Второй шанс-IV (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

А пока суд да дело, страна отметила День космонавтики, и я, глядя по телевизору праздничный концерт, в очередной раз пожалел, что не дорос ещё до выступлений на таких ответственных мероприятиях. Тем не менее решил, что на следующей репетиции представлю своим архаровцам песню «Трава у дома». Текст по большей части я помнил, подобрать аккорды, думаю, не такая уж большая проблема, навскидку рабочей правой набросал ноты, покажу их Вальке, пусть по ним попытается сыграть, я подскажу в случае чего. Соло… Оно играется легко, но всё равно это я уже сам потом подберу.

А пока нужно готовиться к поездке на юбилей Аллы Борисовны. Приглашала она меня ещё до эпичной поездки в Саратов, и вот вдобавок и 13-го позвонила, напомнила, что ждёт. Конечно, приятно, что сама Пугачёва приглашает меня лично на свой день рождения, но, блин, ей же ещё и подарок нужно найти! И желательно песню. Хоть она в этот разу и не обмолвилась, но между слов прямо-таки сквозило, что от новой песни для своего репертуара она бы не отказалась. Вариантов-то много, но какой выбрать?

Мучился сомнениями до тех пор, пока в первых числах апреля как-то мама не встала у окна, глядя на залитый солнцем двор, и не произнесла:

— Погода-то сегодня какая!

Тут-то меня и торкнуло. Память сразу выдала клип с Ларисой Долиной на песню «Погода в доме».

— М-а-ам…

— Чего?

— А ты можешь по старой памяти договориться, чтобы в типографии напечатали поздравительный адрес?

— Наверное… А кому?

— Помнишь, я тебе говорил, что Пугачёва приглашает на свой юбилей?

— А-а, понятно! Ну давай пиши, что там в адресе будет, а я отнесу кому нужно, в одном экземпляре напечатают без визита к начальству, только, конечно, заплатить придётся.

— Само собой заплачу, не вопрос.

Так что через день я держал в руках пахнувший свежей типографской краской поздравительный адрес с портретом Пугачёвой (где только нашли) и оттиснённые золотом ноты с текстом.

А с моими музыкантами мы записали минусовую фонограмму. С текстом я их тоже ознакомил, для общего сведения.

— Жаль, что такая хорошая песня снова уходит на сторону, — вздохнула наша клавишница, когда мы закончили.

— Это точно, — поддержали её парни.

— Народ, всё понимаю, но обещал Пугачёвой… Давайте я вам компенсирую ваши труды?

— В смысле? — не понял Юрец.

— Ну… Заплачу, — выдавил я из себя, краснея как опущенный в кипяток рак.

— Макс, да ты чё, мы и так благодаря тебе в шоколаде, — восклицает барабанщик. — Вот ведь как скажешь… А песни реально могли бы и мы исполнять, вон как у Лены здорово выходит… Но мы же всё понимаем, так что не обращай внимания на брожение умов.

Что они понимают — я догадывался, хотя никогда и не раскрывал условий сделки ни с Пугачёвой, ни с Ротару. Но мои ребята не дураки, конечно же, понимают, что не за просто так я отдаю песни звёздам отечественной эстрады. Хорошо хоть не завидуют, во всяком случае, откровенно. С другой стороны, прав Юрка, где бы они ещё такие бабки могли заработать?

Придя домой, представил, как вручаю кассету Пугачёвой… Нет, надо её красиво как-то упаковать, чтобы смотрелось нарядно. Точно, нужна красивая шкатулка! И я принялся искать в Пензе эту самую шкатулку. Вообще с ними какой-то странный напряг, из того малого количества, что удалось найти, не устроило ничего. Без слёз не взглянешь. С тоской вспомнил Ташкент, где на рынке Чорсу купил шкатулку из карагача. Сейчас в ней мама хранит всякие безделушки, фиг экспроприируешь. Знал бы наперёд — закупил бы ещё парочку. Теперь придётся побегать по Москве, там вариантов побольше.

День рождения Примадонны выпадало на воскресенье, и праздновать своё 30-летие она собиралась в этот же день, в ресторане «Узбекистан». Договорились, что у ресторана я должен появиться к 6 часам вечера. А на следующий день вечером спокойно уеду домой поездом, а может и с утра даже улечу, если подсуечусь с билетом на самолёт. Я подсуетился, так как мне не хотелось в очередной раз отпрашиваться у Бузова на целых да дня. Прогуляю занятия понедельника, один день — ещё куда ни шло. Николай Степанович попросил передать Пугачёвой привет от него.

