Сергей Бузинин - Люди и Флаги
— Поспешное суждение, простительное благодаря вашему юному возрасту. Мистер Портер, в этом сражении, как и во всех сражениях той ужасной войны, по обе стороны фронта находились американцы. Простые парни, фермеры и рабочие в мирной жизни. Став солдатами, они были разделены идеей и линией фронта, но каждый из тех, кто брал в руки оружие в ту пору, искренне желал счастья своей стране, пусть каждый хотел этого на свой манер и по своему разумению. Разный цвет их мундиров не мешал им оставаться теми, кем они всегда были — братьями по крови. С той поры прошло уже двадцать лет, но до сих пор станция Бренди остается для меня моей гордостью и моей печалью. — Хэмптон прикурил сигару, словно желая скрыть выражение своего лица за клубами табачного дыма.
— Насколько я понимаю, в том, без преувеличения, эпохальном сражении «Немой Сэм» проявил чудеса доблести и отваги? — Портер постарался увести разговор в сторону от допущенной им бестактности.
— Увы, мой друг, как мне не прискорбно об этом вспоминать, но в том бою Сэма с нами уже не было, ибо он погиб семнадцатого марта 1863 года, породив своей гибелью не одну легенду. Позвольте, я прочитаю вам одно письмо.
Достопочтимый мистер Уэйд Хэмптон III! Приветствую Вас!
Я пишу Вам эти строки из городка Келпепер, где лечу свои раны, пребывая в доме судьи Генри Шаклфорда, любезно даровавшего мне своё гостеприимство.
Пишу Вам с чувством глубочайшей признательности и не менее глубокой скорби. И, хотя состояние мое неизменно улучшается, я пока еще слаб, и поэтому прошу Вас о величайшем для меня одолжении.
Умоляю Вас, не откажите в моей просьбе, и донесите всю мою благодарность матери безвестного для меня героя, спасшего мою жизнь в схватке у брода Келли. Равно с ним, я умоляю Вас исполнить самую тяжкую и самую почетную обязанность джентльмена — рассказать матери храбреца о его подвиге и его смерти. Как это не прискорбно говорить, но лучшие из нас, уходят первыми. Если я все же уцелею в этой войне, я и сам обязательно преклоню колени перед той, без всякого сомнения, достойнейшей женщиной, и попытаюсь заменить ей сына, хотя и отдаю себе отчет в том, что это невозможно осуществить в полной мере, даже если я посвящу этому всю свою жизнь без остатка.
Теперь я расскажу о том, воистину беспримерном подвиге, свидетелем котором я был.
Как Вам уже известно, с марта месяца 1863 года, я вместе со своей батареей находился в Келпепере, пребывая под началом доблестного командующего — Фитцхью Ли. Надо сказать, что Келпепер — славное местечко. На первый взгляд вроде бы ничего особо выдающегося: ряды домов, немощенные улицы, куда ни кинь свой взгляд — везде красная глина, но все же некое, почти неуловимое очарование присутствует в этом пасторальном уголке. Иначе, у думаю, наш командующий мистер Ли вряд ли облюбовал сей городок для расположения своего штаба. В свободное от войны время, каждый из нас отдыхал, как мог. Я и Пирс Янг посещали дом Генри Шаклфорда с целью навестить его очаровательных дочерей.
Фитцхью Ли поддерживал переписку с командиром северян — Уильямом Эвереллом(если помните, сэр, они соперничали со времен Уэст-Пойнта), и как-то раз мне доводилось услышать, что наш командир отправил Эвереллу довольно-таки едкое послание, сопроводив письмо советом, я цитирую этот совет дословно: «Хотелось бы, чтобы ты убрал саблю в ножны, покинул мой штат и отправился домой. Лошадь у тебя хорошая, доедешь быстро. Если нет — то добро пожаловать ко мне в гости, только не забудь захватить большой мешок с кофе. Нам его не хватает».
Восемь сотен всадников из славных Вирджинских кавалерийских полков, были силой, способной смести со своего пути даже воинство фараоново, и давали своему командиру возможность высказывать подобные рекомендации кому угодно.
В середине марта разведчики донесли, что Эверелл, «польщенный» столь любезным приглашением, все же решился прийти к нам в гости и, по-видимому, из стеснительности, захватил с собой почти три тысячи бойцов. А так как он не располагал сведениями о наличии у нас оркестра, взял в придачу к ним и две артиллерийские батареи. Как артиллерист, я его прекрасно понимаю. Гром канонады своих орудий, какая музыка может быть приятней?
Шестнадцатого марта сего года, наш отважный Фитц, усилил охрану у брода Келли и поставил снайперов у бродов. По не известной мне причине на этом усиление и закончилось. Не были выдвинуты стрелковые секреты, не подготовлена артиллерийская засада, казалось, наш начальник свято верил, что массивная засека полностью остановит северян, жаждавших познакомиться с традициями южного гостеприимства. Как бы то ни было, высокая стратегия — удел генералов, а удел майоров — проявлять чудеса отваги там, где ему укажут генералы.
