Андрей Валентинов - Дезертир

— Теперь вы напоминаете прозектора, гражданин Люсон! — Юлия сняла очки и устало провела рукой по лицу. — Диагноз отвратительный — тюремный заговор. Попытка организовать побег группе особо опасных врагов народа…

— Но почему? — не выдержал я. — Какое отношение…

— Еще не поняли? — Ее лицо помертвело. — Я ходила сюда на свидания с гражданином д'Энвалем. Он дал показания…

— Нет… — Мне показалось, что я вижу сон — жуткий, невероятный. — Д'Энваль дал показания… на вас?!

— Все как в той пьесе, Франсуа Ксавье! Над бедной горничной надругались, а потом решили повесить… Знаете, я не могу обвинять Альфонса — даже сейчас. Я его видела — это какой-то другой человек. Наверно, его пытали…

Я вспомнил сожаления Великого Инквизитора о дыбе, но не стал ничего говорить. Пусть бедная девочка думает, что ее жениха сломала боль, а не обыкновенный страх. Страх, превращающий рыцаря в каннибала…

— Хорошо, что вы пришли, Франсуа! Боюсь, Альфонс рассказал не только обо мне. Надо предупредить Шарля. А вы… Спасибо за все — и прощайте! Жаль, что я не успела затащить вас к доктору д'Аллону, но к нему вы пойдете сами. Это мое завещание, Франсуа Ксавье.

Она улыбалась, и я постарался улыбнуться в ответ.

— Завещание? Сходить к врачу?

— Да, — кивнула она уже безо всякой улыбки. — И жить долго — за меня, за всех, кто попал сюда. Переживите этих убийц, Франсуа! Кто-то же должен выжить!

Слова показались внезапно знакомыми. «Кто-то из нас должен выжить, Франсуа! Назло им! Назло этим убийцам…»

— Юлия… — Я помолчал, пытаясь найти верные слова. — Они не всесильны! Есть Тот, перед Кем их могущество — ничто! Он оставил меня и, наверно, был прав. Но вы… Я сделаю, что смогу. Надейтесь!

— Бога нет, Франсуа Ксавье, — девушка устало вздохнула. — Я не могу надеяться даже на вас, хотя вы и вправду похожи на заблудившегося Дон Кихота. Здесь, в Консьержери, ни для кого нет надежды. И прошу вас, не говорите ни с кем из этих негодяев. Особенно с ним…

Я понял. С ним — с тем, кто обещал спасти ее жениха.

— Мне незачем их просить, Юлия. Просто кое-кого я возьму за глотку. Во всяком случае попытаюсь. Она покачала головой:

— Не вздумайте! Я не хотела называть его имя, но… Дайте слово, что не вызовете его на дуэль. Поверьте, этот мерзавец не оценит вашего благородства.

— Даю, — охотно согласился я. — Я убью его как-нибудь иначе.

— Нет, ни в коем случае! Просто предупредите Шарля. И гражданина Демулена тоже. Его зовут Эро де Сешель, он член Комитета общественного спасения.

Эро де Сешель, потомок Лотаря, предавший свой славный род… Эро де Сешель! А я еще сомневался!..

— Бог есть, Юлия! И вы это только что доказали. Теперь мне будет легче… Не буду прощаться.

— Нет! — Девушка на миг закрыла глаза, затем медленно подняла голову. Наши взгляды встретились. — Прощайте, Франсуа! Если вы верите в своего Бога, помолитесь за меня. За меня… и за Альфонса. Да поможет вам Он, как вы пытались помочь мне! И не смейте больше приходить сюда, камеры и так переполнены… Постойте! Глаза! Господи, что у вас с глазами?!

Она увидела! Здесь, на пороге смерти, она все-таки увидела…

Я поклонился и, не отвечая, пошел обратно по широкому гулкому коридору. Кажется, Юлия звала меня, но я не стал оборачиваться. Ни к чему! Зачем ей еще и мои заботы, тем более ни она, ни Шарль со своими древними преданиями не смогут мне помочь. Как и я сам. Как и Тот, Кто не пустил меня на близкое серое небо…

Я шел мимо стальных решеток, слышал тихие голоса, и мне вновь показалось, что я — в Царстве Мертвых, в Дантовом аду, где души погибших ждут последнего Суда. Разве что от хвостатого Миноса легче дождаться пощады, чем от гражданина Фукье-Тенвиля…

Уже возле самого выхода пришлось остановиться. Двое тюремщиков оттеснили меня в сторону, жестом велев обождать. Кого-то вели по коридору. Двое с мушкетами впереди, еще двое — сзади. Я невольно обернулся. Женщина — высокая, худая, на бледном лице — большие темные глаза. Усталый равнодушный взгляд скользнул по мне — легко, не узнавая. Но этот взгляд швырнул меня назад, на стальные решетки, я закрыл глаза, сцепив зубы, чтобы не закричать. Я знал ее! Я помнил! Помнил!..

