Уилбур Смит - Раскаты грома
Для Дирка это был голос матери, которую он почти не помнил. Голос, сулящий безопасность, – и вскоре мальчик уснул.
– Продолжайте, – прошептал Шон.
И она пела для него одного. Любовную сагу, которой исполнилось две тысячи лет, полную страданий ее народа – но и радости. Пока она пела, ветер стих; замолчала и Руфь. Воцарилась глубокая тишина ночи.
Грянула буря. Прогремел первый гром, змеи молний пробились сквозь тучи. Дирк что-то забормотал, но не проснулся.
В резком голубом свете Шон увидел мокрые от слез щеки Руфи, и когда их снова обступила темнота, Руфь задрожала, прильнув к нему. Он прижал ее, маленькую и теплую, к груди и почувствовал на губах соленый вкус ее слез.
– Шон, нельзя.
Но он подхватил ее и понес в ночь. Снова сверкнула молния, озарив местность, и Шон увидел лошадей с понуренными головами и резкие очертания холма рядом.
Первые капли дождя упали на его плечи и лицо. Дождь был теплый, и Шон продолжал идти, неся Руфь. Потом хлынул ливень, следующая молния подсветила жемчужный туман, и ночь наполнили запахи дождя и земли – запахи чистые и искренние.
Глава 5
Утром воздух был так промыт, что, стоя рядом на вершине холма, путники видели горы, голубые и четко очерченные на южном горизонте.
– Это окраина Дракенсберга. Мы обогнем его милях в двадцати. Вероятность встретить патруль буров здесь очень мала. Можно ехать днем. Вскоре мы минуем горы и выйдем к железной дороге за линией фронта.
Свежесть утра, красота земли, уходящей вдаль гигантским травяным блюдцем, хорошо знакомые просторы Наталя и присутствие рядом Руфи привели Шона в хорошее расположение духа.
Шон был доволен – впереди завершение пути, а эта женщина, не исключено, станет его постоянной спутницей.
Когда он заговорил, Руфь посмотрела на него, задрав подбородок, – подчеркивая его высокий рост. И Шон неожиданно понял, что его хорошее настроение вовсе не отражается в ее глазах.
– Ты очень красива, – сказал он, но Руфь промолчала. Теперь он читал в ее взгляде печаль и, возможно, что-то еще, более сильное.
– Руфь, ты останешься со мной?
– Нет. – Она медленно, с сожалением покачала головой. Ее волосы толстым черным жгутом свесились через плечо и легли на замшу куртки цвета меда.
– Ты должна.
– Не могу.
– Но вчера ночью…
– Вчерашняя ночь была безумием… это все буря.
– Все было правильно. Ты это знаешь.
– Нет. Это все буря. – Она отвела взгляд и посмотрела на небо. – А теперь буря кончилась.
– Это было гораздо больше чем буря. С первого мгновения нашей встречи.
– Безумие, рожденное обманом. Мне всю жизнь придется лгать, прикрывая случившееся, подобно тому, как прикрывала это темнота.
– Руфь, ради Бога, не говори об этом так.
– Хорошо, не буду. Я вообще не буду об этом говорить.
– Но мы не можем забыть. Мы оба знаем, что не можем.
В ответ она вытянула левую руку. Сверкнуло золотое кольцо.
– Попрощаемся здесь, в горах, на солнце. Мы еще некоторое время будем ехать вместе, но попрощаемся здесь.
– Руфь, – начал он, но она прикрыла ему рот рукой, и он ощутил губами металл кольца; от этого по спине пробежал холодок, словно от ужасной мысли, что он потеряет ее.
– Нет, – прошептала она. – Поцелуй меня в последний раз и отпусти.
Глава 6
Мбежане увидел все первым и рассказал Шону. Примерно в двух милях сбоку, со складки ближайшего хребта, поднялось будто бы пятно коричневого дыма, такое бледное, что Шон не сразу разглядел его. Он тут же повернулся и лихорадочно принялся искать укрытие. Ближайшим оказался выступ красной скалы в полумиле. Слишком далеко.
Руфь заметила его взбудораженность.
– Что это, Шон?
– Пыль, – ответил он. – Всадники. Скачут сюда.
– Буры?
– Возможно.
– Что делать?
– Ничего.
– Ничего?
– Когда они покажутся на хребте, я двинусь им навстречу. Попробую что-нибудь наврать, чтобы нас пропустили. – Он повернулся к Мбежане и заговорил по-зулусски: – Я поеду к ним. Внимательно следи за мной, но продолжай уходить. Если я подниму руку – бросайте вьючных лошадей и скачите во весь опор. Я постараюсь задержать их подольше, но поднятая рука значит – конец. – Он быстро отстегнул седельную сумку с золотом и протянул зулусу. – Если все будет хорошо, сможешь до ночи от них уйти. Отвези нкозикази, куда она захочет, а потом с Дирком поезжай к моей матери в Ледибург.