Раннее утро семнадцатого марта было немного прохладным и очень туманным. Вероятнее всего, Эверелл, искренне заботясь, чтобы его солдаты не простыли и, желая дать им возможность согреться, отправил их в атаку. Три раза орды янки атаковали брод, но не достигли успеха! Засека оправдала надежды Фитцхью Ли, сдерживая вражеский напор и давая надежное укрытие нашим стрелкам. Но надо воздать должное и настойчивости янки. Восемь сотен юнионистов сумели обойти брод, замкнув окружение, и с помощью топоров расчистили проход в засеке, дав возможность «синим мундирам» прорваться на наш берег. Не смотря на этот успех гостей из Союза, еще два часа горстка вирджинцев не сдавалась, отчаянно отбивая атаки врага. Два часа! Вы слышите, сэр, два часа при соотношении сил десять к одному! Ценой неимоверных усилий, войска Эверелла все же захватили брод и двинулись вперед. Но вместо того, что бы атаковать нас, они прошли лишь три четверти мили, где нашли разрушенную стену, под которую и забились, как мыши. Хотя чего еще можно ожидать от этих «отважных»?! Видя их беспримерную трусость, Ли отдал приказ третьему Вирджинскому полку атаковать янки, укрывшихся за каменной стеной.
Кавалеристы, осыпаемые вражескими пулями, бросились в атаку, стреляя на скаку. Надо заметить, что к великому нашему разочарованию, сие занятие особого вреда врагу не приносило. Янки все усиливали огонь из своих карабинов, и наша атака явно захлебывалась. Желая исправить положение, Фитцхью Ли отдал приказ, и пятый Вирджинских пошел в атаку за славой. На правом фланге «юнионистов», в стене был пролом, в который и устремились наши герои. Не видя возможности поддержать наши силы огнем своей батареи и, будучи уже не в силах в бездействии оставаться на месте, я, в неуемной гордыни своей, вскочил на коня, и присоединился к атаке вирджинцев.
Подо мной был отличнейший скакун английских кровей, и я почти без труда обогнал ряды атакующих. Восторг и удаль опьяняли меня. Вынув саблю из ножен, я, приподнявшись на стременах, кричал: «Вперед! Вперед! Давай сделаем их! Нет силы, что может нас остановить!». Справа от меня, неудержимо рвался вперед знаменосец. Бог мой! Нет на свете восторга сильней, чем восторг от вида развевающегося на ветру атаки флага! Нас видели и друзья, идущие за нами, и враги, стоящие впереди.
Преодолев стену из камня, мы рвались вперед, пытаясь преодолеть стену огня. Внезапно знаменосец, пробитый пулей, пошатнулся в седле. Я на скаку подхватил знамя, но разорвавшийся рядом снаряд, свалил моего коня. По счастливой случайности взрыв не нанес мне серьёзных ран, но контузию я все-таки получил. Покачиваясь из стороны в сторону, как китайский божок, опираясь на древко знамени, поднялся я с земли. Я вздел свой флаг повыше, подавая знак идущим за мной, что атака продолжается. Оглянувшись, я увидел, что вырвался далеко вперед, и наши части, сдерживаемые огнем врага, продолжают продвигаться, но шли они медленней, чем мне бы хотелось. В нескольких шагах от меня заблестели стволы карабинов северян. Я уже приготовился достойно умереть, видя, что несколько бойцов целятся в меня, когда избавление от смерти пришло, как в сказке. По обе стороны от меня мелькнули тени коней, стелящихся в прыжке, и залп револьверов прозвучал для меня как лучшая музыка, которую я когда-либо слышал. Враги отпрянули, оставив на земле несколько убитых бойцов, а после второго револьверного залпа, поддерживаемого взмахами сабель, побежали. Осмотревшись, я убедился, что радость моя была несколько преждевременна, а смерть хоть и отсрочена, но вполне вероятна.
Как оказалось, мне на помощь смогли прийти лишь полторы дюжины наших кавалеристов, на мундирах которых я явственно видел шевроны Вашей бригады. Двое из них уже не могли мне чем-либо помочь, так как залп северян не прошел бесследно, изрешетив храбрецов. Командовал ими человек, одетый в мундир кавалерии, но не имеющий воинских знаков различия. Жестом он указал мне на лошадь одного из убитых, потом указал на батарею северян, продолжавшую вести огонь. Командир Ваших кавалеристов сказал, что батарею надо взять, с чем я не мог не согласиться. Он говорил мне, что-то еще, но из-за его жуткого акцента и моей временной глухоты, вызванной разрывом снаряда, слова незнакомца были почти не различимы. Минутная задержка на совещание, если можно назвать совещанием обращение почти немого к почти глухому, и мы уже несемся на врага.
