Авиатор: Назад в СССР 2 - Михаил Дорин
— Я с ним в Москву поеду, вот он и приехал родителей уговаривать, — сказала она.
Сюрпризы сегодня не заканчиваются. Может самому что-нибудь придумать и вклиниться в эту гонку неожиданностей?
Удивление от приезда Виталика было похлеще, чем от предложения с кольцом от запаски. Здесь уже нас Артём удивил, что постоянно таскал с собой его как амулет.
— Удачу он мне приносит. Я его на лётном поле нашёл, когда приземлился после первого прыжка в прошлом году. Пошёл Ульянову отдавать, а он говорит, оставь себе. Мне с этим кольцом постоянно везло.
— Так может, оставишь? У вас ведь полёты и всё остальное? — спрашивала Света.
— Теперь мне не страшно. Я хоть завтра готов прыгать снова и куда угодно лететь, хоть в Азию. Вон, Афганистану помогать.
При этих словах, почему-то только я не улыбался или смеялся. Женя это заметила сразу.
— У тебя всё хорошо? — спросила она.
Я посмотрел ей в глаза, а затем оглянул взглядом всех собравшихся. Только я знал из сидящих за столом, что слова Артёма не такая уж и фантазия. Через два года наша страна будет слышать название этой азиатской страны гораздо чаще.
— Да. На балкон выйду.
Погода на улице, что называется, «шепчет». Я смотрел куда-то вперёд, прокручивая в голове сначала прошлую жизнь, а затем и нынешнюю. К слову, скоро 22 мая, а значит, будет ровно два года, как я попал в этот мир. И вроде планета по-прежнему Земля, люди ходят на двух ногах, а ощущение, что ты здесь чужой не покидает.
— Проветриваешься, Сергей? — спросил Виталик, вставая рядом со мной.
— Воздухом дышу. Как у тебя там? Дед как?
— Воюет со всеми. Собрался рапорт писать об уходе. Предлагают ему в генеральную инспекцию пойти. Говорит, что согласится.
— Здоровья ему большого. Он настоящий мужик. У тебя не будет проблем? С учёбой всё хорошо?
— Да. Всё прекрасно. Языки полюбил, гуманитарные дисциплины изучаю. Хочу на направление Ближнего Востока попасть. Перспективное очень.
Тут он прав. Пожалуй, один из самых «горячих» регионов мира. Отправляют туда в качестве работников дипломатических ведомств только самых подготовленных. И не только дипломатов...
— Странно, а я не знал, что в институте стран Азии и Африки есть подобное направление, — сказал я, заметив, как скромно улыбается мой товарищ.
— Появилось. Совсем недавно, — одобрительно похлопал он меня по плечу.
— Ты, вообще-то, молодец. С Наташей всё серьёзно?
— Абсолютно. Мы с ней это давно обсуждали. Родителей её осталось уговорить.
— С таким-то будущим зятем, проблем не должно возникнуть, — сказал я. — Если я тебя кое о чём попрошу, сделаешь?
— Можешь Сергей, только в истребитель не сяду. Не отошел пока ещё, — улыбнулся он. — Говори прямо, что нужно.
— Учись хорошо. И будь внимателен. Тебе это очень пригодится. Восток — дело тонкое.
Конечно, такой вечер запомнится на долго. На следующей лётной смене мы узнали ещё одну крутую новость. Наш Петр Николаевич принял волевое решение и сделал предложение Ирине Сергеевне.
— Поздравляем, Николаевич, — жал руку нашему инструктору Артём, который ещё сам был в эйфории.
— Спасибо мужики. Кстати, все приглашены. Пока куда и во сколько не знаю, но мы определимся. Своих орлят я не забываю.
Мы уже подходили к нашему самолёту, как Макс начал что-то искать по карманам.
— Я сейчас. Приготовил же специально.
— Как всегда. Задумался о Елене Петровне и всё забыл, — сказал Артём. — Разрешите, я первым слетаю, товарищ майор? Так хочется в небо!
— Чтоб ты первый полетел? Тебе же «покемарить» надо сначала? — удивился я.
— Ну, сегодня другой случай. Как никогда я полон сил и энергии. Разрешите, Пётр Николаевич?
— Рыжов, плановая есть плановая. Тем более, сейчас Родин отработает по приборам заход, а потом его на кафедру физо вызывают. Когда ты успеваешь ещё спортсменом быть? — удивился Нестеров, надевая на себя шлемофон.
— Время правильно распределяю, — ответил я.
— А где, кстати, твой шлемофон и планшет? — поинтересовался Николаевич.
Я начал судорожно себя осматривать и не обнаружил своих вещей. Наверное, оставил в классе или в стартовом домике.
— Товарищ курсант, это залёт. Предлагаю его наказать, — с серьёзным видом произнёс Артём. — Сама судьба мне благоволит.
— Просто дай мне свои, и я полечу. Всё равно нельзя возвращаться за забытыми вещами. Приметы плохого не посоветуют.
— Неа, каждый летает в своём штатном обмундировании, так Пётр Николаевич? — продолжал уговаривать его Артём.
— Ладно, Рыжов. Уговорил. Родин, подождёшь. Ничего страшного не случится, что чуть позже на кафедру попадёшь.
Радостный Артём собрался осматривать борт перед вылетом. В этот момент к самолёту прибежал Курков с каким-то футляром и довольной улыбкой.
— Принёс. Я его только на один день взял, — сказал Макс, доставая из футляра фотоаппарат «Смена-8М».
— Хорошо, давай после тогда сфоткаемся, — предложил я, но все недовольно загудели. — Чего? Фотографироваться нельзя, так он ещё и за фотиком возвращался обратно, — негодовал я.
— Серый, ты как маленький. В приметы веришь? Ничего не будет, — успокаивал меня Артём.
— Не зря приметы придуманы. После смены. Не уйдёт никуда твой фотоаппарат. Пётр Николаевич, примите командирское решение? — обратился я к Нестерову, который разговаривал с кем-то из техников.
— Принимаю. Занимаем свои места около самолёта, а кто-нибудь нас сейчас запечатлит.
Я попробовал ещё раз переубедить всех собравшихся, но меня вновь не послушали. В шутку предложили расстрелять, как паникёра за отбойником, и только посмеялись над моими аргументами в пользу авиационной приметы.
— Серый, не ной. Вот в центр вставай, с Николаичем рядом, — сказал Костя, переставляя меня ближе к Нестерову.
Может, и правда зря. Не всем приметам можно и нужно верить. Проводив нашу «элочку» с бортовым номером 69, я, Костя и Макс направились в стартовый домик.
— Чего ты нервничаешь так из-за примет? — расспрашивал меня Макс. — Это же суеверия. Необязательны к исполнению.
— Может ты и прав. Всё равно, на душе немного некомфортно как-то.
Динамик прослушки стартового канала продолжал вещать. Как и всегда, балаган в эфире перебивается короткими и быстрыми командами группы руководства полётами.
— Некомфортно, это когда гречка утром была так себе. И подливка не очень. Как сегодня, — сказал Костя, вырывая из черновой тетради листы. — У меня до сих пор живот слегка