— Не забудь, пусть знает, что благодаря директору училища Николаю Степановичу Бузову Максим Варченко смог побывать на вашем юбилее.

В общем, вечером 14-го сел на фирменный поезд «Сура». Поехал с одним дипломатом. Внутри — зубная щётка с тюбиком пасты, вафельное полотенце, памятное мне больше всего почему-то по армейской службе, а не по советским больницам, куда я пару раз попадал, мыло в мыльнице, портмоне, паспорт, электробритва, свежая белая рубашка, пара завёрнутых в газету бутербродов с колбасой и сыром (взятых исключительно по настоянию мамы), гэдээровские запасные трусы, смахивающие на плавки, пара носков, аудиокассета и поздравительный адрес. На случай, если мне сильно не повезёт, и дипломат по пути на праздник каким-то образом сопрут, дубликат аудиокассеты хранился во внутреннем кармане пиджака. Где, собственно, и часть денег.

На юбилей я отправился в сшитом на заказ костюме, посчитав, что среди «костюмированных» гостей в джинсах буду смотреться белой вороной. Уже мог травмированную руку осторожно всунуть в рукав пиджака, и следом в рукав куртки, после этого снова подвесив её на повязку-косынку.

На ночь брюки, пиджак и рубашку повесил на вешалку на двери двухместного купе спального вагона. Ехать довелось с директором Колышлейского молочного комбината Виктором Филаретовичем — мужиком простым, но, как мне виделось, по-своему хватким. Тот сразу выложил на стол разнообразную снедь, среди которой я не обнаружил никаких молочных продуктов, предложил угощаться и принялся рассказывать, что едет в Москву на совещание работников молочной промышленности РСФСР. Так как на подведомственном ему производстве показатели неплохие, едет он в столицу, можно сказать, с гордо поднятой головой.

Затем переключился на разговор непосредственно о комбинате. Спустя какое-то время, видимо, заметив, что я заскучал от его весьма «увлекательного» повествования, предложил мне рассказать, по какой надобности я еду в Москву.

— Да вот, — скромно сказал я, — Алла Пугачёва пригласила на свой юбилей.

— Пугачёва?! Да ладно!!!

Я пожал плечами, мол, можете верить, можете не верить. Причём пожал сразу обеими без каких-либо болезненных ощущений — спасибо спортивному массажисту, которого мне подогнал Храбсков, и его чудодейственным, хоть и вонючим, мазям.

— Нет, правда! — допытывался Виктор Филаретович. — Неужто сама Пугачёва? А ты откуда её знаешь?

— А я ей песни пишу.

— Погоди, погоди… А как, Максим, говоришь, твоя фамилия? Варченко? Вот же ведь! — хлопнул он себя ладонями по ляжкам. — А я-то думаю, кого ты мне напоминаешь… Я ж тебя видел по телевизору! Программа какая-то молодёжная шла по пензенскому телевидению. У нас плохо в Колышлее ловит, но у меня антенна трёхметровая на крыше дома стоит, так что приём нормальный. Я обычно не смотрю такие вещи, а это с дочкой про школу заболтался, она у меня в девятом классе учится, и тут смотрю, какой-то ансамбль на английском песню поёт, а потом с его участниками ведущий общается. А ещё дочку спрашиваю, мол, что это за исполнители, из Москвы, что ли, а она мне, мол, эх ты, папка, совсем не следишь за современной музыкой! Это же Максим Варченко со своей группой! От него все подростки Советского Союза без ума, он даже в Америке премию получил. А ещё его показывали в «Песне года», он Пугачёвой и ещё какому-то дядьке песню написал. Что-то про звёзды она мне сказала, я сразу забыл…

— «Две звезды», — подсказал я.

— Точно! Вот, говорит, в Пензе, у нас под носом, знаменитость живёт, а ты и не знаешь. А я ей, мол, зачем мне каких-то музыкантов знать, я Зыкину знаю, Кобзона знаю… Не то что знаю вот лично, но пластинки у меня дома есть, по телевизору их выступления смотрю… Разве ж мог подумать, что с такой знаменитостью ехать в одном купе придётся?!! А с рукой чего?

Спать легли ближе к полуночи, у меня от болтовни соседа даже малость голова разболелась. Утром проснулся в начале шестого — поезд в серой дымке пасмурного рассвета ещё только подбирался к столице. Сосед спокойно похрапывал, скомкав между ног и простыню, и полушерстяное серое одеяло. Поворочался с боку на бок — сон так и не шёл. Ладно, пойду умываться и бриться электробритвой, пока туалет свободен. Надеюсь, что свободен.