Вершина мира - Дмитрий Ромов
Командовал… Знали бы вы все, что его внучок понаделает…
Рыбкин снова хохочет:
— Да не дрейфь, Егорка. Дело-то нехитрое! Ладно, не боись, шучу. Я туда по другому поводу ходил. Из-за Суходоева твоего.
Я жду молча, не желая провоцировать его ещё на какой-нибудь матримониальный прикол.
— Действительно, жениться собрался. На Ивановой Елене Степановне. А вот Сухостоева Антонина, что называется, в списках не значилась. Свадьбы у неё в ближайшее время точно не будет. По крайней мере, в нашем загсе об этом ничего не знают.
— Ага, значит, голову девке задурил что ли?
— С него станется. Хотя, удивляюсь я, ведь ни рожи, что называется, ни кожи, а целых двух невест нашёл. Сладострастник хренов. И это советский милиционер, да? Понимаешь? Куда катится мир… В общем, не знаю, как тебе это поможет, но вот такая информация. Так что давай, Егорка, вперёд и с песней, а я пошёл дочь свою нянчить, чтоб ещё чего не отчебучила. В школе-то у ей нормально всё было?
— Нормально, дядя Гена, нормально.
Вечером перед сном звонит адвокат и сообщает, что утром надо быть у Суходоева. Какого хрена, а? Ну кто так делает! Утром! А заранее сообщить нельзя было? Я вообще-то в школе учусь и должен на занятия ходить. Кто-нибудь слышал об этом?
Только кладу трубку, телефон снова звонит.
— Алло, Смольный! — качает головой папа. — Ты по телефону больше, чем мама разговариваешь.
Ну а что делать, жизнь такая… То адвокат, а то и Цвет, собственной персоной. Честь оказал.
— Послезавтра утром едем в Новосиб, — говорит он безо всяких приветствий и прочих глупостей. — Посмотрим два помещения. В шесть утра стой у подъезда.
Нет, я доучиваться буду вообще или нет? Похоже, нет. Надо директрисе кубок какой-нибудь организовать. И премию… Это последнее, о чём я успеваю подумать, прежде чем провалиться в сон.
Адвокат Яков Арсеньевич Кофман сегодня в ударе и ведёт наступление по всем фронтам, прижимая и тесня заметно сдавшего позиции Суходоева, вызвавшего нас, вообще-то, чтобы сообщить, что дело готово к передаче в суд.
— Это показания нашего свидетеля, — выкладывает Кофман бумагу, исписанную рукой Рыбкина. Он милиционер с безупречной репутацией и, безусловно, его точка зрения должна обязательно быть принятой. Он повторит всё слово в слово перед судом, да и перед вами тоже, если вы примете решение вызвать его, как свидетеля.
Суходоев берёт бумагу и долго читает. Потом поднимает на нас глаза и снова перечитывает то, что там написано. Прочитав, он долго молчит, а потом изрекает:
— Ну, не знаю…
— В смысле? — хмурюсь я. — Чего не знаете?
— Не знаю, поможет ли вам эта филькина грамота.
— Посмотрим, что скажет суд, — пожимает плечами Кофман. — Если, конечно, вы всё-таки решите довести дело до суда.
— Товарищ старший лейтенант, у вас свадьба скоро? — встреваю я.
— Что? — моментально мрачнеет он. — Причём здесь моя свадьба?
— Да не причём, конечно, — соглашаюсь. — Просто вспомнил. Я ведь невесту вашу неплохо знаю.
Он смотрит, не моргая и ничего не говорит.
— А чего не спросите которую?
Суходоев продолжает молчать и, не мигая, глядеть на меня.
— У вас же их две? Невесты.
— Всё? — наконец, выдержав театральную паузу, спрашивает он. — Тогда вернёмся к нашим общим проблемам.
— Думаю, Лена очень сильно расстроится, если узнает, что некая Антонина Сухостоева…
Суходоев прерывает меня, со всей силы шарахнув ладонью по столу. Горит наверное ладонь теперь…
— Я, — цедит он сквозь зубы, — не понимаю, каким образом моя личная жизнь связана с обсуждаемыми здесь вопросами.
Кофман открывает рот, чтобы что-то сказать, но я его опережаю:
— Да никаким. Никаким образом не связана. Также, как и Лена никак не связана с Тоней. Но вся штука в том, что связь обязательно установится. Либо та, либо другая. Понимаете? Жизнь ваша, сугубо личная и непубличная повлияет на ход дела, либо Тоня повлияет на ход подготовки к свадьбе. Я не слишком туманно изъясняюсь?
Рожа у него становится красной, а глаза начинают бегать.
— Сука ты, Брагин, — шипит он. — Думаешь, если испортишь мне жизнь, тебе это поможет? Или, может быть, надеешься, что я ради свадьбы закрою твоё дело?
— Было бы неплохо, — киваю я. — Очень неплохо.
— Дурак ты, — чересчур запальчиво восклицает он. — От меня уже ничего не зависит!
— Хорошо, конечно, жениться на горкомовке, — продолжаю я. — Мало ли что, пригодится воды напиться, да? Может, по службе подтолкнёт, а, может, вкусняшку когда принесёт. Да и так, перед дружками своими пописаться можно. Мол, а вы знаете, кто моя жена? Но только кто подумает об Антонине и её разбитом сердце? Пока ещё целом, конечно, но надолго ли? И, кстати, размер груди, вне всяких сомнений у неё ощутимо больше, чем у Лены.
Уж я-то знаю. Я подмигиваю Суходоеву, а Кофман строит укоризненные гримасы.
— Ну что же, — цедит сквозь зубы старлей, — вашему делу это не поможет. Более того, угрозы только усугубят положение.
— Угрозы?
— Да, это, разумеется угроза… Но вот, что я вам скажу. Бумажка ваша от алкоголика Рыбкина гроша ломаного не стоит, потому что на вас дело за делом заводится. И если не получится по одному, то посажу по другому. Скоро я вас вызову по поводу хулиганских действий в ДК Строителей и причинения вреда здоровью гражданину Михаэлису.
Чего? Мы с Кофманом ошалело смотрим друг на друга. Он-то про Фрица ни сном, ни духом, а вот я удивлён по иной причине. Фриц этот что, всё-таки накатал на меня заявление? Вот гусь! Придётся ему ещё подырявить мягкие места.
Ладно, придумаем что-нибудь. Безвыходных ситуаций не бывает.
Весь день я размышляю о том, что предпринять и что нароют Рыбкин и Баранов. Понятно, что быстрых результатов добиться не получится, а ждать… А ждать не слишком приятно… Вечером я иду на тренировку. Дожидаюсь Трыню и вместе с ним иду в школьный спортзал. Сейчас позанимаюсь и в голове прояснится. Это сто процентов, даже двести.
В нашей секции на сегодняшний день числится десять человек. Скачков велел остановиться и больше новеньких не приглашать, но десять уже неплохо. Не армия, конечно, но
