Начало - Алексей Викторович Вязовский
– Иезуиты – обер-секретарь быстро просмотрел письмо – Их код.
Ну вот. Еще и мировая закулиса у меня в войске появилась. Совсем замечательно.
– Разберитесь. Раз уж женушка моя – тут я подмигнул удивленном Шешковскому – Пользует сей орден и дозволила им остаться на землях империи после роспуска, то и я брезговать не буду.
* * *
– Ваша светлость! – к генералу Бибикову подскакал вестовой с правой батареи – Нет мочи терпеть обстрел, майор Светлов просит сикурс дать.
– Какой сикурс?! – закричал Александр Ильич – Кавалерия застрянет на целине.
– Может быть по льду Казанки пустить полк – произнес один из полковников позади генерала.
– Берег крутой, обледенел – ответил ему другой, из гусар – Не взберемся. Да и с шара этого, мыслю, все видать. Нет, каковы подлецы… Кто только надоумил такую инвенцию сделать.
Бибиков привстал на стременах, принялся разглядывать в подзорную трубу порядки пугачевцев.
– Бомбардиры у них сильные – сквозь зубы произнес он – А вот пехота – дрянь. Посмотрите, господа… Впереди стоят какие-то оборванцы с дрекольем и красными знаменами. Ежели ударить внезапно, вдоль дороги, как мы и планировали…
– А как же пушки? – встрял вестовой.
– Пугач их слишком далеко на фланги оттянул – генерал не обратил внимание на нарушение субординации – Я не вижу их конницу, ну да ладно. Командуйте общую атаку! Первыми идут карабинеры, делают залп. Уходят вправо и влево. В брешь в порядках врываются кирасиры, потом гусары. Порядок ясен, господа полковники?
Те обрадованно заулыбались, покивали.
– Пусть смотрят с шара – пока сообщат, мы уже разрежем армию ребелена надвое.
Полковники разъехались, вестовой тоже умчался обратно. Пропела труба.
Сначала все пошло по задуманному, карабинеры и кирасиры взяли разгон. Оборванные крестьяне заколебались, побежали. В стане Пугачева прогудела труба. Карабинеры были все ближе и ближе, генерал пришпорил свою лошадь, подскакал ближе. Опять привстал в седле, вжал подзорную трубу в глаз. Ну же! Вдруг за бегущими крестьянами обнаружились отлично обмундированные и вооружённые солдаты с мушкетами, выстроенные в три шеренги. Раз полк, два…
Бибиков застонал. Он увидел, что среди мушкетеров стоят пушки. Полки Пугачева расступились, «оборванные» просочились сквозь ряды. Карабинеры тоже увидели стройные ряды, но их полковник решил не оступать. Всадники вскинули пистолеты и карабины, но отряды повстанцев первыми сделали залп. Рявкнули картечью пушки, ряды окутались дымом. Когда пороховая взвесь рассеялась стало ясно, что потери – чудовищны. Пули выбивали кирасир и карабинеров из сёдел, убивали под ними коней, многие пребывали в позорном смятении. Всадники судорожно разворачивали лошадей, Бибиков услышал далекое «Первая шеренга, на колено!». «Повзводно…». Новый залп.
Оставшиеся кирасиры и гусары – карабинеров выбило всех – все-таки смогли врубиться в ряды Пугачева. Над полем понесся рев, крики… И тут пропела еще раз труба и с флангов на правительственные полки завязшие с пехотинцами хлынули орды казаков.
– Боже… Это конец! – Бибиков уронил подзорную трубу в снег, закрыл лицо руками. Один из башкиров полка Зарубина, пробившись с отрядом сквозь ординарцев и охрану, кинул аркан. Он захлестнул генерала ниже. Рывок и тело в бобровой шубе поверх зеленого камзола волочится по снегу.
* * *
Честно сказать в этот раз у Казани пришлось пройти по лезвию ножа. Сначала специально оборванные и вооруженные кое-как «арапчата» Павлония замешкались и не сразу побежали в тыл. Кирасиры догоняли я и уже был готов отдать приказ стрелять по своим. Но успели. Картечь и дружный залп оренбургских и заводских полков сделал свое дело. Мы выбили первые шеренги всадников.
Тем не менее остатки кирасир и гусар сумели прорваться к нашим рядам и вступили в рукопашную. Они рубили палашами и саблями сверху, стреляли из пистолетов и карабинов. Оренбургский и первый заводской стояли насмерть. Второй заводской и ляшский дрогнули. Еще не побежали, но потери были большими. Люди падали в снег, их топтали конями. Я дал команду трубачу. В самый ответственный момент, полки Овчинникова ударили в спину и во фланг Бибикову. Один из отрядов башкиров попал под залп правой батареи, которую не успел подавить Чумаков. Иррегуляры занервничали, начали разворачивать лошадей. Зато левый фланг смел завязших гусар. Пехотинцы приободрились, поднажали. Спустя час дело было сделано. Войска Бибикова были уничтожены, а он сам еле стоял передо мной на коленях.
– Это лишнее – я укоризненно посмотрел на Мясникова, который привел ко мне генерала и уронил его в снег – Встаньте, Александр Ильич. Вы храбро сражались!
Бибиков с трудом встал. Лицо его было в синяках, мундир разорван. Мужчина пошатывался. Судя по тому, как он баюкал правую руку, у генерала был перелом или вывих.
– Тимофей – я обернулся к Мясникову – Отведи Александра Ильича к докторам. Пусть его Маша посмотрит. А лучше сам Бальмонд.
С криками «Виват» стали появляться мои военачальники. Первым прискакал Овчинников, потом полковники от мушкетеров, Чумаков, Зарубин, татарские и киргизские беки. Скоро на взгорке было не протолкнуться.
Я кивнул вернувшемуся Мясникову и вызванному мной Шванвичу – и мы отъехали подальше от этого буйства. Башкиры грабили раненых, «арапчата» собирали в кучи убитых, тоже попутно сдирая сапоги с гусар и карабинеров.
Мушкетерские же полки уже маршировали к городу.
– Вот что Тимофей. Бери полусотню казаков у Овчинникова, обходи Казань с северу. Иди по сибирскому тракту. Найди место, где можно пройти токмо дорогой и перехватывай всех гонцов на Нижний и Москву. Катька не должна узнать о победе.
– Почему?? – удивился Мясников. Шванвич тоже вопросительно на меня посмотрел.
– Ежели супружница моя узнает о конфузии Бибикова, она быстро заключит мир с османами и двинет на меня обе армии, что сейчас в Крыму, да Валахии. Нельзя допустить того.
– Все-равно узнает – пожал плечами капитан. Бригадир согласно кивнул.
– Проведает, да не сразу. А вот для этого – нужен мне ты, Михаил Александрович – я внимательно посмотрел на Шванвича – Возьми капрала Долгопята и скачи в Москву. Доложи князю Волконскому о… победе Бибикова. Тяжелой, трудной, но победе.
Обо военачальника открыли рты. Такого иезуитства они во мне не подозревали.
– Где же письмо от генерала к князю?
– Он ранен в руку, писать не может, передает на словах – я усмехнулся. Пока Волконский отпишет в Питер, пока там будут праздновать, да салютовать…
– У нас будет месяц! – сообразил Мясников.
– А то и все два. Сначала ведь сообщениям о конфузии не поверят, начнут перепроверять. Еще месяц.
Январь, февраль… Весна 1774-го была ранней. В марте начнется распутица. Конечно, Екатерина не двинет на меня южные
