Целитель 8 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Мама расчувствовалась и поцеловала меня, кое-как дотянувшись.
- А ты чего молчишь? – сощурилась Рита на Настю.
- Думаю, - глубокомысленно заявила сестричка. - Какое мне платье надеть на выпускной?
- А ведь правда… - поразилась Гарина-старшая. – Ей же летом аттестат получать!
- А давайте выпьем за «корочки»! – вдохновилась моя суженая. – И за Настины, и за ваши!
- И за мои, - вставил я, исполняя обязанности виночерпия. – Мне тоже сдавать летом. Ну, чтобы все мы были здоровы!
- И образованы! – быстро добавила Настя.
- И занимались любимым делом! – подхватила мама.
- И чтобы все любили друг друга! – заключила Рита.
* * *
Шампанское мы быстро «уговорили». Настя включила музыку, и я по очереди танцевал со всеми – с «диджеем», с мамой, с Ритой, опять с сестричкой. Тут Михаил Державин зазвал всех в «Кабачок «13 стульев», а я вышел на балкон – подышать и проветрить голову. На улице было холодновато, но терпимо. В темноте зависли мутными шарами фонари, высвечивая мокрый асфальт, а дальше чернела чащоба, насылая запахи прели. И тишина…
Неожиданно она стала гулкой, и в лопнувшей пустоте возник бесплотный голос Аидже:
«Здравствуй».
«Привет! – отозвался я немного настороженно. – Ты уже здесь?»
«Нет. Мой знакомый шаман из резервации онондага собрал эгрегор из таких же, как он. Глэйдэйнохче, Викэнинниш, Кэчэда и Меджедэджик обладают большой Силой, и помогают мне говорить с тобой».
«Понятно… И где ты пропадал?»
«Угодил в неприятности. Меня использовали. Распылили какую-то гадость, чтобы я утратил волю, и стали через меня «гнать дезу». Про атомную войну, про убийство Андропова…»
«Так это всё брехня?! – обрадовался я. – Вот гады! А я, как дурак, поверил!»
«На то и был расчет».
«Фу-у… Спасибо, Аидже! А то я весь изнервничался уже. Не знал, что и думать! Ты где сейчас?»
«В логове врага, - индеец послал образ улыбки. – У Рокфеллера, в «Хадсон Пайнз». Разведаю тут малость, и уйду».
«Будь осторожен!»
«Буду».
Голос затих, и пустота в голове мигом заполнилась милыми вечерними шумами – торопливым цоканьем каблучков, доносившимся с аллеи, далеким фырчаньем мотора, приглушенной музыкой за близким окном – пани Катарина пела голосом Халины Францковяк.
Я с наслаждением вобрал в себя холодный сырой воздух, и тихонько рассмеялся, настолько велико было облегчение. Оно грело меня изнутри, задирая градус настроения. Тут завопила Настя, запищала мама, и я понял, что вернулся блудный доктор технических наук.
Женщины моего племени затащили вождя прямо в гостиную, где и набросились на него втроем, целуя, теребя, мутузя… Посмеиваясь, я дождался, пока они выпустят растрепанного, счастливого отца, и обнял его. Папа, всегда стеснявшийся проявления чувств, сам закалачил руки, тиская меня.
- Ну, вот, - ухмыльнулся он, оторвавшись, - выбился в люди! Догоняй, сын!
- Лет через десять! – смешливо фыркнул я. – Тебя как раз из член-корреспондентов в академики переведут!
Отец рассмеялся - вольно, не удерживая веселье в себе, и мама воскликнула, выглядывая из кухни:
- Всем шампанского!
- Так ведь кончилось уже! – заголосила Настя.
- А у меня еще есть! Миша, открой, пожалуйста…
И гулянка вышла на новый уровень.
* * *
Заночевали мы с Ритой в моей бывшей комнате, разложив диван-кровать. Я лежал и улыбался. Просто так. Уж слишком хорошо складывалась жизнь – и у родителей, и в моей "ячейке общества", и вообще. А тут еще такой подарок от Аидже! Долой переживания! Долой страхи и тревоги! Да здравствует счастье и безмятежность!
Рита навалилась на меня, потерлась щекой о щеку, погладила мою руку. Я тут же вмял пятерню в тугую грудь, с наслаждением оглаживая атласную округлость.
- Ми-иша… - жарко зашептала девушка. – Ну… ты что? Шуметь же будем!
- Родители сейчас сами зашумят, - парировал я.
