Здесь был СССР - Кирилл Николаевич Берендеев
* * *
Забежав домой и успокоив родителей, Прокоп отправился на работу. Там ничего не изменилось. Никто не кидал на него подозрительных взглядов, не шарахался и, наоборот, не похлопывал, ерничая и похахатывая, по плечу. Только сейчас накатило понимание, какой опасности он избежал. Постояв немного у стены и переждав, пока успокоится сердце, Прокоп добрался до родной лаборатории.
Здесь тоже все осталось как вчера. Стеллажи с приборами и инструментами, лабораторный стол с агрегатом, результатом Прокоповых трудов. Только лаборантки Верочки не было на рабочем месте.
Савелий Петрович сидел у себя, за стеклянной перегородкой. Завидев Прокопа, он встал, покачиваясь, добрел до стола с агрегатом и стек в кресло возле него. Глаза его беспорядочно перескакивали с предмета на предмет, нигде не задерживаясь. Савелий Петрович Шпагин был глубоко и искренне пьян.
– Приветствую, шеф! – поздоровался Прокоп. – Работает, а?
– Да, – вяло подтвердил Савелий Петрович. – Ты, Прокоп, молодец, да…
– А что, – рискнул поинтересоваться Прокоп, – будет нам за него премия?
– Премия?
Шеф собрал наконец глаза в кучу и воззрился на Прокопа. Икнул, закашлялся и рассыпался дробным пьяным смехом.
– Пре… мия… – выдавил он, содрогаясь всем телом и колотя себя ладонями по ляжкам. – Премию ему…
Переспрашивать Прокоп не рискнул.
Обратный путь
Кирилл Берендеев
Ностальгия
Джеку Финнею,
Марку Павловскому
Евлалия Григорьевна умоляюще подняла на него глаза:
– Холодно очень! – тоскливо сказала она. – Бесприютно! И люди кругом страшные… Люди другими стали!
Н. Нароков
– Все готово?
Павел смотрел не мигая, от его тяжелого взгляда Валентин поежился и быстро опустил глаза, искоса посматривая, как гость теребит пуговицу на рубашке. «Все же нервничает, – подумалось ему, – наверное, даже сильнее, чем я». Едва говорит, боится, как бы не сорвался от волнения голос.
– Да, я все проверил и перепроверил. Ручаюсь, что будет…
– Ты уже говорил… – оборвал его Павел. – Извини. Просто я места себе не нахожу.
– Надо думать, – произнес Валентин и махнул рукой в сторону кресла. – Может, присядешь?
– Присяду перед дорожкой. Давай еще раз пройдем по списку.
– Как скажешь.
– Сперва ты.
Валентин еще раз хотел произнести «как скажешь», но спохватился и кивнул. Затем достал генератор из-под стола и водрузил его на письменный стол. Тот скрипнул.
Генератор едва слышно загудел.
– Он работает?
– Автотестирование, – пояснил Валентин. – Это не займет много времени. Во время работы гул будет гораздо сильнее. По крайней мере до тех пор, пока не схлопнется поле.
– Начнем с него, – попросил Павел.
Валентин кивнул, достал из ящика стола папку.
– Я хочу оформить все это, – извиняющимся голосом произнес он. – Так сказать, закрепить достигнутое.
Павел ничего не ответил, у хозяина остался один способ разрядить неприятную ситуацию – начать говорить.
– Генератор рассчитан на движение на пятьсот лет по нарастанию энтропийной кривой, и на двадцать семь – против него. На максимум лучше не налегать, может не хватить заряда батарей.
– Мне и не нужно. На двадцать лет хватит?
– За глаза. Думаю, тебе больше и не понадобится, если это не воскресная прогулка.
– Не прогулка, – с нажимом согласился он.
– Хорошо. Генератор сейчас будет готов. Останется только оживить аккумуляторы, дождаться схлопывания пространственно-временного поля, настроить на дату и запускать. Ты ее выбрал?
– Давно.
– Тогда, как нажмешь кнопку, пройдет мгновение, и ты там. По прибытии уберешь генератор в сумку, вон ту, мою, другая не выдержит.
– Это понятно. Как быстро расхлопнется поле по прибытии на место?
– Тотчас же. Вероятнее всего, ты это увидишь или услышишь. Как я говорил, генератор создает сферическое поле радиусом в полтора метра, каковое и переносит в указанные ему параметры времени и пространства.
