Штатский - Юрий Ра
— Здравствуйте! — Раздалось в ответ.
— Знаете, я как-то не любитель рассказывать. Если у меня есть, что поведать людям, я сразу это записываю в специальный блокнот, а потом вставляю в свои книги. Если мысль умная и приличная. Так что всё, что мог, уже написал. Давайте, вы просто будете мне задавать вопросы на интересные для вас темы, а я стану отвечать. Постараюсь не врать. — И все в зале засмеялись этой шутке. Дети помоложе смеялись, потому что взрослые и так не врут. А старшие ребята знали, что не врать взрослые не могут, им нельзя говорить всю правду. Кстати, в зале присутствовали не только пионеры, пришло даже некоторое количество комсомольцев, у которых не было обязаловки. Просто книги Петрова нравились, хотелось увидеть писателя вживую. И услышать.
— Товарищ писатель! — Сходу подскочила какая-то шустрая пионерка с бантами. — Скажите, а Генка Гаврилов в книге «Штатские», это же вы?
— Было бы глупо запираться, да герой списан с меня.
— Что, и его приключения не выдуманы⁈ Все-все? — Раздалось из зала.
— Кое-что изменено по разным причинам, но просто сочинять не было нужды. Тема войны, она такая, что не требует этого. Жизнь богаче на удивительные события, чем самая яркая фантазия любого писателя.
— И Мишка имеет прототип?
— Конечно. На самом деле он погиб достаточно быстро, мне очень не хватало своего друга. Видимо, поэтому в моей книге он жил и воевал дольше, чем это происходило в действительности. — Писатель посмурнел лицом. — Впрочем, наш командир отряда делил истребляемых фашистов на всех бойцов, включая погибшего Мишку. Он всегда мысленно был рядом с нами.
Среди многочисленных вопросов попадались каверзные, но всегда товарищ Петров старался отвечать честно, ребята это чувствовали. Порой он отказывался отвечать, мотивируя это военной тайной. И все его понимали. Только старшая пионервожатая, совсем молодая женщина, недалеко ушедшая из возраста комсомольской юности, порой морщилась. И от дурацких прямолинейных вопросов ребят, и от слишком прямолинейных ответов, как этот:
— Скажите, а вам не снятся убитые вами немцы?
— Снятся погибшие товарищи. А немцы? Пожалуй, что нет. Мы им так здорово наподдали тогда, что они боятся приходить в мои сны.
— Товарищ Петров, скажите, а кем всё-таки оказался ваш дядя Саша? Эта интрига так и не была раскрыта до конца книги. — Вопрос задал явный заучка и скучный пацан, рисующийся своей начитанностью. Его уже дергали за рукав, когда автор начал отвечать.
— Я был уверен, что из моей книги следует чёткий ответ на этот вопрос. — Все в зале напряглись. Интеллигент не нашел ответ, а все они сейчас его узнают. А писатель продолжил, — прежде всего он был советским человеком, а большего я не знаю! Никто из моих знакомых этого не знал. Было сильное желание выяснить это после войны, направить запрос, найти хоть что-то про своего командира. Но как это сделать, когда не знаешь ни фамилию, ни звание, ни ведомство, в котором он служил? Даже имя. Ведь кто поручится, что это было его подлинное имя? А дядя Вася и дядя Лёша, даже про них я не знаю ничего. Конспирация в «Обществе любителей природы» соблюдалась на высочайшем уровне, не было названо ни одной фамилии за всё время, пока я воевал там. Такие железные были разведчики.
— Скажите, а чем тогда дело кончилось на самом деле? Дядя Саша погиб?
— Не знаю. В том бою, когда я видел их последний раз, дела обстояли примерно так, как описано в книге, то есть безнадёжно. Командир отослал меня с донесением в соседний отряд «Дело Ильича». Как я теперь понимаю, не с каким-то важным донесением, а просто для того, чтобы сохранить мою жизнь. Очень подозреваю, что не просто так, а чтобы я мог продолжать бить врага на нашей земле. Он всегда говорил: нельзя умирать, пока враг жив. Отступай, прячься, обманывай — делай всё, чтоб умер фашист, а ты выжил. Потому что где-то есть еще один враг.
— Геннадий Павлович, когда закончилась война, вы продолжили службу в армии? Какое у вас звание?
— Какое там! С моим ранением и хромотой сразу после войны я был демобилизован. Стране на тот момент были нужны здоровые защитники. Так что доучился в школе, потом завод, заочный институт… А потом понял: однажды помру, и все те, кто жив в моей памяти, уйдут вместе со мной. Начал писать. Вроде получается пока. Или нет?
— Да-а-а-а!!! — Дружно грянул зал.
После завершения творческого вечера гость не покинул школу сразу. Какое-то время он просидел в кабинете директора школы, потягивая с ним коньяк. Не единым замахом, как это принято в Советском Союзе, а маленькими глоточками, растягивая процесс. Коньяк для двух фронтовиков был не целью, а поводом.
— Значит, говоришь, сам воевал, а не просто сочинитель книжек. — Произнес директор школы. То-то я смотрю, хорошо написано. Думал, чужие рассказы литературно оформляешь. Ничего, что на «ты»?
— Нормально, вы ж постарше меня. А что, читали?
— Нет уж, давай тогда и мне тыкай! По-честному чтоб всё было! На разных фронтах одного гада били. И да, читал. Этих твоих, «Штатских» одним махом прочел. Хоть и вышла повесть с грифом «Для детей и юношества», а написано для всех.
— Да там такая хитрость, детскую литературу печатают бо́льшими тиражами и платят за неё по максимальной ставке гонорара. Чай не лишняя копеечка. Я решил, кому надо, те прочтут.
— Ишь ты, прямо как хохол продуманный! А впрочем так и надо, не осуждаю.
— Так с кем терся, от тех и натряс. У нас в отряде народ был ушлый. То есть так-то все за Родину горой, но в сидоре чтоб сало лежало.
— Ты вот чего скажи, получается, тебя в «Дело Ильича» приняли сопливого совсем, пятнадцатилетнего. Как так вышло?
— Чего бы им меня не принять, когда я со своим оружием пришел, кучу убитых гансов за плечами имел и из всех видов оружия мог стрелять! Это они рядом со мной сопливые были, если разобраться. Через одного. Да и те, что из окружения не вышли, бойцы — одно название.
— А ты прямо воин? — Явно собеседнику было неприятно слышать такую оценку о бойцах Красной армии.
— Ха! Нас дядя Саша так учил военному делу, как его самого учили. Такие вещи рассказывал, такие штуки показывал — до сих
