Андрей Валентинов - Дезертир

Великий Инквизитор вздохнул, словно мольеровский Гарпагон, и протянул мне несколько листков со знакомым грифом «Единая, Неделимая».

— Здесь подписи Шометта и моя. Гражданин Робеспьер не подписывает пустые бланки. Можете, конечно, попытаться…

Спорить я не стал. Похоже, Вольтер говорил правду. Ну что ж, значит, для меня еще осталась работа…

— Удостоверение сдайте. — На губах Великого Инквизитора сияла самая очаровательная улыбка. — А то, знаете, неудобно как-то. Да и не выпустят вас отсюда…

Я достал страшный документ и положил на стол.

— Чудесно, чудесно… Кстати, мой коллега Шовелен очень беспокоится о здоровье национального агента Шалье…

— Пусть не беспокоится, — уверенно заявил я. — Этому мерзавцу здоровье уже ни к чему.

— Которому? — хмыкнул Амару, и мы дружно рассмеялись. Да, приятная собралась компания! Душевные люди, граждане инквизиторы!

…Я не помнил, что именно случилось с Шалье. Но тот, кто иногда подсказывал мне, был уверен — предатель мертв. И убил его я — маркиз де Руаньяк. В тот яркий солнечный день, когда толпа собиралась на площадь и палачи уже пробовали на беззащитных овцах собранную с вечера гильотину…

— Думаю, горевать вы не будете, — добавил я, когда мы отсмеялись. — Шалье был двойным агентом. Похоже, деньги он получал не только в вашем Комитете.

Об этом я начал догадываться еще в дороге, когда изучил удостоверение. Лишняя, агенту его ранга не полагающаяся, подпись, конечно, могла быть случайностью. Но появление Бархатной Маски поставило все на свои места.

— И еще одна мелочь, — заметил я самым наглым тоном. — По поводу денег. Мне их, кажется, обещали. Во всяком случае, жалованье национального агента я отработал честно.

Вадье кивнул чернявому, и тот протянул мне тяжелый сверток. Я взял каиново золото не колеблясь. Мне оно ни к чему, но если Юлию удастся выручить…

— Не забудьте про индейку, — услыхал я уже в дверях. — Приятно, знаете, побеседовать с умным человеком…

Я шел по улице — широкой красивой улице Сент-Оноре. Шел страшной дорогой, не имевшей конца. Консьержери, Сент-Оноре, площадь Революции, Вечность… В этот час улица уже опустела — сестры и братья мадам Вязальщицы разошлись по домам, обсуждая очередную «связку». Город Смерти, самое место для такого, как я. Я тоже не жалел пота на ее кровавой ниве. Маркиз де Руаньяк не щадил врагов. «Белые» убивали «синих», «синие» убивали «белых» — страшное колесо катилось дальше. До тех пор, пока в яркий солнечный день я не понял, что надо уйти…

Привратник приоткрыл дверь, но пускать меня не собирался. В этом доме не любили посторонних. Впрочем, маркиз де'Руаньяк не был тут посторонним. Дом Дюпле — адрес, стоявший последним в моем списке. Я не стал ждать, пока плечистый парень достанет пистолет, оттягивавший карман ливреи, и попросил позвать гражданку Элизабет Дюпле.

— Вы? — Бархатная Маска растерянно улыбнулась. — Но… Мы же не договаривались!..

— Обстоятельства, мадемуазель, — улыбнулся я. — Доложите обо мне.

Сейчас на ней не было ни маски, ни роскошного наряда. Скромное серое платье, белоснежный чепец, передник. Такой и должна быть девушка из народа. Скромная девушка, достойная невеста Вождя Революции гражданина Максимилиана Робеспьера. Сам зеленолицый тоже присутствовал здесь — в виде мраморного бюста, презрительно щурившегося на незваного гостя.

Я поглядел на каменную личину и, не удержавшись,подмигнул.

Второй этаж, широкая прихожая, и вновь гражданин Робеспьер — на этот раз в виде портрета. Над Неподкупным витала богиня Свободы с колосьями в руке, а под ногами корчился презренный Деспотизм в виде огромного рака. Вождь попирал рака желтым башмаком и пучил глаза.

— Сейчас доложу, — Элизабет мельком взглянула на огромные настенные часы. — Он, правда, работает. Завтра большая речь в Якобинском клубе…

Я развел руками, заранее сожалея о своей бесцеремонности. Мадемуазель Дюпле вздохнула и направилась к высокой белой двери, над которой висела ветка лавра. Вероятно, в этом доме любили остро приправленный суп. Вернувшись через минуту, она взяла из моих рук плащ, внимательно оглядела камзол, стряхнув невидимые пылинки, и одобрительно кивнула:

— Хорошо… Он не любит неопрятности. Имейте в виду, в кабинете только один стул — для него.

Я даже не улыбнулся. В этом доме не шутили. Здесь священнодействовали.

Несколько мгновений я постоял под лавром, затем усмехнулся, спрятал ненужные очки и толкнул дверь…

— Вы не находите, маркиз, что есть нечто страшное в священной любви к Отечеству?

