Михаил Королюк - Спасти СССР. Инфильтрация
– А у нас что, не Европа? – недоуменно подняла брови Аня. – У них по географии что в школе было, у этих генералов?
– Для них мы были азиатскими варварами, подлежащими уничтожению, – пояснила ветеран.
Вокруг раздалось недовольное хмыканье. Как-то незаметно расстояние между нами и старухой уменьшилось, а наш строй стал плотнее.
Она чуть задумалась, потом снова заговорила:
– Знаете, можно было бы рассказывать, какая дивизия, где и когда вела бои, но мы же говорим о людях? Я приведу несколько коротких примеров, в которых можно увидеть их отблеск. Вот, помню такой случай. Командир нашего полка на дороге, ведущей с фронта, встретил идущего в тыл бойца. «Что, струсил?» – спросил он. «Никак нет, – ответил боец. – Шарнир на протезе разболтался, сейчас подтяну – и назад». А в третьей дивизии, что на Карельском перешейке воевала, почти весь разведбат дивизии составили из подросших у нас детей испанских коммунистов. Те вообще страха не знали. Знаете, как снайперов финских ловили? Работали двойками. Узнавали район, где снайпер вражеский сидит, один скрытно занимал позицию, а второй шел «живцом», вызывая огонь на себя. Представляете, каково это – выйти из укрытия и пойти по открытому участку, зная, что в тебя сейчас целится снайпер?! Вот так по очереди они этих кукушек и снимали. А еще очень хорошо воевали отступившие к Лужскому рубежу батальоны рабочей гвардии Риги, Елгавы и других латвийских городов. До Лужского рубежа дошло около тысячи двухсот бойцов под командованием проректора сельскохозяйственной академии Карлиса Ульпса. Стояли насмерть, их остатки потом воевали на Ораниенбаумском пятачке. А весной сорок второго, уже когда фронт здесь стабилизировался, пришли добровольцы от спецпереселенцев, так тогда называли раскулаченных. Наш комдив сначала не хотел их брать на пункте пополнения, а уже через месяц приезжал туда и орал: «Мне раскулаченных, мне!» Тоже по-своему золотой фонд был…
Но, конечно, основную тяжесть боев приняли на себя ленинградцы. Интересно, что в дивизиях народного ополчения, составленных из рабочих заводов и интеллигенции города, долгое время, даже после преобразования их в кадровые части, бойцы и командиры обращались друг к другу по имени-отчеству, а в приказах фигурировали выражения «пожалуйста», «прошу вас», «не откажите».
– Василий Иванович, не откажите в любезности прикрыть наступление нашего левого фланга, – негромко хихикнул Сема.
На него тут же осуждающе зашикали.
– Да, именно так, – кивнула старуха. – Первые три дивизии народного ополчения, сформированные в основном из рабочих Кировского завода, Путиловской верфи, «Электросилы» и завода «Скороход», приняли удар врага на западных границах нашей области и, отступая, два месяца изматывали противника в кровопролитных боях. Потеряли по семьдесят – восемьдесят процентов состава, попали в окружение и по две-три недели лесами выходили из них, с ранеными и артиллерией. А следующие дивизии встретили противника здесь, на Пулковском рубеже и подходах к нему. Бои шли такие, что земля была вся перепахана, как будто черт в свайку играл. Здесь все нафаршировано металлом. И вот здесь у фашистов дристнула кишка! Вот именно здесь, где мы с вами стоим, – она обвела вокруг руками, – рабочие завода «Русский дизель», студенты и преподаватели университета, Политеха, Академии художеств и консерватории, ученые Академии наук остановили фашистов.
Мы огляделись, примериваясь, словно подбирая себе позиции на склоне. Она поняла:
– Молния два раза в одно место не бьет… У вас будут другие испытания, другие герои… я так надеюсь. А именами некоторых из тех героев названы улицы нашего города. Вы должны их знать. Комиссаром нашего полка в сентябре был секретарь Выборгского райкома партии Смирнов. Он пал смертью храбрых здесь, в дни самых горячих сентябрьских боев, ведя сводную группу из свежего пополнения в контратаку для закрытия прорыва фашистов. Теперь его именем названа улица около Финляндского вокзала, та, на которой расположен Дом культуры «Выборгский». И там же, на Выборгской стороне, есть улица Феодосия Смолячкова. Этот восемнадцатилетний штукатур, только что окончивший училище, стал здесь снайпером. Погиб в январе сорок второго года, но до этого всего за пять месяцев успел уничтожить сто двадцать пять фашистских оккупантов, потратив при этом только сто двадцать шесть патронов. А вон там, – она махнула рукой на северо-запад, – идет улица братьев Горкушенко. Один только что закончил десятый, а другой – девятый класс, расчет пулемета… Представьте себя на их месте: небольшой окопчик на окраине капустного поля вдоль Ропшинского шоссе под дождливым сентябрьским небом и катящая на вас свежая механизированная дивизия немцев… Оба тяжело раненные вели бой в течение двух часов, уничтожив значительное число фашистов. Но не отступили!
