Мари Польская - С видом на жизнь. Дилогия (СИ)

Уже в домике, уложив тело орка на лавку, я села и облегченно вздохнула. Хотя расслабляться было рано. Сначала необходимо промыть раны и зашить их. Большие металлические иглы у Зора были, шелковые нитки тоже. Поэтому я прокипятила их и принялась за дело. От боли орк пришел в себя, но почти сразу же вновь погрузился забытье. Всю ночь я обрабатывала раны, готовила и вливала ему в рот отвары из свежих целебных трав. К утру, напоив пациента укрепляющей настойкой, взобралась на Маську и поехала домой. Отец встретил меня у крыльца, облегченно выдохнул, и ничего не спрашивая, отправил спать. Усталость меня буквально срубила. Во сне мерещился умирающий орк, который пытался дотянуться до меня. Я отползала, хотя двигаться было тяжело, как в густом киселе. А когда рука мужчины все же дотронулась до моего плеча, я резко проснулась. Судя по солнцу, до полудня оставалось пара часов, я прокралась на кухню, стащила краюху хлеба и кусок масла и, потихоньку выбравшись, направилась к домику Зора.

Орк спал, тяжело дыша и переворачиваясь с боку на бок. Лоб его был покрыт испариной, видимо, от высокой температуры. Я приложила ладонь ко лбу и нахмурилась: он горел. Самый действенный рецепт, когда нет аспирина — обтирание. Для этого орка пришлось полностью раздеть. Холодная вода и чуть — чуть кислоты помогли, но надолго этого эффекта не хватит. Значит, нужно идти в лес за новыми травами. Чуть позже, напоив орка свежим отваром, я сняла бинты и осмотрела раны. Вполне прилично, нагноений нет, можно снова приложить кашицу из трав и отдохнуть.

До самого вечера я прислушивалась к дыханию своего нечаянного пациента. Сама не знаю как, запела. Мне всегда становилось легче, если душевная боль изливалась вот так: музыкой и словами.

«Где‑то там вдали за рекой,ходит коногон молодой,Ищет вороного коня,Судьбину свою кляня.

Загляделся на небеса,Затуманились глаза,Задремал среди ясна дня,Проворонил коня.

Не вернуться ему домой.Без коня голова долой.Ночь темна не видать ни зги,Знать пора помирать с тоски.

Ускакал конек с ветерком,В те края, где не бьют кнутом,Где никто не захомутит,Не стреножит, не зауздит.

День — бедень, да ночь — ночлегСветел месяц,Да долог век.Где‑то там вдали за рекойБродит коногон седой.

— Это… прекрасно, — вдруг сказал орк, — не было бы так больно, подумал бы, что умер.

— Господи… Ты пришел в себя… — я вскочила и засуетилась, не зная, что делать дальше. И это было, по крайней мере, честно. Я, действительно, не знала. — Как ты себя чувствуешь?

— Я не понимаю, что произошло… Кто ты?

— Я — Вета, так… местная жительница, — я махнула рукой, — гораздо важнее, помнишь ли ты свое имя?

— Я Данияр, орк, вообще‑то, — было такое ощущение, что он засмущался.

— Да знаю я, что ты орк.

— Откуда? Я же на них мало похож.

— Мужики в деревне говорили, когда тебя убить хотели, — пожала я плечами. А он, действительно, на орка не похож. Высокий, статный, с правильными чертами лица. Только широкие скулы его выдают, да чуть раскосые глаза. Стрижен коротко, как орки любят, и телосложение у него богатырское. Сколько же ему лет? Двадцать? Ну или около того. — Тебе вредно говорить много, потом все расскажешь и расспросишь.

— А кто меня спас? — он стал оглядываться, надеясь увидеть кого‑нибудь более дееспособного.

— Вообще‑то я… Только еще рано говорить об этом, существует опасность заражения и воспаления ран. Так что, будь умницей, не вставай и делай, что я скажу.

По мере того, как я говорила, его глаза округлялись, а говорить он и вообще забыл как.

— Ты челюсть подбери и не задавай глупых вопросов, — мне стало даже обидно. Ну сколько можно считать меня ребенком! Хотя… от горшка два вершка… И так еще лет десять… Я даже тяжело вздохнула.

Днем, пока Данияр спал, я приготовила суп из имеющихся продуктов и сейчас налила его в миску, подсела на край лавки и, подложив орку под спину свернутый тулуп, принялась кормить больного. Он запротестовал, попытался взять инициативу в свои руки, но, неудачно пошевелившись, зашипел от боли и сдался. Дав последние рекомендации, я отправилась домой. И так вопросов у родителей будет не меряно, зачем усугублять ситуацию.

