С.С.С.М. - Марципана Конфитюр
Трубка, к счастью, была. Топлива тоже оставалось предостаточно. Кроме того, на борту обнаружился небольшой, но оказавшийся весьма кстати запас еды: банка мясных консервов и две пачки галет. Их, как и содержимое фляжки Вольфа Хазэ, решили пока приберечь. Потом вытащили из самолета мертвецов, дыры в корпусе забили кусками дерева, вычерпали воду. Незадолго до рассвета летающая лодка была, по выражению Заборского, "почти как новая". Только тут выяснилось, что тяга управления рулем высоты порвана и не подлежит восстановлению в полевых условиях, стало быть, летать аппарат более не способен.
— Выходит, у нас нет самолета, — сказал Вальд. — Зато есть лодка, и при том с авиационным мотором!
Вдалеке, за лесом, опять что-то загрохотало, напоминая о необходимости спешить. Не теряя времени, товарищи забрались в лодку.
— Давайте-ка выбросим в море брюннские паспорта, — предложил шармантиец. — Больше они нам точно не помогут, а вот навредить могут запросто.
Все с ним согласились. Четыре подделки полетели за борт.
— Подождите! — вспомнил Гюнтер. — А где пистолет того парня?
Ему подали оружие. Брюнн выбрался из лодки, ушел в заросли, где все еще валялся связанный фашист, и выстрелил два раза. Затем вернулся, ни говоря ни слова, забрался на борт и завел мотор.
Глава 27
Следующие две недели оказались однообразно-тяжелыми. Топлива в лодке оказалось хоть и много, но все же недостаточно, чтобы дотянуть до берега Ангелики. Пришлось грести — чем придется. Путешествие растянулось на два дня — не самые приятные два дня в жизни Краслена, если учесть мизерный запас еды и постоянную опасность подвергнуться атаке ангеликанских патрулей. Впрочем, с последним пунктом коммунистам повезло: войска буржуазной страны их то ли проворонили, занятые более важными делами, то ли не приняли всерьез.
На берег коммунисты выползли обессилевшими, голодными, с трудом верящими в то, что плавание закончились. Попытались поймать рыбу — не смогли. Пришлось ограничиться парой лягушек, зажаренных на костре (спички нашлись на борту бомбардировщика), какой-то травой, выглядевшей более-менее съедобно, и ягодами. Дальше надо было выяснить свое местоположение и найти людей. Только к вечеру первого дня Краслен и ученые вышли к какому-то городишке. Добрые люди дали им поесть, пустили на ночлег и рассказали, что до Манитауна около тысячи километров. Учитывая отсутствие денег, а также то, что с поездами из-за войны была полная неразбериха, и почти все они были изъяты государством для армейских нужд, добраться туда путешественникам светило лишь пешком.
Через три дня ходьбы все четверо обзавелись кровавыми мозолями и зверски устали. Надежда на водителей грузовиков и частных автомашин испарилась: те подозревали фашистского лазутчика почти в каждом незнакомце и подвозить наотрез отказывались. Вальд простудился из-за вынужденной ночевки на голой земле, Заборский подвернул ногу. Пришлось сделать длительный перерыв в путешествии: к счастью для коммунистов, они как раз приходили мимо фермы, владелец которой согласился дать путникам кров и пищу в обмен на помощь по хозяйству.
Следующие несколько дней Краслену пришлось косить траву, пасти коров, убираться в стойле и не переставая думать о преимуществах родных сельхозкоммун. В голове строчка за строчкой уже складывалась будущая статья в "Красную правду": она должна была называться "Кулацкое хозяйство за границей, или как живут ангеликанские батраки". Задумал Краслен написать в газету и еще об одной вещи: несмотря на повсеместную (в рамках С.С.С.М., разумеется) известность того факта, что никакие крестьяне, кроме красностранских, не имеют доступа к радио и не могут наслаждаться этим расширяющим границы мира новаторским изобретением, приемник у фермера все-таки был. "В редакцию нашей газеты попал вредитель, распространяющий дезинформацию, — понял Кирпичников, как только увидел в доме волшебную говорящую тарелку. — Скорей бы вернуться домой и разоблачить его!".
Хозяйская жена без конца слушала по радио мессы: стоило закончиться трансляции из церкви одного города, как начиналась трансляция из другого. Опиум выключался только тогда, когда из школы возвращались шестеро фермерских деток: они отгоняли мать от приемника и до глубокой ночи слушали фокстротики и болтовню о киноактерах. Лишь изредка главе семьи удавалось захватить власть над окном в большой мир и поймать сводку с фронта — в эти минуты к нему присоединялись и постояльцы. Новости о войне были неутешительны.
На десятый день войны фашисты вошли в столицу Шармантии. Шарлье бежал из страны вместе с кабинетом, родней, коллекцией антиквариата и годовым бюджетом. Новый премьер Рабурден, ветхий, выживший из ума старикашка, принес Шпицрутену присягу на манер феодальной.
За неделю до того выкинули белый флаг Шпляндия и Фратрия. Канцлер объявил об их присоединении к "Империи": лучшие земли планировалось раздать брюннским солдатам (не сейчас, конечно, а после завоевания всего мира), на тех же, что похуже, заложили несколько десятков молодежных, спортивных, оздоровительных, поэтических, художественных, трудовых, исправительных, селективных, репродуктивных, евгенических и "ликвидационных" лагерей.
Частью Брюнеции формально стала и Котица: Васицу Шпицрутен учтиво подарил царю Збажды. Впрочем, на взаимной резне котичей и васичей это никак не отразилось: наплевав на государственную власть, они руководствовались теперь лишь своими племенными традициями. Экономической выгоды ни Збажда, ни Брюнеция тоже не получили: немногочисленные заводы и фабрики бывшей Котвасицы, уцелевшие среди ежедневных взрывов и перестрелок, стояли пустыми — все трудоспособное население либо смылось за границу (а в безопасности теперь себя чувствовать можно было разве что в С.С.С.М.), либо ушло в леса, где добросовестно истребляло бывших братьев или было истребляемо само.
Разделавшись с основными противниками, Шпицрутен за пару дней смахнул с политической карты несколько карликовых государств: таких незначительных, что в названиях их путались даже дикторы ангеликанского радио. Впрочем, без них брюннское господство, очевидно, было бы неполным и несовершенным, как обед без сладкого. Реакционное княжество на крайнем севере и отсталый каганат на крайнем юге присоединились к Збажде, объявив себя профашистскими. Марионеточное правительство, руководившее огрызком Вячеславии, не стало тянуть время и объявило о вхождении в состав "Брюннской империи". Предводитель эскеридских реакционеров, ожидавший со дня на день полного разгрома республиканцев, слал брюннскому канцлеру дружеские приветы. Теперь под знаменами Шпицрутена были объединены, кажется, все мракобесы планеты.
Руководы Краснострании, как и ожидалось, выразили яростный протест против агрессии Брюнеции. Освободительные войны шпляндского, фратрийского, шармантийского, ангеликанского и других народов были признаны справедливыми. Впрочем, помогать им и ввязываться в войну рабочее государство не спешило: таково было решение народа. Хотя футуристическая фракция Совета Художников и рвалась в бой, жаждая войны ради войны, но супрематисты, абстракционисты и конструктивисты высказались против. Пролетариям ни к чему было участвовать в драке буржуев с буржуями.
Что до Ангелики, то ситуация