– А я б тоже не отступил, – набычившись, негромко проговорил покрасневший Пашка.
Я согласно качнул головой. Точно, этот не отступит…
Глава 12
Воскресенье 8 мая, 12:45
Ленинградская область, станция «Сиверская»
Электричка выплюнула дачников на перрон и под затихающий перестук колес сбежала в сторону Луги. Я приостановился у перил, пропуская груженный рюкзаками и корзинами людской поток. Пятнадцать чайных роз на длинных, почти метровых стеблях, результат сложной логистической операции, заставляли осторожничать.
«Толька вчера тетя Карина с куста срэзала, – гордо сказал Ашот, вручая мне их на вокзале, и задорно пошевелил усами. – Три недели стаять будут, мамай клянус!»
Принцип «за ваши деньги – любой каприз» на Кузнечном рынке соблюдается неукоснительно. Доставка роз утром к электричке, кстати, пошла бонусом в счет будущих отношений. Ашот высоко оценил как мою готовность платить, так и души прекрасные порывы.
И вот я заботливо баюкаю объемный букет, укутанный во вчерашний выпуск «Ереванской правды», и озираюсь в поисках обещанной автобусной остановки. Вот она, ошибиться невозможно – суетящаяся толпа нервно переминающихся дачников, на глаз раза в четыре большая, чем может вместить автобус, четко обозначила место ожидаемой посадки. Я озадаченно остановился – шансов на сохранение цветов в предстоящей мясорубке немного. Идти пять километров?
– Дюха! – Размахивая руками, ко мне вприпрыжку несутся две легкие девичьи фигурки.
Я прищурился, наслаждаясь зрелищем, затем быстро сорвал газету. Два шага навстречу – и, глядя в милые глаза:
– С днем рождения, Томочка! Пусть этот день запомнится тебе праздником!
– О… – зардевшись, протянула она и неуверенно приняла букет.
– О… – Яся удивлена не меньше. – Розы в мае? Ну, Дюх, ты даешь… Пятнадцать! – пискнула восторженно.
Тому чуть качнуло в мою сторону, но она тут же взяла себя в руки, некстати вспомнив о приличиях, и покосилась куда-то вбок.
– А я дядю уговорила тебя на машине встретить. – И девчонки потянули меня через площадь к одиноко стоящей черной «Волге».
– Ого, – присвистнул я. – А кто у нас дядя?
Яся кинула на меня быстрый взгляд, а Тома чуть помялась, но с гордостью в голосе ответила:
– Секретарь нашего райкома. Третий.
Я присвистнул еще раз:
– Идеология?
– Он хороший, – горячо заступилась Тома. – Пятнадцать лет на Кировском в цехе проработал. Руки – золотые! Он до сих пор, когда там аврал, иногда выходит в ночную со своей бригадой!
Я кивнул. Интересно, но не однозначно. Мне лучше затеряться на заднем плане.
У «Волги», присев на передок, курил крепкий русоволосый мужик чуть за сорок, с жестким, но располагающим к доверию слегка курносым лицом.
– Дядя Вадим! – Тома, пританцовывая, горделиво тряхнула букетом.
– О… – Он поднялся, поворачиваясь нам навстречу, щелчком откинул на обочину почти докуренную сигарету и протянул руку. Пожатие было ожидаемо крепким.
– Андрей, – кивнул я, представляясь.
– Это ты знатно выступил, – указал дядя подбородком на букет и, опускаясь за руль, поинтересовался: – Родители так много получают?
Ну да, закономерно. Мажор в джинсах клеится к племяннице. Сейчас мне будут прилюдно подрезать крылья.
Я пропустил девушек на заднее сиденье, сел третьим и максимально нейтрально отрапортовал:
– Отец – подполковник, мама – библиотекарь. Родни в торговле и сфере обслуживания нет.
Он завел мотор и, вырулив на дорогу, уточнил с иронией:
– Ага, значит, машину у булочной по утрам разгружаешь? Вагоны на овощебазе для тебя пока тяжеловаты.
– Дядя! – Тома, словно защищая, накрыла мою ладонь.
Я обрадованно переплел наши пальцы и улыбнулся:
– Можно и головой работать.
– Да? – продолжил ехидничать родственник. – Научишь?
Достал. Я так тоже могу.
– Да вы уже ученый. – Я чуть наклонился и мягко провел свободной ладонью по спинке переднего сиденья «Волги». – Ученого учить – только портить.
