Юрий Никитин - Труба Иерихона
Старик покачал головой:
Нет подсказывающего хохота за экраном, да? Если мой осёл, добрый и трудолюбивый, умеющий молоть зерно, ещё сумеет изобрести и Интернет, то значит ли, что я должен признать также его образ жизни, его философию, его ослиные крики и так же, как он, гадить посреди дороги? Даже если будет уметь сам расставлять эти хитрые крючочки на бумаге или на экране... Даже если он сам создаст новый Интернет или совсем новый мотор для кадиллака. Человек, сын мой, должен не только уметь затачивать мечи, работать в Интернете или расставлять эти крючочки и закорючки, что двигают турбинами и большими машинами. Это умеет и мой осёл или американец. Что, Ахмат, я слишком сложно объясняю?
Ахмат тоскливо оглядывался на магазин. От широкого навеса падала спасительная тень.
Наоборот, сказал он упавшим голосом, слишком просто.
Старик горько усмехнулся:
Приходится. Всё так быстро упростилось, что уже никто не ищет смысла в Коране или вообще в книгах. В любой газете или на любом телеканале предлагается готовое мнение. Или несколько на выбор выбирай любое! Самому думать не надо, бери готовое, подготовленное докторами наук, специалистами. Зачем тебе думать самому, дорогой?.. Эх, Ахмат... Я остановился у нашего общего друга Надир-бека. Он был твоим учителем в медресе. Заходи вечером... если отыщешь время.
Он повернулся уходить, Ахмат с жалобным воплем ухватил отца за широкий рукав:
Отец!.. Почему вы не остановились в моём доме?
Мне больше по сердцу общение с умным человеком, ответил старик очень серьёзно, чем с твоим телевизором во всю стену.
Он пошёл к своему ослику, Ахмат шёл следом, попробовал самый убийственный довод:
Отец, американцы пришли во все страны! И сюда пришли. Их принял народ. Их понимают, их никто не гонит. Они простые и доброжелательные люди...
Старик сказал почти мирно:
Американцы люди желудка. А когда человек ест это всегда заметнее и понятнее, чем когда мыслит. Каждый из нас ест, а вот мыслит... Наш пророк Мухаммад... пророк Иса, именуемый неверными Иисусом... великий Хызр все они проиграют в сравнении с их современниками. Не буду трогать память Мухаммада, в Империи больше знают Ису, у них он зовется Иисусом... Ах да, это я уже сказал... Так вот, великий пророк Иса был странен и нелеп не только для богатых и красивых римлян, но даже для его соплеменников. Он нелеп был речами, нелеп подставлением левой щеки, когда били по правой, нелеп даже в своей смерти: кто бы из нынешних американцев не отрёкся бы? Потому они предали своего Ису... Иисуса, ибо давно уже на стороне тех, кто распял его на кресте!
Он отвязал ишака, вытащил его на тротуар, сел в старое потёртое седло. Ахмат стоял покорно рядом, красный от стыда, в костюме от Шарля, галстуке от Верденса, туфлях от Кардучелли, но почтительный и почти послушный сын, ибо на них смотрят, а он не должен терять лицо...
Я не понимаю вас, отец, сказал он тихо. Я приду вечером к учителю. Передайте ему, что я чту его речи...
Старик подобрал поводья, ишак переступил с ноги на ногу. Старик сказал хриплым каркающим голосом:
Запомни, сын мой: американцы это не новый народ! Они были всегда... это они распяли Христа. Только тогда они звались римлянами. Лучшими людьми в их Империи считались те, кто изобрёл Интернет... или новый способ затачивать мечи... что для них бедный пророк Иса? Что для них идеи сердца?.. Идея желудка проще... понятнее...
Они удалялись, сгорбленный старик на смешном ишаке и семенящий сбоку человек в дорогом костюме, что пытался то поправить на престарелом родителе халат, то подержаться за стремя. Голоса затихали, Дмитрий уловил только обрывистые слова: закат... пожары... из пепла...
Закат, подумал он хмуро, пожары... А вот из пепла... Впрочем, здешние народы перемололи не одну напасть. Империя Зла для их многотысячелетней истории что-то вроде стремительно расплодившейся шайки разбойников за океаном. Вчера их не было, сегодня они напали и грабят, завтра их не станет снова. А Восток пребудет всегда...
Глава 40
Перед «Shariah Continental» с автомобильной стоянки его окликнули. Улыбающийся Ал-Мас, одетый празднично, махал от роскошного до нелепости автомобиля с открывающимся верхом.
Ого, сказал Дмитрий весело, твой?
Наш, ответил Ал-Мас довольно. Все девочки поместятся, верно?
С шуточками и смешками, так они как все, незаметные, погрузились в авто, Ал-Мас лихо выкатил на дорогу, чудом избежав столкновения. Тоже «как все» — из арабов пока не удаётся сделать дисциплинированных водителей...
