Тимур Рымжанов - Змеиная гора
Идя у меня за спиной, Наум вдруг прибавил шагу и вырвался вперед, вынимая из ножен излюбленный эсток. Из полумрака гостиного двора, подсвеченного рыжими огнями масляных фонарей, нам навстречу вышли трое. Впереди невысокого роста, довольно щуплый ратник в легком доспехе, чуть позади него – молодой, совсем еще мальчишка, не броско, но добротно одетый, замыкал троицу плотный, пузатый крепыш с окладистой пепельной бородой.
Наум перехватил меч для ближнего боя, непривычно для прочих взяв его в левую руку обратным хватом. Закована в железо у него была только правая рукавица.
– Прочь с дороги! – проревел Наум, нависая громадной массой над застывшими перед ним людьми.
– Мое имя Ратмир, – торопливо представился щуплый, снимая с головы засаленный стеганый подшлемник, и немного попятился. – Прибыл с князем моим Александром Ярославовичем и данником Всеволода Ярославовича боярином Евпатием Коловратом по приглашению на празднование в крепость торговую, о которой многое сказано…
– Короче не изволите? – поинтересовался Наум, немного разочарованный тем, что не состоялась драка.
Вперед вышел мальчишка, выставив руки в боки, выпятил грудь и чуть оттопырил нижнюю губу.
– Непривычен княжескому сыну отказ в почести меньшей, чем имя моего батюшки достойно. Прежде чем принять батюшкиных посланцев как подобает, потчуют их с прочей челядью в общем дворе. Хорошо хоть, на конюшне почивать не предложили. Негоже хозяину так гостей принимать.
Голос у мальчишки был как раз в стадии ломки; видно, только-только стала пробиваться хрипотца. Он еще не научился как следует ставить нужные акценты, и потому все его заявления больше показались жалобным нытьем, а не нотой протеста.
– Рылом еще не вышел, княжий отпрыск, мне, Коварю, указывать, как подобает.
– Да за такие слова тебя лошадьми рвать! – заорал было взбешенный таким дерзким ответом пузатый боярин Евпатий, да почуяв на незащищенном брюхе холодную сталь, осекся.
Наум демонстративно поднял правую руку и сложный пружинный механизм в наруче с еле слышным щелчком скрыл короткое лезвие под узорным щитком. Оторопевший молодой князь и враз протрезвевшие его провожатые отшатнулись и схватились руками за рукояти мечей.
– Некогда мне с тобой, юнец, тут препираться. Не нравится, как приняли, – скатертью дорога. А в моей крепости все равны. И селянину, и купцу, и боярину – всем из одной бочки пива подают. Прислал тебя батюшка-князь за мной, Коварем, приглядывать да шпионить, так делай свое дело, вот только под ногами у меня не вертись. А хочешь делом доказать, что имеешь право на другое к себе отношение – поднимай свою хмельную ватагу и айда со мной, делом займемся. Заодно и посмотришь, чем славен Коварь на всю округу. Или струсишь?!
Цыкнув на боярина и дружинника, молодой князь Александр достойно выдержал мою нарочитую грубость и показное неуважение, выставил упрямо ногу вперед, с трудом сдерживая неуемную предательскую дрожь в коленях.
– Мне не впервой в ратном деле участвовать. Бил я с братом Федором и бунты, и варягов пришлых. Засадный отряд под рукой держал, и дело свое знаю. Коль приглашаешь меня, прежде чем достойно приветить, показать, на что гож, то так тому и быть. Пойду с тобой, Коварь.
– Вот это нормальный разговор, сразу видно, воин сказал, а не юнец безусый, – ответил я, чуть сбавляя накал беседы. – Собирай своих, да вдогонку идите, коль поспеете. Мои стрелки резвые, порой я сам за ними не поспеваю.
Сказав это, я прошел дальше, к воротам, где меня уже ждали те самые стрелки, с ног до головы увешенные новейшим вооружением, не более чем месяц назад вышедшим из мастерской и частично мною модернизированным.
Шах и мат, вот что получил возгордившийся было своим мнимым величием княжеский сын Александр. Я не собирался церемониться ни с самими князьями, ни тем более с их отпрысками. Проглотит оскорбление, поймет, что был поставлен на место, – получит даже большее внимание, чем ожидал. А упрется как бык, обидится, затаит злобу и уйдет восвояси – то так ему и надо, дела-то при этом он не сделает. Поручение отца своего не выполнит. И кто дурак после этого?
