Главная роль - Павел Смолин
Рейткнехт Юрка — на корабле у него особо обязанностей нет, потому что он отвечает за организацию выезда и лошадей. Когда прибудем на землю, он будет вместо меня орать на рикш и погонщиков слонов, а пока числится «гардеробным помощником». Помогает он гардеробщику Федору, тридцатипятилетнему щуплому мужичку с козлиной бородкой и в пенсне.
Слуги нижнего звена представлены троицей лакеев лет двадцати пяти: Карлуша, Петька и Стёпка. Последний — рыжий, и старше первых двух: он — лакей первого разряда, а те — второго. По возвращении в Петербург количество слуг как минимум утроится — мне, в отличие от оригинального Георгия, в Абхазии жить не придется, а в столице нужно поддерживать реноме.
Комфорт жизни, если ты офигенно важный, в этом времени вполне сносный. «Гальюны» на корабле современные — тепло, чисто, не воняет и смывается как положено. С мытьем тоже порядок — у нас с Никки и принцем Георгием одна ванна на троих, и мы пользуемся ей согласно расписанию. Качка быстро стала привычной — захваченное мной тело с ней не расставалось с самого детства. Питание с появлением Андреича резко улучшилось, и теперь жаловаться остается только на скуку — именно она толкнула нас с Никки и греком сюда, в недра крейсера, в каюты экипажа. Развлекай нас, безродная матросня!
Это, конечно, преувеличение — к подданным Николай относится с дозволенным разницей в ранге уважением, и, как положено православному монарху, честно любит. Толку с той любви? Лучше бы государственным управлением занимался — затем Господом на трон и посажен. И как же мне надоели молитвы! Николай посещает часовню в среднем раз восемь в сутки, проводя там минимум по полчаса. Меня и тезку таскает с собой, с трудом принимая отмазки в виде необходимости учиться быть вторым после брата наследником — он на полном серьезе считает, что коронация магическим образом наделит его всем нужными правителю качествами. Господь и помазанника своего без пригляда оставит? Да ни в жизнь!
Палуба с каютами низших чинов не чета оснащенной коврами и картинами нашей — тесный, попахивающий механизмами коридор, тем не менее, блестел чистотой, и на свисающих с потолка плафонах с электрическими лампочками — хай-тек! — не было ни пылинки.
Из-за дверей некоторых кают раздавались разговоры матросов — Николай никого о наших намерениях не извещал, а дежурному, который собрался было заорать во все горло, показал «тсс».
— Ноги у ней…
— Боцман мне ка-а-к…
— И не то чтобы в легких годах была…
— Ежели вникнешь с рассудком…
— Видал англичашка какой важный?
Англичане на корабле тоже есть — два мутных чувака с седыми бакенбардами, которые непонятно чем заняты. К нам они не лезут, но ведут долгие беседы с дипломатом Шевичем.
Глобально от англичан не спрятаться никак и нигде: у нас с Николаем даже воспитателем был мистер Карл Осипович Хис, уроженец английского города Бишам из древнего, но обедневшего дворянского рода. Колониальная система во всем ее великолепии!
Лондон уже не на пике своего могущества, но тянущиеся с острова и опутавшие всю планету протуберанцы держат за жабры большую часть цивилизованных и еще большую — «варварских» стран. Богатства и мозги стекаются в метрополию и ключевые точки Империи. Мне придется быть очень осторожным, отстаивая национальные интересы — этого монстра лучше не злить, и я не настолько глуп, чтобы считать себя умнее главных игроков Земли.
— Да ну, какой там чай? — привлек мое внимание объясняющий голос. — Все возят — отсюда, с Европы, по морям, по железной дороге. Раньше — там да, дорогущий был.
— Умный ты слишком, Севка, — крякнул собеседник. — Купчишкин сын, чего с тебя возьмешь?
— Рожей не вышел ты на моего покойного батюшку зубоскалить! — рыкнул на него купеческий сын.
— Хочешь что ли, чтобы зубы у тебя были целы?
— Тц, не охота из-за тебя на гауптвахту, — решил спустить на тормозах знающий толк в торговле матрос.
Николай и Георг Греческий разочарованно вздохнули.
— Зайдем, — решил я и открыл дверь.
Матросов оказалось пятеро: двое сидели на нижних нарах у противоположных стен, трое — за столом. Судя по свободным койкам, остальные жители каюты сейчас работают. Народ выпучил на нас глаза, без подсказок вытянулся «во фрунт», отдал честь — и почти синхронно заорал:
— Здра-жла, Ваше… — после небольшой заминки мужики отказались от привычного строевого «жевания» слов и аккуратно, по слогам, закончили. — Им-пе-ра-тор-ско-е Вы-со-чес-тво!
Меня при Николае отдельно приветствовать не принято — величие затмевает, так сказать.
— Здравствуйте, братцы, — явно остался доволен реакцией Николай.
В коридоре захлопали двери, затопали сапоги, раздался гневный окрик в сторону дежурного — не предупредил о высоких гостях. Цесаревич недоразумение разрешать не захотел и закрыл дверь перед носом набравшего в грудь воздуха мичмана, предоставив объясняться сопровождавшим нас казакам — трое в коридоре остались, трое — с нами, заняли позицию у входа.
Дежурному попадет, если Николай не расскажет, что это он попросил бедолагу не шуметь. Подсказывать и лезть не буду — проверим будущего царя на человеколюбие.
— Вольно, — скомандовал Николай. — Присаживайтесь, — и подал пример, опустившись на кровать.
Народ всем видом выражал зависть — почему цесаревич сел не на мою койку? Дождавшись, пока мы с принцем Георгом примостимся рядом с Никки, матросы вернулись на свои места.
— Как служится, молодцы? Всем ли довольны? Все ли у вас хорошо? — спросил Николай.
Матросы торопливо заверили, что жаловаться им не на что.
— Кто из вас говорил о том, что чай из Индии возить не выгодно? — спросил я.
Матросы как от прокаженного отодвинулись от розовощекого и широкого — это гены, а не лишний вес, в дальнем плаванье да еще и соблюдая посты не разжиреешь — молодого человека лет двадцати пяти с аккуратно подстриженными русыми волосами и карими глазами.
— Я, Ваше Высочество, — поднявшись на ноги, проревел тот.
По уставу орать положено.
— Жоржи, ты собираешься говорить о торговле чаем? — приподнял на меня бровь Николай.
— В том числе, — подтвердил я.
— Торговля — не для наследников Российского престола, — пожурил меня цесаревич. — Идем, Георг, поговорим и с другими матросами.
Настучал-таки Андреич, но Николаю по большому счету все равно — Романовы регулярно отмачивают вещи и похлеще торговли, а на корабле смертельно скучно — человеческое
