Алексей Кулаков - Наследник
– Так я же только после того, как на Гжели побываю, все проверю да новые уроки мастеровым задам!.. Как раз и Волгу льдом хорошо схватит, чтобы санным путем до Кирилло-Белозерской обители. Седмицы с две погощу у отца Зосимы, и обратно.
– Ах вот оно что!..
Иоанн Васильевич невольно умилился тому, каким разумником растет его старшенький – даже и направлять не надо. Сам понимает, что вначале дело – и только потом все остальное, от поездок на богомолье и до потешных игр.
– Тогда позволяю. Что еще? Не мнись, не девка!..
– Батюшка. А нельзя ли пригласить из Италии какого хорошего художника?
– Это еще зачем?
Десятилетний мальчик чуть наклонил голову – так, чтобы нельзя было увидеть выражения его глаз, и признался:
– Матушку забывать стал. Голос помню, еще – как у нее волосы ландышем пахли, а лик уже путаю. Еще хочу, чтобы тебя, батюшка, меня и братьев с сестрой на большом холсте нарисовали, всех вместе: ты на стольце своем, а мы вокруг тебя сидим. А еще, пока живы те, кто бабушку Елену и деда Василия помнит, – чтобы их парсуны нарисовали тоже.
– Гхм!..
Приняв неясный горловой звук за вопрос, царевич с готовностью пояснил:
– Я дедов лик в трех летописях зрел, и во всех трех он разный. В первой худой, во второй у него глава несуразная, в третьей же ростом мал и на лицо невзрачен.
Качнув головой в невольном согласии (он тоже видел те малые парсуны), великий князь на краткий миг задумался: а каким будут изображать его? Выходило так, что если он не озаботится этим вопросом заранее, то каждый холстомаз будет малевать его образ по своему вкусу. Поэтому предложение сына ему понравилось, причем до чрезвычайности – только и приходилось удивляться, как он сам до того не додумался. Мудрый правитель должен думать и о том, что будет после его смерти!..
– Чем же тебе наши золотописцы не угодили, что хочешь рисовальщика аж из Италии?
– Наши когда парсуны малюют – или приукрашивают безбожно, или искажают. Мне же дьяки посольские сказывали, будто италийские художники приучились отображать видимое, ничего от себя не добавляя… К тому же, когда первый фарфор получим, его надо будет добро расписывать. Вот пусть этот итальянец заодно и недорослей мастеровых научит своему ремеслу.
Вспомнив о сладостях и питье, наследник окинул взглядом стол и прикоснулся к кружке. Едва заметно поморщился (остыл) и отодвинул от себя подальше недопитый взвар.
– Молодец ты у меня, сыно.
Вздох, с коим прозвучали эти тихие слова, сделал похвалу какой-то… Грустной. Впрочем, долго печалиться правителю не дали – один из тридцати его стольников, появившись на пороге светлицы, для начала согнулся в низком поклоне, а после разрешающего жеста что-то тихо доложил. Увидев небрежный кивок, стольник моментально исчез за дверью, а в государев кабинет зашел князь Андрей Дмитриевич Палецкий. Представитель самой младшей линии Рюриковичей на Руси, дальний родственник некогда удельных Суздальско-Владимирских князей, довольно близкий – Стародубских, и вдобавок ко всему – шурин[157] хозяина покоев и державы Московской. Через сестру свою Иуланию, законную супругу родного брата царя, удельного угличского князя Юрия Васильевича.
– Многие лета тебе, великий государь!
Выпрямившись после поясного поклона, царский шурин (самый старший из четырех) тут же еще разок утрудил спину, легонько обозначив свое уважение и десятилетнему наследнику великого князя. Надо сказать, что род Палецких, несмотря на столь удачный брак с представителем правящего дома, никогда своим положением особо не кичился, да и вообще – в сварах, обычных среди родовитых семейств, участвовал мало. Возможно, если бы младший сын великого князя Василия Ивановича всея Руси не был от рождения немым и юродивым, они бы себя и проявили во всей красе… Заодно разделив участь еще одних царских родственников – князей Старицких, кои всегда были как под негласным присмотром, так и под вечным подозрением. Но коли уж все сложилось так, как сложилось, князья Палецкие в дела государственные не лезли, место свое знали и великому государю частыми просьбишками не докучали, целиком и полностью сосредоточившись на верной службе и управлении вотчинами слабоумного угличского князя.
– Батюшка?
С некоторым сожалением вздохнув, Иоанн Васильевич отпустил своего первенца:
– Ступай себе с Богом, Митенька.
Сразу после этих слов князь Андрей Дмитриевич вновь согнул спину, приложив перед этим руку к левой стороне груди.
– Государь-наследник.
Оценив неподдельную искренность того почтения, что прозвучало в двух коротких словах, царевич слегка замедлился, с интересом оглядев своего очень дальнего родственника. Немного помедлил, затем чуть наклонил голову, дополнив движение коротким, но притом вполне благожелательным обращением по имени:
– Князь Андрей.