По суете раскрасневшегося от натуги и гнева княжеского отпрыска стало понятно, что он семь шкур спустит со своих людей, но отправится со мной, лишь бы доказать, что не просто так тут языком чесал да требовал уважения, которого пока ничем не заслужил. Вот и пусть суетится, пусть наверстывает упущенное. Был бы он постарше, по-иному бы разговор повел, да и на рожон не стал бы лезть, а так, пока молодой, сколько дров еще наломает, пока выучится.
Мы двинулись в ночь по знакомой дороге с надежными проводниками. По моим подсчетам, вылазка не должна была занять много времени и ресурсов. Банда налетчиков, что осмелилась на реке взять три моих корабля, наверняка собралась стихийно, спонтанно. Из беглых людей, из кочевников да обиженных своими боярами дворовых. Сколько их приютила Мещерская сторона – не счесть. От Мурома до Владимира и Суздаля в сушь да в голодные годы сколько дворов обнищало, оголодало, осиротело. Загнала беда людей в тяжкий грех, на лихой промысел, и потому мне нужно было разобраться, кто и зачем это сделал, так что лютовать не стоило. Возможно, если прознают лихие людишки, чей караван взяли, так, случится, и без боя все вернут с извинениями. Ну а если упрутся и в драку полезут, то и пенять потом только на себя и смогут.
Много личного времени приходилось тратить на то, чтобы разрабатывать оружие и боеприпасы. Я считал их постоянное совершенствование важнейшей задачей и не останавливался на достигнутом. Зная надежность и значительную эффективность стрелкового оружия, я понимал, что ставку придется делать именно на него. В моем случае изготовление пушек, ружей и даже мортир было делом совершенно бессмысленным и безнадежным. Во-первых, потому, что я не мог позволить себе тратить столько железа на подобные виды вооружения. Во-вторых, технологически это было дорого и неоправданно. Изготовление одной пушки с достаточным запасом прочности обошлось бы мне примерно в двести килограммов хорошей стали и несколько десятков килограммов дорогого в производстве пороха. Плюс чугун или все та же сталь для ядер, в которые тоже понадобится пороховой заряд. Пушка тяжелая, неудобная для транспортировки, долго перезаряжается, поэтому я сделал выбор в пользу ракетных снарядов. Технология была отработана еще при обороне Рязани от налета князя Юрия с его сборной ратью. Изготовление тогда еще громоздких и нелепых минометов вполне себя оправдало. Дальность и точность стрельбы, скорость перезарядки, возможность мгновенной смены дислокации и мобильность стрелковых групп не шли ни в какое сравнение с тяжелой пушечной артиллерией. Короткие тактические ракеты не больше пятидесяти сантиметров в длину, со спрятанным раскладным оперением стабилизаторов, толщиной чуть больше пятирублевой монеты, легко укладывались в деревянные ящики, весили немного и заполнялись различными начинками в зависимости от боевой задачи. Кроме того, мне удалось так оптимально сбалансировать пороховые заряды и конструкцию пусковой установки, что подобное оружие практически не давало осечек. Стрелок мог вести огонь из любого положения примерно так же, как это делали в той самой армии, в которой я когда-то имел честь служить. Легкая медная труба пусковой установки ставилась на сошки, треногу или просто на плечо. Стрелок, теперь уже без второго номера – заряжающего, сам вкладывал ракету в боковую прорезь, взводил пружину кремневого курка и одним нажатием на спусковой крючок поджигал фитиль ракетного запала. После этого у него было лишь пара секунд, чтобы окончательно прицелиться, если была в этом необходимость. У такого оружия не было и не могло быть отдачи, оно било точно и сокрушительно. Мобильная версия этой пушки обслуживалась одним стрелком со скоростью до двадцати выстрелов в минуту. Не всякая артиллерия, даже в двадцатом веке, может похвастаться такой скорострельностью. Боезапас стрелка в моей гвардии был собран из расчета примерно сто ракет на одного, если в конном снаряжении. Проще говоря, пять стрелков за пару минут после команды «огонь» должны были превратить в густой фарш из лошадей и всадников вражескую кавалерию в составе более сотни человек. Но, судя даже по самому скромному опыту их применения, никогда и никто не решался идти в лобовую атаку уже после первого, пристрелочного залпа. Таким ошеломительным был эффект. И это далеко не самая главная военная сила, на которую я делал ставку в своей крепости. За пять лет упорного труда в каменных стенах новой цитадели появилось столько новшеств, что вплоть до Первой мировой войны XX века не найдется армии, способной взять эти стены штурмом с наскока. Крепость таила десятки сюрпризов, так что мне не стоило беспокоиться о том, что какой-то местный князек или разбойный упырь с ватагой вздумают прибрать к рукам мои достижения и успевшие накопиться весьма немалые богатства.
