Уилбур Смит - Раскаты грома
– Где Катрина? Где моя сестренка?
Шон сразу перестал улыбаться. Он тяжело сел на стул и снял шляпу, прежде чем ответить:
– Она умерла, Паулюс. Уже четыре года как умерла.
Выражение лица Паулюса медленно изменилось, стало мрачным и суровым.
– Как?
«Что я могу сказать? – подумал Шон. – Что она убила себя по неизвестной причине?»
– Лихорадка, – соврал он. – Лихорадка черной воды.
– Ты нам не сообщил.
– Я не знал, куда писать. Как родители?
– Оба умерли… – Ян Паулюс резко оборвал разговор и отвернулся от Шона, глядя на белую брезентовую стену.
В наступившей тишине мужчины с горечью вспоминали мертвых, чувствуя свою полную беспомощность. Наконец Шон встал и направился к выходу из палатки.
– Дирк.
Мбежане подтолкнул мальчика вперед, Дирк приблизился к отцу и взял его за руку. Шон ввел его в палатку.
– Перед тобой сын Катрины.
Ян Паулюс уставился на мальчика.
– Иди сюда.
Дирк неуверенно подошел к нему. Ян Паулюс вдруг присел на корточки, так что его глаза оказались вровень с глазами ребенка. Он обхватил лицо Дирка ладонями и стал внимательно разглядывать.
– Да. Таким и должен быть ее сын. Глаза… – Голос его дрогнул. Секунду Ян Паулюс смотрел Дирку в лицо. Потом снова заговорил: – Будь гордым, – и поднялся.
Шон показал на выход, и Дирк с облегчением выбежал к Мбежане.
– Что теперь? – осведомился Ян Паулюс.
– Хочу получить разрешение на проход через линию фронта.
– Собрался к англичанам?
– Я англичанин, – напомнил Шон.
Нахмурившись, Ян Паулюс ненадолго задумался, потом спросил:
– Дашь слово, что не будешь воевать с нами?
– Нет, – заявил Шон, и Ян Паулюс кивнул, словно такого ответа и ожидал.
– Я перед тобой в долгу, – принял он решение. – Я не забыл того слона. Вот, в уплату долга. – Ян подошел к складному столу и взял перо. По-прежнему стоя, что-то быстро написал, помахал листком, чтобы чернила просохли, и протянул его Шону. – Иди. Надеюсь, мы больше не встретимся, потому что в следующий раз я тебя убью.
– Или я тебя, – парировал Шон.
Глава 9
В тот же день Шон со своим отрядом перешел железнодорожный мост через Тугелу, миновал покинутую деревню Коленсо и снова оказался на равнине. Далеко впереди, разбросанные, как маргаритки в траве, белели палатки огромной британской армии у Чивли-Сайдинг. Но еще далеко от этого лагеря Шона остановил патруль из четырех солдат во главе с сержантом знаменитого йоркширского полка.
– Куда направляетесь?
– Я британский подданный, – сообщил Шон.
Сержант посмотрел на бороду Шона, на его платье, на его лохматую лошадь, потом туда, откуда Шон прибыл.
– Ну-ка повтори, – попросил он.
– Я британский подданный, – послушно повторил Шон с акцентом, который показался уху йоркширца незнакомым.
– А я китайский император, – жизнерадостно ответил сержант. – Ну-ка дай сюда ружье.
* * *Два дня Шон провел на обнесенном колючей проволокой тюремном участке лагеря, пока служба разведки связывалась с ледибургским бюро записей актов гражданского состояния и ждала ответа. И все два дня Шон мрачно думал не о своих неприятностях, а о женщине, которую нашел, полюбил и мгновенно потерял. Эти два дня вынужденного бездействия пришлись на самое трудное время. Снова и снова повторяя каждое слово из тех, которыми они обменялись, заново ощущая каждое соприкосновение рук и тел, вспоминая ее лицо до мелочей, Шон довел себя до того, что все его помыслы были только о Руфи. И хотя он даже не знал фамилии Руфи, он чувствовал, что никогда ее не забудет.
К тому времени, когда его с извинениями отпустили, вернув лошадей, оружие и деньги, он уже пришел в такое уныние, что избавиться от него мог только с помощью выпивки или доброй драки.
Поселок Фрер – первая железнодорожная станция по пути на юг – обещал и то и другое.
– Держи Дирка при себе, – приказал Шон, – разбей лагерь за городом у дороги и разведи костер побольше, чтобы я мог найти вас в темноте.
– Что ты будешь делать, нкози?
Шон двинулся в сторону небольшой таверны, зазывавшей жаждущих жителей Фрера.
– Я иду туда, – ответил он.