«…Прошу знакомиться, Франсуа! Андриена — мой лучший друг, жена, а также — великомученица». Жильбер де Ла Файет усмехается, я тоже улыбаюсь, женщина качает головой и протягивает тонкую руку в белой перчатке. «Не кощунствуйте, Жильбер! Я просто ваша жена… Рада с вами познакомиться, маркиз!» Позади — Америка, долгое плавание на фрегате «Альянс», мы с Жильбером в его замке Шаваньяк в самом сердце Оверни, где в домах широкие окна, где веселые смелые люди не боятся сквозняков и пьют терпкий грапп…

Я отвернулся. Стыд жег горло. Андриена де Ноайль маркиза де Ла Файет прошла мимо, не узнав того, кого принимала в своем доме, кому жала руку, — меня, Франсуа Ксавье Оноре Жана Пьера Батиста дю Люсона, двенадцатого маркиза де Руаньяк, главнокомандующего армии Святого Сердца. Безжалостного мстителя, убийцу и — неправедного судью, приговорившего своего друга к смерти. Друга, с которым мы вместе окружали проклятых англичан под Йорктауном, пили ром на флагманском корабле адмирала де Грасса, а потом вели переговоры с высоким широкоплечим человеком, неловко носившим старый полковничий мундир времен Семилетней войны. Генерал Вашингтон, еще не ставший Его Высочеством Мощью и Силой, Президентом США и протектором их свобод, был очень заинтересован в военной помощи Королевства Французского…

Я догадывался! Я почти догадался, когда увидел страх в глазах Пьера Леметра. Поэтому так и не решился спросить о себе…

Приближался вечер, и я понял, что не застану Великого Инквизитора дома. Впрочем, найти его было просто. Всесильные комитеты гнездились в правом крыле Тюильри, и окна кабинета гражданина Вадье выходили как раз на сквер, возле которого лейтенант Дюкло строил свою роту.

Меня пропустили сразу. На якобинском Вольтере был знакомый черный парик, смотревшийся вкупе с темной мантией несколько странно. Всесильный глава Комитета безопасности внезапно напомнил мне провинциального нотариуса.

Вадье был не один. В углу верхом на стуле пристроился чернявый Амару, а возле окна стоял кривоногий коротышка в густо напудренном парике. Увидев меня, он дернул длинным носом, широко раскрыл рот и внезапно попятился.

— Слава Республике, граждане! — сообщил я, без спросу усаживаясь в кресло как раз напротив Великого Инквизитора.

— Слава! — вздохнул Вадье. — Прошу знакомиться…

— Да мы, кажется, знакомы, — я смерил взглядом коротышку, поспешившего захлопнуть рот и нахмуриться. — Гражданин… Шовелен, если я не ошибаюсь?

— Это он! Он! Он!!! — коротышка подпрыгнул и внезапно ухватил себя за нос — не иначе от избытка чувств. — Стража! Скорее зовите стражу!

— Помилуйте, зачем? — Вадье переглянулся с чернявым, тот пожал плечами. — Мы с маркизом де Руаньяком прекрасно потолкуем без всякой стражи.

— Охотно! — улыбнулся я. — Господин Вадье, мне нужны четыре приказа на освобождение из Консьержери. Со всеми подписями, но чистые — без имен.

Великий Инквизитор кивнул.

— Взамен, дорогой маркиз?

— Имя. В течение трех дней. С вами свяжутся…

— Он… Он! Не верьте! — вновь возопил гражданин Шовелен. — У него кинжал… Пистолет… Мушкет…

Великий Инквизитор бросил беглый взгляд на Амару. Чернявый понял все без слов. Минута — и схваченный за шиворот гражданин Шовелен с воплями вылетел в коридор.

— Отменно. — На губах Инквизитора мелькнула истинно вольтеровская улыбка. — Дорогой маркиз! Назовите хотя бы одну причину, почему мы обязаны вам поверить…

— Две, — тут же отозвался я. — Шпион передал нам фальшивые сведения. Коронады Греноваля на самом деле вдвое мощнее, чем он сообщил. Мы — народ мстительный, господин Вадье. И кроме того, ваши разборки доставляют нам, верным слугам Его Величества, истинное наслаждение. Надеюсь скоро увидеть оба ваши комитета на площади Людовика XV. Простите, на площади Революции.

Комитетчики вновь переглянулись.

— Коронады Греноваля… — медленно проговорил Вадье. — Господин де Руаньяк, как вы думаете, «Лепелетье»… Это чудище… поплывет?

Он не шутил. Похоже, Вольтера в черном парике действительно интересовало мое мнение.

— Если этим занимался сам Гаспар Монж, — осторожно начал я. — То почему бы и нет? Вадье покачал головой:

— Увы, я скептик. Машины Уатта… Не знаю, не знаю. Впрочем, мы это обсудим с вами за обедом. Надеюсь, вы не забыли об индейке?

Он порылся в Монблане бумаг, заваливших стол, достал небольшую серую папку.

— Вот бланки. По всей форме, с номерами. С подписями хуже. Должны расписаться Шометт, Робеспьер и я. За мной задержки не будет…

— Вы не поняли, господин Вадье, — перебил я как можно мягче. — Мне нужны четыре бланка. Со всеми подписями. Со всеми! Понимаете?