Покинув родительские покои, десятилетний отрок прошествовал до крепостной стены, где немного постоял, наблюдая повседневную жизнь горожан. Когда же это занятие ему прискучило, он совсем было засобирался навестить сестру и даже частично успел воплотить это намерение в жизнь, добравшись до Золотых ворот, ведущих на женскую половину.
– Ага!..
В отличие от среднего царевича самый младший в царской семье кричать не любил. Зато на шею старшему брату прыгал даже охотнее, чем Иван или там Евдокия, – и все трое старались вначале незаметно подкрасться, а повиснув на Дмитрии, моментально поджимали ноги и довольно смеялись.
– Я тебя поймал!..
– Поймал, добытчик, поймал.
Перехватив худенькую «тушку» младшенького поудобнее, старший ласково улыбнулся:
– А ты чего один гуляешь, без нянек своих, без мамок?
Выслушав на диво связный и разумный рассказ Федора, повествующий о том, что вся его челядь занята какими-то непонятными делами и сборами, причем так занята, что даже поиграть с ним в прятки вызвались всего две служанки (собственно, именно это и дало малолетнему царевичу возможность благополучно ускользнуть из-под их присмотра), Дмитрий разом поменял все свои планы. Развернувшись к бдящим на посту трем постельничим сторожам, он тихо приказал:
– Меня и брата вы не видели.
Затем спустил мелкого с рук, подхватил протянутую ладошку и повел малыша к себе, причем так, чтобы их видело как можно меньше лишних глаз. Пару-тройку раз даже пришлось прятаться в подходящие закутки и ниши и пережидать, а напоследок повторить приказ для постовых уже напротив собственных покоев, но в общем и целом все вполне удалось.
– Садись. Вот хитрюга, не ко мне на коленки, ты на ложе садись. Медовых сот хочешь? А халвы?
Плямкнув несколько раз губами, пятилетний сладкоежка серьезно обдумал предложение:
– Не-а.
– Значит, спать хочешь. Да?
– Не хочу!
Говоря это, Федор активно вертел головой по сторонам, выискивая то, чем он будет играть в первую очередь.
– Ты моя нехочуха!.. А глазки-то, смотри-ка, слипаются. Баю-бай, засыпай…
Мягко уложив провалившегося в сон брата на свое ложе, хозяин покоев пристроился в изголовье, всматриваясь в его чуть потускневший на время сна Узор. Проследил одну из сине-голубых нитей, затем другую, багрово-красную, нежнейшим касанием воли подправил положение третьей и напоследок не без удовольствия осмотрел безумно сложное переплетение тончайших разноцветных линий, расположенное в том самом месте, где в тварном мире лежала на подушке голова сладко посапывающего Феди. Еще недавно вместо завершенной целостности в этом сплетении зияли разрывы и темные пятна намертво передавленных канальцев…
– Неужели получилось?
Осторожно положив правую руку на животик малыша, Дмитрий влил в его почти сформировавшееся средоточие крохотнейшую капельку своей силы, придирчиво рассматривая слабо засиявшие линии Узора. Еще капельку. Еще.
– Хм!.. Ну, будем надеяться, что я нигде не напортачил.
Оставив в покое брата, старший из царевичей поднялся на ноги и с удовольствием потянулся. Бесшумно ступая по тщательно выскобленным плахам пола, он вышел в комнату для занятий, еще раз потянулся, затем улыбнулся и в несколько движений скинул на лавку свой легкий кафтан из алого шелка. Подошел к стене, попутно пробормотав себе под нос что-то вроде:
– Должно же когда-нибудь и получиться!
Довольно ловко встав на ладони и устремив ноги в расписной потолок, мальчик ненадолго замер, затем осторожно «шагнул» прочь от подпирающей его стены. Вновь замер, затем чуть-чуть качнулся, двинулся было вперед, быстро-быстро перебирая руками…
Бумм!
– Должно, но не сегодня.
Потирая слегка пострадавшее ухо, юный ходок вниз головой и вверх ногами отряхнул ладони, встал и самым решительным образом прогнал мысли о следующей попытке до той светлой поры, когда на полу комнаты появится толстый ширазский (или хорасанский) ковер. Синяков и шишек он не боялся – не с его талантами обращать внимание на такие мелочи, но и падать на голые дубовые плахи тоже не желал. Причем категорически. Так что, сделав себе мысленную пометочку насчет соответствующего распоряжения Авдотье, начинающий акробат уселся за стол, не глядя подтянул к себе чернильницу и толстую пачку листов, треть из которых была исписана его же рукой, затем недолго покопался в стаканчике с очиненными перьями, после чего принялся бессовестно грабить еще не родившегося французского академика, поэта и даже критика эпохи классицизма (которая, кстати, тоже еще толком не началась) мсье Шарля Перро. Собственно, сей увлекательный процесс уже подходил к своему окончанию: Золушка потеряла и нашла свою туфельку, получив в нагрузку к ней принца; Кот в сапогах доблестно сожрал злобного великана-людоеда, и сразу после этого друзья-охотники Красной Шапочки произвели кесарево сечение бедному Серому волку; Спящая красавица проснулась, а Синяя Борода, совсем наоборот, упокоился вечным сном.
