Иван Оченков - Великий герцог Мекленбурга
С этими словами я подхватил отца Мелентия под руку и буквально поволок его со двора, так что ему ничего не оставалось кроме как подчиниться.
Схваченные рейтарами Аникиты шестеро жителей Устюжны стояли на коленях со связанными за спиной руками и в один голос вопили о своей невиновности. Собственно, никаких улик против них не было, за исключением того что они очень не вовремя пытались покинуть город и делали это очень быстро. Оружия при них не нашли, если не считать таковым ножи. У одного, правда, в кушаке оказалось что-то вроде гирьки на бечеве, но времена кругом беспокойные и без кистеня или хотя бы ножа на улицу выходить страшно, так что это не показатель. Я предоставил вести следствие Вельяминову и отцу Мелентию, а сам отошел в сторонку и внимательно наблюдал за происходящим.
- Вы почто из города бежали, - грозно вопросил у схваченных Аникита, - уж ни с места ли татьбы вашей скрыться хотели?
- Не ведаем за собой татьбы или какого иного греха! - Хором как по написанному заявили в ответ кандидаты на дыбу.
- А за какой надобностью бежали? - почти ласково вопросил иеромонах.
На физиономиях схваченных отразились происходящие внутри мыслительные процессы и, наконец, очевидно, самый сообразительный выдал:
- Лыка надрать, лапти то совсем прохудились!
К слову сказать, лапти у сказавшего это были действительно не хороши, чем, очевидно, и натолкнули своего обладателя на мысль. Однако отговорка эта совершенно не устроила отца Мелентия, и он из доброго следователя мгновенно переквалифицировался в злого.
- Да где же это видано, чтобы лыко на лапти поздней осенью драли, - воскликнул он своим трубным голосом, - всякому разумному человеку известно, что делается это по весне! Зачем же ты, шиш лесной, лжешь отцу своему духовному столь премерзко, или бога совсем не боишься?
Мужик с дранных лаптях сконфужено замолчал, а иеромонах продолжил допрос.
- Тебя чадо, за каким нечистым за околицу понесло? - спросил он молодого парня рядом.
Тот шмыгнув носом покосился на посох в руках допрашивающего и жалобно промямлил:
- По ягоды пошел...
- А где твой туес? - Голос отца Мелентия вновь стал вкрадчивым.
- Потерял, - почти заплакал парнишка.
- Точно, был у него туес, - вступился за плачущего Аникита, - как увидал нас перепугался, да и обронил. Видать не врет, да и мал он для татьбы!
- Туес может и был, - не согласился с Вельяминовым иеромонах, - а почто он его скинул, может там награбленное было, и отрок сей хотел от уличающего избавиться?
Тем временем ко мне протиснулся Казимир и показал измазанный землей рогожный сверток.
- Ваше высочество, вот что в канаве нашлось. Весьма искусно спрятано было, вроде и на виду и если не приглядываться ни в жизнь не заметишь.
Когда развернули рогожу перед нами предстало довольно изрядное ружье-самопал с пороховницей и прочими принадлежностями. Очевидно, когда поднялась тревога, один из налетчиков поспешил избавиться от оружия с тем, однако, чтобы при удаче оно не пропало. Хозяйственный тать, однако! Из ствола пахло сгоревшим порохом, как видно злоумышленник стрелял. Калибр ружья был довольно крупный, так что отдача по моим прикидкам тоже не маленькая.
- Молодец, хвалю! - Громко заявил я бывшему лисовчику и добавил чуть тише, - а девочку нашел?
- Нашел и уже отослал из города с четырьмя драбантами, будут нас за околицей ждать.
- Полагаешь нам пора?
- Это уж какая будет ваша воля, а только того и гляди пан Струсь капитулирует со всем гарнизоном и московиты начнут собор собирать. Еще чего доброго царя без участия вашего высочества выберут.
- И то верно!
Между тем, место где происходило действо стали окружать местные жители. Причем смотрели они на происходящее без всякой приязни. Когда, наконец, к месту событий подтянулся местный староста, некоторые уже недвусмысленно выкрикивали угрозы в наш адрес, а иные выламывали колья из ближайший изгородей. Староста, подталкиваемый своими согражданами вышел вперед, и степенно поклонившись нам громко спросил:
- Почто расправу жителями града сего творите?
- Сии тати, пользуясь отсутствием князя Ивана Жигимонтовича, его двор пограбили и пожгли, да пойманы на горячем! - тут же ответил ему Вельяминов.
- Что, ты шутишь разве воевода, - переспросил староста, подходя к плачущему парню, потерявшему туес, - это Парамошка что ли тать? Да вы на него посмотрите, ну какой из него душегуб? У него же еще молоко на губах не обсохло!
Окружающие нас местные жители одобрительно зашумели, а староста воодушевленный их поддержкой продолжал:
- Или Кирюха татем стал? - указал он на мужичка собиравшегося драть лыко, - оно конечно, уронила его мамка в детстве, так от этого татями не становятся!
- Как уронила? - опешил от напора отец Мелентий.
- Да кто же его знает как она это сделала, - охотно пояснил ему самодеятельный адвокат, - я того не видал, а баба была, чего там говорить, бестолковая. И от того Кирюха иной раз и по снегу бывает за лыком ходит, чего с него взять?
Услышав эти слова, толпа радостно заражала, а вместе с ними заулыбались и некоторые из рейтар Аникиты.