– Пошли, нкозикази. – Шагая с Дирком по улице, Мбежане решал, сколько времени дать Шону, прежде чем прийти за ним. Уже много лет нкози не направлялся к таверне с таким решительным видом, но в последние дни у него было много поводов для огорчений. «К полуночи, – решил Мбежане, – он уже будет в том состоянии, когда его можно уложить спать».
Шон, стоя у входа, разглядывал кабак. Одна большая комната со стойкой на козлах вдоль дальней стены, много народу, тепло, приятно пахнет выпивкой и сигарами. Шон сунул руку в карман и незаметно пересчитал деньги – десять соверенов, которые он себе выделил: более чем достаточно, чтобы заплатить за выпивку.
Протискиваясь через толпу к прилавку, он разглядывал собравшихся. В основном солдаты, из десятка различных соединений. Колониальные и имперские войска, главным образом нижние чины, хотя за столом у дальней стены – несколько младших офицеров. Еще несколько штатских, по-видимому, транспортников, подрядчиков и бизнесменов, с офицерами – две женщины, в чьей профессии невозможно усомниться, и с десяток черных официантов.
– Что будешь пить, парень? – спросила толстая женщина за стойкой, куда Шон все-таки добрался. Он оценил это обращение и с неудовольствием посмотрел на ее усы.
– Бренди. – У Шона не было настроения любезничать.
– Целую бутылку, приятель? – Она сразу поняла, что ему нужно.
– Сойдет для начала, – согласился он.
Шон пил бренди и с отчаянием чувствовал, что большие порции спиртного его не берут, лишь обостряют воображение, и он видит перед собой лицо Руфи во всех подробностях, вплоть до маленькой родинки на щеке, вплоть до того, как изгибаются уголки ее рта, когда она улыбается. Придется прибегнуть к более действенным средствам, чтобы забыться.
Упираясь локтями в стойку, держа стакан в правой руке, Шон снова принялся разглядывать окружающих.
Оценивая каждого как возможность подраться и тем самым отвлечься и последовательно отвергая одного за другим, он наконец остановил вой выбор на небольшой компании за игровым столом.
Семь человек играют в покер, и, судя по всему, ставки небольшие. Шон прихватил бутылку, пересек помещение, присоединился к кругу зрителей и встал за спиной сержанта территориальных добровольческих отрядов, которому постоянно шла плохая карта. Несколько сдач спустя сержант попробовал собрать флэш, взял карту, ошибся, дважды попытался блефовать, но его набор перебили пары у соперников.
Он отбросил карты и с отвращением фыркнул.
– Продулся! – Сержант собрал со стола перед собой оставшиеся монеты и встал.
– Не повезло, Джек. Кто-нибудь хочет занять его место? – Победитель огляделся. – Приятная дружеская игра, ставки на стол.
– Играю. – Шон сел, стратегически расположил бутылку и стакан справа и выложил перед собой пять золотых соверенов.
– У парня золото! Добро пожаловать.
Шон не поддержал ставку после первой сдачи, проиграл два фунта тройке дам во второй и выиграл пять фунтов в третьей. Рисунок игры установился; Шон играл с холодной целеустремленностью, и когда ему нужна была карта, казалось, ему стоит только ее захотеть.
«Как там в старой пословице? Кому не везет в любви, везет в картах».
Шон невесело улыбнулся, пополнил свой стрит недостающей пятеркой червей, побил тройку семерок, выставленную против, и пододвинул к себе банк, увеличивая свой выигрыш. Больше тридцати – сорока фунтов. Происходящее начало ему нравиться.
– Небольшой урок, джентльмены.
За последний час три игрока бросили играть, за столом оставались четверо.
– Не хотите дать проигравшим возможность отыграться?
– Хотите поднять ставки? – спросил Шон говорившего. Этот рослый рыжеволосый мужчина, от которого пахло лошадьми, тоже выигрывал. Вероятно, транспортник.
– Да, если джентльмены не против. Сделаем минимальной ставкой пять фунтов.
– Подходит, – ответил Шон; остальные тоже согласились. При крупных ставках вначале преобладала осторожность, но постепенно игра набирала обороты. Шону теперь везло меньше, но за час он поднял несколько небольших банков на общую сумму в семьдесят пять фунтов.
Затем Шону пришли при его сдаче неплохие карты. С некоторым оживлением он обнаружил у себя семерку, восьмерку, девятку и десятку треф и шестерку бубен. Какой-никакой стрит.
Игрок слева от Шона повысил ставку перед тем, как взять карту, и джентльмен, от которого пахло лошадьми, в свою очередь, тоже; третий игрок пасовал. Шон веером выложил свои карты.
– Принимаю двадцать и повышаю еще на двадцать, – предложил он, и зрители возбужденно зашумели.
– Принимаю. – Первому номеру не хватало денег.
– Принимаю, – вторил ему Лошадник, и его золото звякнуло в банке. Третий номер сложил свои карты и отодвинул их. Шон повернулся к номеру первому.