Он стоял у огромного стола — маленький, в оливковом камзоле и кремовых кюлотах. Пышный белый галстук почти закрывал подбородок. Недвижное желто-зеленое лицо под густо напудренными волосами напоминало восковую маску.

Я не глядел на него. Мой взгляд не отрывался от окон — высоких, чисто вымытых. Там, за ними, была улица Сент-Оноре — дорога в Вечность…

— Ради Отечества мы готовы на все. На все, понимаете? Думаю, вы должны меня понять…

— Репетируете завтрашнюю речь, господин де Робеспьер? — хмыкнул я. Притворяться не было нужды. Он узнал меня, я — его.

Напудренная голова слегка дрогнула.

— Нет… С тех пор, как мне доложили, кто вы на самом деле, я постоянно думаю о любви к Отечеству. Здесь нет парадокса. Вы — один из самых страшных врагов Республики, маркиз. Но вы любите Отечество. Да, в этом есть что-то страшное…

— Разрешите присесть, — самым прозаическим тоном заметил я. — Не люблю говорить стоя.

Узкие плечи слегка дрогнули. Вождь Революции небрежным движением кивнул на стул — действительно, единственный в этом огромном кабинете.

— Прошу…

Я с удовольствием присел, закинул ногу на ногу и быстро осмотрелся. В углу стоял бюст — почти такой же, как внизу, но с трехцветной лентой. На стене три портрета — один другого крупнее и ярче. Зеленолицый был всюду — самодовольный, уверенный в себе. Лишь у дальней стены приютилось знакомое гипсовое изваяние с длинным носом. Лепелетье де Сен-Фаржо! Ну привязался!

— Час назад мне сообщили — генерал Дюгомье взял Тулон, — негромкий скрипучий голос звучал ровно и спокойно. — Все, что вы затеяли на юге, маркиз, провалилось. Тем не менее я выполнил, что обещал…

Да, выполнил. Иногда и Сатана держит слово. Полгода назад мы беседовали в этой же комнате…

— Я пропустил ваши отряды к Лиону, маркиз. Мы квиты.

— Еще бы! — усмехнулся я. — Этим вы отвлекли армию Святого Сердца от Парижа, а заодно сумели поставить вне закона бриссотинцев. Союз Бриссо и принца Конде! Хороший подарок для истинных якобинцев!

— У каждого — своя цель. — Узкие плечи дрогнули. — Вы думали, что удержите Лион. Я рассуждал по-другому. Как видите, вы проиграли. Или вам кажется, что парижские санкюлоты поднимут белый флаг?

Я не стал спорить. Жак Ножан все еще надеется на благоразумие Зеленой Рожи. Очевидно, напрасно…

— Итак, маркиз, прежде чем я отдам приказ о вашем аресте, позвольте узнать, чему обязан?

— У нас остались кое-какие дела, — охотно сообщил я. — Даже не дела. Так, делишки…

— Правда? — Восковая маска дрогнула. — Кстати, удовлетворите мое любопытство, маркиз. То, что Шалье мертв, я уж понял. А почему живы вы?

Жив? Что бы он сказал, сообщи я правду? Но зеленолицый имел в виду другое.

— В Лионе, на площади Биржи, был казнен мой брат — виконт Александр де Руаньяк. Мы были очень похожи…

«…Кто-то из нас должен выжить, Франсуа! Назло им! Назло этим убийцам!» Мы уходили разными дорогами, но Шалье, предатель Шалье, сумел предупредить «синих». Александр и виконт Пелисье, мой верный адъютант, попали в засаду…

— Неуловимый Руаньяк… — На неподвижном лице мелькнуло что-то, напоминающее улыбку. — Шалье мне сообщал. Неплохо придумано! Один Руаньяк атакует «синих» у Понт-де-Вель, другой защищает Старый Бастион у Роны. Впрочем, это уже неважно… Что вам надо?

— Мне? — удивился я. — Мне надо, чтобы во Франции воцарился Его Величество Людовик XVII. Ну и естественно, чтобы все убийцы и разбойники получили по заслугам.

Он невозмутимо кивнул.

— Боюсь, ничем не могу помочь, маркиз!

— Да ну? — удивился я. — В самом деле? Полгода назад вы открыли фронт для моих отрядов. Почему бы не попробовать снова?

— Не вижу смысла.

Внешне он был абсолютно спокоен — как восковая фигура, как мраморный бюст. Но я чувствовал — зеленолицый волнуется. Воскресший из мертвых де Руаньяк не придет с пустыми руками.

— Смысл есть, господин де Робеспьер. Армия Святого Сердца разбита, Вандея блокирована, Тулон взят, а заодно уничтожены все друзья господина Бриссо. Но в банке еще много пауков. Есть Эбер, есть Дантон, есть Шометт. Есть предместья Сент-Антуан и Сен-Марсо…

— Ложные друзья Отечества погибнут! — Тонкие губы улыбались. — Добродетель восторжествует на их гробах!