- Настя за стенкой…
- Она уже большая девочка! Себя вспомни.
- Сравнил… У меня же был ты!
- А я и сейчас есть…
- Правда? – мурлыкнула Рита, зажимая мою нахальную руку между ног.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Ага! – выдохнул я.
Мы расшалились, и стали шуметь.
Пятница, 24 марта. День (подглавка откорректирована)
США, Ю.Каролина, Хобкау Барони
- Мистер президент! Подлетаем!
Джеральд Форд вздрогнул, выходя из дремы, и глянул в иллюминатор. Под брюхом вертолета проплывали топкие солончаки, сверкая зеркальцами луж. Вдоль широкого песчаного пляжа клонились бурые злаки, а сабаловые пальметты мотали космами болотного цвета. Стая уток, испугавшись ревущего «Марин Уан»,[1] полетела над самыми дюнами, заполошно крякая, сея мелкие перья и сор.
«Будто и не ступала сюда нога белого человека… - подумал Первый Джентльмен. – Всё, как триста лет назад, застыло в дикости».
Тяжелая винтокрылая машина, чуть кренясь, взяла к западу, минуя перепады бескрайнего поля для гольфа, и зависла над площадкой с огромной буквой «Н», выведенной белым по зеленому.
Несильный толчок, и вертолет грузно просел на шасси, попирая траву. Бешеный разлет лопастей трепал верхушки сосен, выстроившихся по краю плантации и бросавших зыбкую тень на заросшую колею. К самой дороге притулился скромный домик-шелтер, рубленный из тонких бревен гикори.
На его пороге стоял, рукою прижимая стетсон, невысокий человек средних лет. Он был одет в строгую черную пару, и впрямь напоминая плантатора-южанина.
- Сэр?.. – неуверенно обратился начальник охраны, накачанный и быстроглазый.
- Побудь здесь, Томми, - мягко пророкотал Форд. – Тут безопасно.
Винт уже еле вращался, когда президент покинул «Марин Уан». Аккуратно скошенная трава пружинила под ногами, а налетавший ветерок струил будоражившие запахи – терпкая гниль, нанесенная с болот, мешалась с соленым, йодистым духом океана.
- Приветствую вас, мистер президент, - Бернард Барух-младший небрежно приподнял шляпу. – Прогуляемся?
- Пожалуй, сэр, - наклонил голову Форд.
Он ощущал себя безродным крестьянином, представленным монарху. Благословенные Штаты выпестованы отъявленными республиканцами… заложившими американскую империю. Всей разницы, что новая знать кичится не древностью рода, а богатством. Не зря же местный автомобильный король окрестил внука Генри II…
- Скажите, сэр... - заговорил президент, лишь бы задавить в себе неприятную робость. - Ворочать триллионами – это удовольствие или тягость?
Барух усмехнулся.
- Число с двенадцатью нулями – нечеловеческое, Джеральд. Для безбедной жизни хватит и миллиона. А сотни миллиардов… Это чрезмерная, неодолимая сила. Это войны и голод у непослушных наций или стабильность и благополучие – у покладистых. Чего уж тут приятного… Лично мне тяжко, хотя и подкатывает порой довольство. Ну, что выросло, то выросло, - развел он руками. – Отец был куда жестче меня, холодней и… бесчувственней? Да, пожалуй… Порой он напоминал мне уэллсовского марсианина! А я всего лишь тщусь походить на него. Однако копия всегда хуже оригинала, даже если носят они одинаковые имена…
Форд слушал – и поглядывал искоса на своего визави. Барух мог позволить себе такую вольность, как искренность. Ведь он, и подобные ему, всегда в тени. Барухи, Рокфеллеры, Морганы… Истинные хозяева Америки! А он кто? Да так… Наемный управляющий. Верно служил – оставили на второй срок. Заартачится – могут и шлепнуть, как Кеннеди.
Оглянувшись на вертолет, уныло свесивший лопасти, Бернард сказал:
- Ну, можно поговорить спокойно, без пронырливых свидетелей… Я думал над вашей докладной запиской, Джеральд. К сожалению, вы правы. Помните историю со Лжемихой? Нет, нет, меня вовсе не тянет бередить язвы самолюбия! Просто тогда я не поверил, что нам удалось вывезти из Советского Союза настоящего предиктора. Да скорее русские уволокут все золото из Форт-Нокса и перегрузят его на свой крейсер! За «железный занавес» ходу нет.