Шон снова сосредоточился на хребте и различил две фигуры на лошадях. Он снял с груди бинокль; в окуляры были видны всадники, они стояли рядом, лицом к нему. Шон всмотрелся в очертания их касок, увидел, как сверкнули медные детали амуниции, оценил размер коней и выправку и с облегчением воскликнул:
– Это солдаты!
И словно в подтверждение, на фоне неба двумя ровными рядами показался эскадрон с весело раздуваемыми ветром вымпелами на пиках.
Дирк возбужденно закричал, Руфь рядом с ним рассмеялась, Мбежане повел вперед вьючных лошадей, а Шон приподнялся на стременах и, размахивая над головой шляпой, поскакал к солдатам.
Но энтузиазм путников никак не подействовал на всадников, они сидели неподвижно и следили за их приближением, а младший офицер во главе колонны с подозрением обратился к Шону:
– Кто вы такой, сэр?
Правда его как будто больше интересовал не ответ Шона, а брюки Руфи и то, что под ними. Во время последующего объяснения у Шона возникла устойчивая неприязнь к этому человеку. Хотя гладкая загорелая кожа и пушистые желтые усы усиливали это чувство, главным его источником стали светло-голубые глаза. Возможно, они всегда были навыкате, но Шон в этом засомневался. Во время короткого разговора, когда Шон сообщил, что с бурами они не встречались, офицер не сводил с него глаз, но потом снова уставился на Руфь.
– Что ж, не будем вас задерживать, лейтенант, – сказал Шон и взял поводья с намерением повернуть лошадь.
– Вы все еще в десяти милях от реки Тугелы, мистер Кортни. Теоретически эту территорию удерживают буры, мы на фланге их большой армии, и будет безопаснее, если вы проедете к британским линиям под нашей защитой.
– Спасибо, нет. Мы хотим избежать встречи с обеими армиями и как можно быстрей добраться до Питермарицбурга.
Офицер пожал плечами:
– Как хотите. Но если бы мои жена и ребенок… – Он не закончил, обернулся в седле и сделал колонне знак продолжать движение.
– Идемте, Руфь. – Шон поймал ее взгляд, но она не тронулась с места.
– Я не поеду с вами. – Ее голос звучал решительно, и она отвернулась от Шона.
– Не делайте глупостей. – Он был удивлен, и его слова прозвучали резко; глаза Руфи гневно вспыхнули.
– Я могу присоединиться к вам? – поинтересовалась она у офицера.
– Что ж, мэм… – Поколебавшись, он взглянул на Шона. – Если ваш муж…
– Он мне не муж. Я его едва знаю. – Она не обратила внимания на гневное восклицание Шона. – Мой муж служит в вашей армии. Я хочу, чтобы вы отвезли меня к нему.
– Ну что ж… это совсем другой коленкор, – протянул офицер, едва скрывая удовольствие от перспективы оказаться в обществе Руфи. – Буду рад проводить вас, мэм.
Руфь сжала коленями бока лошади и пристроилась рядом с лейтенантом. Этот небольшой маневр развернул ее лицом к Шону. Она словно оказалась по другую сторону барьера.
– Руфь, пожалуйста. Нам еще нужно многое обсудить.
– Нет. – Ее голос и лицо ничего не выражали.
– Хотя бы попрощаемся, – умолял он.
– Мы уже попрощались. – Она перевела взгляд с Шона на Дирка, потом отвернулась.
Офицер высоко поднял сжатый кулак и повысил голос:
– Колонна! Вперед!
Когда его крупная блестящая лошадь двинулась с места, он злорадно улыбнулся и поднес два пальца к краям шляпы в ироническом приветствии.
– Руфь!
Но она никак не отреагировала на взгляд Шона. Девушка уставилась прямо перед собой, и, когда проехала в начало колонны, голова ее была высоко поднята, губы сжаты в ниточку, а волосы, свисающие толстым жгутом, при каждом шаге лошади подскакивали на спине.
– Не повезло, приятель! – сказал какой-то солдат, проезжая мимо.
Сгорбившись в седле, Шон смотрел вслед всадникам.
– Она вернется, па? – спросил Дирк.
– Нет, не вернется.
– Почему?
Шон не услышал вопроса. Он продолжал смотреть, надеясь, что Руфь обернется. Но он надеялся напрасно – Руфь скрылась за холмом, а еще через несколько секунд ушла из виду и вся колонна. Шона поглотила безграничная пустота.
Глава 7
Шон тронулся с места. В десяти ярдах за его спиной Мбежане придерживал Дирка – зулус понимал, что Шону нужно побыть одному. Много раз за прошедшие годы они ехали в таком строю – Шон впереди, переживая горе или стыд, терпеливый Мбежане – за ним, ожидая, когда Шон выпрямится и оторвет подбородок от груди.
Связно думать Шон не мог и лишь испытывал гнев и отчаяние попеременно.
Гнев на эту женщину, гнев, близкий к ненависти, когда он вспоминал, что она уехала. И снова гнев, на этот раз направленный на себя самого: как он мог позволить ей сделать это!