– Понятно, – произнес Павел, прекращая беспрестанное хождение и снова впиваясь взглядом в товарища.
– Сам знаешь, время еще совершенно не изучено, я чуть не один делаю первые шаги в понимании его сущности. И кое-чего добился, – Валентин торжественно запустил руки в карманы белого халата, непонятно для чего надетого, возможно, для пущего эффекта, так и должен выглядеть изобретатель пред согласившимся на испытание добровольцем. – Выяснил тот простой факт, что Земля создает в полете темпоральное возмущение, сохраняющее свои свойства непродолжительное… – он замолчал, не зная, как лучше сформулировать.
– Время изменения времени, – хмыкнул Павел.
– Время изменения напряженности поля, которое имеет свойство восстанавливаться. По этому следу легко продвигаться назад, если слово «назад» тут уместно. Что ты и проделаешь сегодня.
Павел автоматически скрестил пальцы на обеих руках. Валентин невольно улыбнулся.
– След изменения напряженности темпорального поля, а также само гравитационное поле Земли в данной точке послужат генератору маяками, за которыми он последует. Так ты и прибудешь на место.
Павел помолчал минуту, поглядывая то на Валентина, то на предметы обстановки комнаты. В помещении ничто не говорило о возможности упомянутых изобретателем процессов, кроме разве что генератора, надеваемого как спасательный жилет на спину и грудь, да косвенно стеллажа, забитого бумагами и книгами весьма специфического содержания.
– Назад я не вернусь, – неожиданно для себя, точно отвергнув враз все, что находилось в этой комнате, и кто находился, сказал он. Неизвестно, чего Павел ожидал от Валентина, но тот просто кивнул.
– У тебя все готово?
В ответ Павел молча вывернул карманы: на стол выпали паспорт, партийный билет, военный билет, характеристика с места работы, около тысячи рублей – с ходу не посчитаешь – мелкими банкнотами, серебро и медяки, открывашка, записная книжка, ключи, еще кое-какая мелочь.
– От чего ключи? – спросил Валентин. Павел не ответил, открыв принесенный с собою дипломат – оттуда тотчас посыпалось белье.
– Какой год ты выбрал?
– Восемьдесят пятый, июнь.
– Почему именно его?
Павел все же ответил, хотя пауза была невыносимо длинна.
– Есть время для разбега.
Валентин просто повторил его слова:
– Для разбега.
– Да! – выкрикнул Павел, и эта экспрессия испугала его. С чего он сорвался, трудно сказать: от оставшейся еще в глубине души неуверенности, от надежды на скорое решение нынешней проблемы, может, из-за надетого белого халата приятеля, смущавшего воображение, а может, по иной причине. Но сейчас он чувствовал настырную необходимость просто сказать то, для чего он три года назад обратился к приятелю, краем уха узнав о его увлечениях. – Не пойму, отчего ты сам не воспользовался возможностью и все сидишь здесь, прозябаешь в своей лаборатории, что-то готовишь для государства за копейки…. Я не понимаю этого и, убей бог, понять уже не смогу. Да и не хочу.
Валентин спокойно пожал плечами, пожалуй, даже равнодушно, но Павел уже не видел этого движения, он был поглощен мыслями и теперь изливал их, стараясь не оставить и капли на дне души.
– Твои возможности, твой талант могли бы быть оценены там, – он мотнул головой в сторону окна, – Но сейчас дорожка закрыта, а пятнадцать лет назад она только открывалась, к нам заглядывали в окна взволнованные люди с иного края земли и спрашивали: «Кто вы? Как вы?», предлагали дружбу и дарили возможности. Сейчас мы надоели им, как может надоесть вечно скрипящая дверь в отхожее место. Да, именно так! Я ничего не собираюсь смягчать и рихтовать, так нас там отныне и оценивают! – Он передохнул и попытался успокоиться, глубоко и размеренно дыша. И снова сорвался.
– Есть две категории граждан: те, кто выезжает и платит по счетам, и те, кто только собирается, согласный пока на любую работу, на любой круг обязанностей, лишь бы покинуть страну, и в итоге не выезжает вовсе. Такая темная, мрачная, безликая масса, которая сама по себе отвратительна и самой себе противна, а поделать уже ничего не
