвара ушла в
