Алексей Волков - Командор Петра Великого

– Да ты что!.. – едва не задохнулся Петр. Он успел полностью осознать ситуацию и уже не видел в ней ни малейшего повода для веселья. – В своем уме?

– Ясно, в своем! – жизнерадостно объявил Алексашка, поднимаясь на ноги и выглядывая за борт. – Ничего не видно!

– Из-за тебя, дубина! – Царь схватил приятеля за воротник шубы и принялся его трясти. – Погубить хочешь? Собака!

Петр легко впадал в бешенство. Здесь же он еще сам старательно заводил себя, и бедному Алексашке досталось по полной. Насколько позволяла тесная корзина.

Я же наоборот почти успокоился. Конечно, неприятно лететь почти вслепую неведомо куда. Однако это самолеты падают камнем. Воздушный шар теряет высоту постепенно и опускается более-менее мягко. Главное – не налететь на какое-нибудь дерево. Но это уже судьба…

В общем, шансы у нас были неплохие. И в любом случае паника еще никому никогда не помогала в сложной ситуации. Зато погубила многих даже там, где любой хладнокровный человек обошелся бы без царапин. Только как объяснить это разгневанному перепуганному самодержцу?

– Са-са-са-сам же сказал: по-полетели! – Голова Меншикова моталась из стороны в сторону, зубы клацали, и говорить ему было трудно.

– Сейчас первым полетишь у меня! – похоже, угроза Петра была нешуточной.

Он подтолкнул Алексашку к краю, и будущий герцог Ижорский опасно перевесился через край.

Пришлось мне сзади вцепиться в самодержца и попытаться оттащить его от намеченной жертвы. Силы Петра многократно умножались кипевшим в нем бешенством, вдобавок здорово мешала шуба, а скинуть ее не было времени.

Петр пытался одновременно сбросить Меншикова за борт и оттолкнуть меня. Корзина раскачивалась от нашей борьбы. Еще хорошо, что сетка не позволяла ей опрокинуться, разом избавившись от своего содержимого. Иначе лететь бы всем нам…

– Пусти! – Царь извернулся, отцепился от своего ближайшего помощника и друга и попытался ударить меня.

Я машинально отбил его руку в сторону и, парируя возможные повторы, крепко прижал Петра к себе. Так, чтобы он не мог шелохнуться. Но и тут царь упорно пытался вырваться, пыхтя похлеще паровоза, а за его спиной белело лицо несчастного Меншикова.

– Я же объяснял, государь: при потере груза шар немедленно поднимается еще выше, – стараясь быть вразумительным, проговорил я. – Стоит кого-то выбросить, и полет продлится намного больше.

Петр какое-то время еще бился в моих руках, затем обмяк. Из предосторожности я почти не ослаблял хватку. Сверх того, во мне появился страх, что сейчас с Петром случится эпилептический припадок. Сам я до сих пор не видел, но где-то не то слышал, не то читал – первый российский император страдал эпилепсией.

– Что же делать? – едва слышно пробормотал Петр. – Что делать?

– Прежде всего – успокоиться. – Сюсюкаться с ним я не собирался. Не с кисейной же барышней имею дело! – Подумаешь, летим! Мороз довольно крепкий, воздух в шаре остынет быстро, а там опустимся.

– Куда? – Царь припал ко мне, как ребенок к матери.

– Куда-нибудь. Ничего страшного. Не над Сибирью же пролетаем. Деревень здесь много. До людей добраться не проблема. Там помогут. Возьмем лошадей или пошлем кого-нибудь в ближайший город. Всего и делов.

Гигантские просторы страны были едва населены. Как я узнал, население России составляло едва шестнадцать миллионов. Это включая часть Украины и всю Сибирь. Остальные земли пока входили в состав других государств или же были чем-то самостоятельным, как Коканд, Самарканд и еще некоторые восточные ханства. Однако, как и в мое время, участки под Москвой уже ценились. Правда, дач пока в природе не было, но все Подмосковье было поделено между барскими вотчинами и дворянскими поместьями. А и те, и другие, в отличие от дач, существовали не сами по себе. Только в окружении принадлежащих им сел и деревень. Поэтому найти тут жилье действительно не представляло проблем. Гораздо удивительнее было бы заблудиться. Иди прямо, не сворачивая, и рано или поздно обязательно наткнешься на жилье. Если перед этим не попадется ведущая к людям проторенная дорога.

– Лучше хлебни, государь. – Я помнил, что кто-то клал в корзину сосуд с выпивкой и даже что-то из закуски. Предполагался не столько полет, сколько своего рода пикник на высоте. Продолжение, так сказать, банкета.

В самом крайнем случае пьяный падает мягче. Все равно не объяснить, как лучше сгруппироваться. Чем смогу – помогу, но тут уж многое зависит от самого человека. И от судьбы.