- Да и Ивана Жигимонтовича мы чтим за то, что он нам пособил от казаков воровских отбиться, однако, что-то я не упомню, чтобы он у нас двор где поставил или купил!
Толпа снова одобрительно зашумела и угрожающе сомкнулась. Отец Мелентий нахмурился, а Вельяминов и его люди положили руки на рукояти сабель. Ситуация в любой момент могла измениться к худшему и я вышел вперед.
- Здрав будь Еремей Силыч, - припомнил я имя старосты, - правда твоя, не было у меня двора своего в граде вашем, только что-то я не пойму тебя. Если двор не княжеский так его что же и подпалить можно? Если так, то давайте я вон тот запалю с журавлями над маховкой. - И указал на двор самого старосты.
- А ежели дворы палить почем зря не можно, так давайте разберемся, кто двор-то подпалил? И кто человека, с которым у меня ряд заключен, чуть до смерти не убил со всем семейством?
- Так может двор однорукий сам и поджег? - закричал кто-то из толпы.
- Ага, а еще сам себя ослопом по голове ударил! - С готовностью согласился я, и тут же добавил, - а что вы люди добрые про сие скажите? - и показал всем присутствующим найденное ружье.
- Не ругайся князь, - примирительно заговорил староста, - оно конечно грех случился, а только найти кто из этой пищали стрелял мудрено будет, не Парамошка же в самом деле.
- Может и не Парамошка, - не стал перечить я, однако стрелявшего найти можно и приказал рейтарам, - Ну-ка, служивые заголите ка их так чтобы плечи видно было!
Вельяминов кивком подтвердил мое распоряжение, и его подчиненные тут же выполнили приказ. Заморачиваться развязыванием рук и сохранением одежды рейтары и не подумали, а потому просто рванули каждого за ворот, обнажив, таким образом, требуемую часть тела. Как и следовало ожидать, на плече у одного из них был изрядный начинающий синеть кровоподтек.
- К стрельбе, как и ко всякому иному делу, навык нужен, - наставительно проговорил я, - откуда у тебя сие, раб божий?
- Лошадь лягнула! - ответил он мне дерзко глядя в глаза.
- Это бывает, - сочувственно ответил я ему, - да только вот в чем закавыка. Лошади, мил человек, твари божьи и хорошего человека вряд ли когда лягнут без дела. Так что если ты оправдаться хотел, то не получилось у тебя, не взыщи.
- Это откуда у тебя Акиньша, лошадь взялась, чтобы лягнуть? - вступил в разговор староста Еремей. - Помниться ты ее еще о прошлом годе барышнику свел.
- Что знакомец? - спросил я у старосты.
- Да уж, наказал господь, родитель у сего "знакомца" справный мастер был, а он уж и не знаю в кого такой уродился. Ни к ремеслу, ни к торговле, ни к какому иному делу. Было дело, возчиком был, так лошадь пропил!
- Ну, вот видишь Еремей Силыч, и нашелся тать. Знаешь что, а забирай его себе! Проводи дознание, спытай кто у него в сообщниках, да кто атаман. А как дознаешься, решайте всем миром. Хотите - жить оставьте, хотите - повесьте, а хотите в скоромный день с кашей съешьте! А мне недосуг.
- Экий ты добрый князь, жить оставьте, - а оно нам нужно, чтобы тать с нами в одном граде жил?
- Так ты же его только что защищал?
- Я жителей сего города защищал от суда скорого и может быть что неправого, а уж коли его вина доказана, так какая ему защита?
Пока мы разговаривали, Акиньша стоял, понурив голову, и слушал увещевавшего его отца Мелентия. Потом в какой-то момент ухитрился вывернуть, как видно, не слишком хорошо связанные руки выхватил из-за кушака какой-то острый предмет и, пырнув им монаха, кинулся бежать, надеясь как видно, затеряться в окружающей нас толпе. Однако люди готовые только что драться за него с рейтарами сомкнули ряды и вытолкнули беглеца обратно наградив попутно парой увесистых тумаков.
Староста от произошедшего впал в ступор, а я поначалу выхватил пистолет, однако увидев, что Акиньшу уже вяжут, подошел к пострадавшему иеромонаху. Тот лежал на земле, и из раны в боку сочилась кровь. Оружием, поразившим отца Мелентия, был довольно длинный кованый гвоздь, заточенный как шило и превращенный таким образом в заточку. Разорвав на нем подрясник я недолго думая полил рану аквавитом из фляги и наложив чистую тряпицу постарался перевязать потуже. После оказания первой помощи иеромонаха понесли на руках к ближайшему дому, а на площади тем временем решилась судьба Акиньши. Рейтары по команде Аникиты перекинули через сук ближайшего дерева веревку с петлей и через несколько секунд тать уже болтал ногами в воздухе разевая при этом рот в отчаянной попытке вдохнуть хоть глоток воздуха. При обычном повешенье человек как правило умирает не от удушья, а от того что ломаются шейные позвонки захлестнутые петлей когда выбивают скамью из под ног. Однако Акиньшу поднимали на сук медленно и ему предстояло умереть куда более долгой и от того мучительной смертью. Я сначала хотел остановить казнь, полагая важным прежде допросить татя на предмет выявления сообщников. Но потом поглядев на озлобленные лица рейтар и местных жителей не стал вмешиваться. С их точки зрения разбойник подняв руку на священника, сам вычеркнул себя из числа людей, а собаке - собачья смерть.