Утром следующего дня меня в домике у Зора ждал форменный допрос. Началось с простенького сколько мне лет, потом — где я училась врачеванию, потом — еще куча. Я отвечала правдиво: восемь, нигде, да, да, да, нет. И так далее. Чтобы перехватить инициативу, я сама начала спрашивать. Данияр был сыном вождя самого большого орочьего племени. Со временем власть перейдет в его руки, а пока его отправили в путешествие по разным странам, чтобы познакомиться с жизнью, как она есть. Он уже побывал в нашей столице и сейчас направлялся в земли оборотней. У деревеньки на него напала стая волков, видимо та самая, что таскала наших овец. С двумя Данияр расправился из лука сразу же, только обнаружив кровожадно настроенных тварей. Еще двух убил мечом. А потом в него вцепились, и пришлось действовать запоясным кинжалом. И все. Помнит еще, что куда‑то полз, а потом была сплошная темнота. В себя его привели звуки песни. По его словам, они были подобны веревкам, тянувшимся к нему, и он начал по ним выбираться из пугавшей его пустоты.

— Ты ждешь кого‑нибудь? — напрягся вдруг орк посреди рассказа. — Сюда кто‑то телепортом идет…

— А, не беспокойся, — я с облегчением рассмеялась, — это мой учитель Зор.

Через секунду среди комнаты материализовался и хозяин домика. Появлению у него новых жильцов, он, казалось, даже не удивился:

— Ты, я смотрю, времени даром не теряешь! Молодец!

— Зор! — радостно кинулась я к нему, как будто не видела целую вечность. — Как хорошо, что ты здесь. Теперь уж точно все будет нормально.

— Что у вас произошло? — спросил Зор, выкладывая из огромной сумки на стол какие‑то книги, баночки с зельями и пакет с чем‑то очень вкусно пахнущим.

— М — м-м, — протянула я, — что там у тебя? Похоже на копченое мясо…

— Ага, оно и есть. Только ты не увиливай от ответа, давай выкладывай!

Я рассказала все, что произошло за два дня. Зор внимательно осмотрел раны больного, понюхал налитый в кружку отвар и одобрительно цокнул:

— Молодец, девочка! Ты, можно сказать, спасла его. И почти безо всякой магии.

— Без магии? Да откуда у меня магия?

— А ты сама не понимаешь… — Зор посмотрел на Данияра, тот только улыбнулся, — вон твой пациент и то понял. Не знаю как у тебя получилось, но ты смогла звуки своего голоса превратить в чистую энергию.

— Бред какой‑то, — пожала я плечами, довольная, тем не менее, что меня похвалили.

Вечер прошел весело, тем более, что мясо было изумительно вкусным. А утром я застала Данияра уже стоящим на своих ногах. Он как раз пытался сделать пару шагов.

— Ты зачем встал, — накинулась я на него, подбегая и подставляя себя под его руку. Он усмехнулся:

— Вот ведь, пигалица! Ты думаешь, удержишь меня, если я грохнусь!

— Удержать не удержу, но падение смягчу. А тебе будет потом стыдно, что зашиб меня до смерти! Меня! Свою спасительницу!

— Ага! Хочешь, тебе памятник поставлю?

— В бронзе или серебре? Нет, лучше в золоте, посреди своей степи!

Данияр хохотал, глядя, как я выпрямилась, вздернула свою махонькую головку, сплела руки на груди и уставилась в светлую даль.

— Нет, ты лучше живой приезжай. У нас здорово.

Как‑то сразу мне стало не до смеха, я заставила Данияра лечь обратно на лавку и занялась домашними делами. Зор куда‑то ушел, по словам орка, опять телепортом. А мой пациент следил за каждым моим движением, заставляя то краснеть, то от ужаса сжиматься, представляя, вдруг он узнает мою тайну. А ведь она тут, недалеко. И как я забыла! Оставляем чужого человека одного в домике и не спрятали еще компромат. Я незаметно, будто так и задумано, перебрала бумажки на столе, аккуратно вычленив из них те, что написаны на русском, и свой портрет на листовке о розыске. Засунула все карман юбки, взяла чашку с грязной водой и вышла на улицу. Для бумаг я место давно присмотрела: в дупле дуба, который рос недалеко от домика. Там‑то я все и спрятала.

Когда подоспел обед, Данияр все‑таки настоял на своем желании быть самостоятельным и доковылял до стола. Ему становилось, действительно, лучше, раны практически затянулись, опухоль спала, что не могло меня не радовать. Суп был вкусным и пах копченостями: мне удалось отвоевать у мужиков кусочек мяса. Поэтому от добавки не отказались ни я, ни Данияр.

— Знаешь, — вдруг сказал он, — я тебя понимаю. Сложно доверять человеку, которого совсем не знаешь. Даже, если спас ему жизнь. Поэтому я клянусь, что никогда ни словом, ни делом не предам тебя! Пусть Первородный услышит мою клятву!