Давненько не был я в таком глупом положении. На воздушном шаре ночью не летал никогда. А уж оказаться в одной корзине с царем всея Руси мне ни в какой самой буйной фантазии и в голову бы не пришло. В глупом – когда случившееся имеет ничтожную причину, последствия непредставимы, и, главное, от тебя почти ничего не зависит. Ни спуститься пониже, ни изменить направление движения. Даже местности внизу толком не видно. Белое да черное. Только и разобрать порою, где лес, а где поле.

Мои спутники выпили, причем Петр словно ненароком заехал Алексашке локтем. Меншиков снес тычок стоически. Да и то, первый ли? И, сколько известен характер будущего светлейшего, не последний. С разницей – там за государственные дела, тут – за личные. Если не учитывать, что монарх сам по себе персона государственная. При желании весь полет можно трактовать как слово и дело. Хотя слово и было сказано царем.

– Шпаги снимите. – Я первый последовал собственному приказу.

Не хватало еще при случае напороться на эфес! Или зацепиться за что-то, а то и кого-то, клинком. Мы были одеты достаточно неплохо. Полушубки должны были смягчить последствия, не говоря о том, что хоть не грозила опасность замерзнуть.

– Это зачем? – Меншиков вновь повеселел от выпитого.

Пугать объяснениями я не стал. Без того нет ничего хуже ожидания. Уж не знаю, понял ли чего верный наперсник Петра, но распоряжение выполнил. Большего и не требовалось.

Во мне боролись два противоречивых желания. С одной стороны, хотелось, чтобы все произошло быстрее, с другой – задержаться в воздухе побольше, чтобы хоть видеть, куда несет. Пусть управлять шаром нельзя, так подготовиться же можно! А то и не только подготовиться.

Блин, что стоило присобачить какой-нибудь якорь!

Часов с собой не было, время определить было невозможно, и никто не знал, когда же наступит рассвет. Темнота мешала понять: опускаемся ли мы, или нас продолжает нести ветер? Чисто субъективно, воздух в шаре на таком морозе давно должен был остыть, но почему-то не остывал или остывал медленно. Петр с Алексашкой, оба вполне оправившиеся и воспринимающие случившее как небольшое приключение, почти прикончили бутыль вместе с закуской. Меншиков даже начал подремывать. Благо, двигался шар плавно, а если чуть раскачивался, то исключительно от наших движений. Не столько шар, сколько корзина.

Я то и дело выглядывал наружу. Показалось ли, нет, но земля приблизилась. Хотя, может, мы просто пролетали над возвышенным местом. Толком не разобрать.

Нет. Под нами явно проплывали заснеженные верхушки деревьев. Я бы предпочел поле, но тут уж от желаний ничего не зависело.

Шар снизился еще, и я велел своим спутникам на всякий случай опуститься на дно корзины и покрепче уцепиться за что-нибудь.

Впереди возник силуэт настоящего лесного великана. Я уже напрягся, готовясь к весьма неприятной встрече, но ветер пронес нас мимо буквально в нескольких метрах от кроны. Затем под нами оказалась большая поляна. Возможно, вырубка или след бушевавшего когда-то давно лесного пожара. Какая нам разница?

Теперь уже явно чувствовалось падение. Плавное – аппараты легче воздуха опускаются медленно, – но уже неотвратимое. И явно лишним довеском к картине возникла стена леса по ту сторону снежной равнины.

К счастью, первым задел кроны шар. Затрещал разрываемый шелк, а в следующий момент корзину по инерции бросило вперед. Я едва успел пригнуться, как над головой возник крепкий здоровенный сук. Еще немного, и оказался бы я нанизанным на него не хуже попавшейся энтомологу бабочки.

Нас ударило с порядочной силой. В следующий момент корзина накренилась так, что мы чуть не вылетели из нее. Затем мы полетели вниз, зависли на какое-то мгновение, опять стали падать, и все завершилось рывком.

Сверху обрушились потоки снега, на миг закрыли все пеленой. Если можно что-то закрыть глухой ночью.

Шар явно повис. Я не знал, насколько крепко наше нынешнее положение, поэтому поднимался очень осторожно. Когда же моему примеру хотел последовать Петр, я прикрикнул на него:

– Сидите! Сейчас осмотрюсь.

Петр послушался и замер. Меншиков – тот вообще молчал, только, похоже, посматривал то на меня, то на великодержавного друга.

Все оказалось не настолько плохо. Корзина висела метрах в четырех от земли. Был бы один, спрыгнул бы почти без помех. Но мои спутники не имели десантной подготовки. Уже не говоря, что резкое движение вполне могло нарушить нынешнее равновесие и шар упал бы вместе с подвешенной к нему корзиной. А это уже чревато если не гибелью – такое возможно лишь при редком невезении, – то гораздо более реальными переломами.