В городе несколько раз останавливались, закупали шампанское, цветы, дорогие конфеты. Со стороны выглядело, что крепкие весёлые мужчины, дорвавшись до выходного, закупают всё для веселья, после чего сразу к женщинам, чтобы всем стало легко, ещё легче, ещё и ещё, чтобы вовсе ни о чем не думать, чтобы расслабиться и оттянуться...
Дмитрий подумал с грозным весельем, что они в самом деле дорвались до праздника. Для животного нет выше радости, чем взгромоздиться на самку, а для мужчины повергнуть в пыль противника. Да еще такого, что уже пирует в твоём доме, вводит свои законы, бесчестит твоих женщин!
В северной части города к машине подошел дряхлый старик в одежде дервиша. Дмитрия не удивило, что Ал-Мас разговаривает с дервишем с великим почтением, но показалось ещё, что за поклоном Ал-Маса стоит что-то ещё. Правда, если вспомнить, что во все века под личиной дервишей по странам ходили шпионы и диверсанты всех стран и народов...
Однако дервиш не делал никаких тайных знаков, не шептал пароли, пугливо оглядываясь по сторонам, не вел их загадочными тропами и закоулками к тайникам, где в кустах саксаула сидели вооружённые до зубов моджахеды. Дервиш отвечал коротко, Ал-Мас слушал и кланялся. Потом дервиш ушёл, благословив Ал-Маса, а тот, сразу распрямив спину и повеселев, провожал его счастливыми блестящими глазами.
Друг детства? спросил Дмитрий.
Ал-Мас взглянул с некоторым удивлением. Потом, решив, что человек в далёкой северной стране мог и не слышать про их дервиша, есть же такие дикари, сказал уважительно:
Святой человек!
Много знает? спросил Дмитрий.
Ал-Мас покачал головой:
Святой тот, кто знает не многое, а нужное.
Гм, это в чём-то верно... согласился Дмитрий. Попробовал зайти с другого конца: А чем он занимается?
Ал-Мас удивился:
Странствует, несёт слово Истины.
Он её обрёл?
Ал-Мас чисто русским жестом почесал затылок, даже рожу перекосил от наслаждения или усилий мысли:
Полагаю, что да.
А как узнать?
Узнать может только готовый к Истине, ответил Ал-Мас. Нельзя учить высшей математике того, кто не усвоил арифметику.
Тоже верно, согласился Дмитрий снова. Он так и родился дервишем?
Нет, конечно, удивился Ал-Мас, не уловив насмешки. Он, как и большинство дервишей, был из богатого и знатного рода. Более того, он был главой могущественного рода, он был владельцем земель... из которых самый мелкий клочок был в триста квадратных миль, настоящий участок рая, где были дворцы, сады... А на других клочках земли выкачивали нефть, доставали из пещер золото, драгоценные камни.
И что случилось?
Ал-Мас с некоторым непониманием посмотрел на Дмитрия:
Как у всех. Он начал думать про Истину, но Истина избегает дворцов. Вот он передал власть старшему сыну, а сам переоделся в рубище нищего, пошёл по дорогам, стал искать бесед с мудрыми. Теперь он мудр, к нему шейхи идут за советом и поддержкой.
Сумасшедший мир, подумал Дмитрий. Даже в самой сумасшедшей из стран, в России, уже не понять таких подвижников. Особенно в наше рыночное время, когда всяк гребёт к себе и только курица от себя. А здесь всё ещё могут бросить дворцы и уйти в хижины. Даже не в хижины, а просто уйти скитаться по дорогам...
Ал-Мас уже медленнее вёл машину, пробираясь по узкой улочке. Сказал негромко:
Нам подали знак. Везде чисто. Ныряем вон в ту калитку!
За спиной остались металлические двери, низкий забетонированный проход, ещё одни двери, а затем они спустились в подвал. Металлические ящики стояли под стеной, у Дмитрия перехватило дух. Богато живут арабы!.. Как они сумели закупить спецоружие для элитных подразделений израильских коммандос, новейшие французские автоматы, русские «калаши», бельгийские снайперские винтовки с глушителями?
В благоговейной тишине они подбирали оружие, проверяли, в подвале слышалось только деловитое сопение, щёлканье затворов. Дмитрий в первую очередь подобрал себе по руке тяжёлый армейский пистолет, автомат подобрать намного проще, искоса поглядывал на боевиков.
Минут через десять пришли остальные: Иван, Моджади и Ас-Зайдин. Все трое одеты для лёгкой загородной поездки, когда впереди игра в непривычный гольф, вино, купание с бассейне... можно прямо в одежде, любовь с женщинами под ясным звёздным небом.
Дмитрий заметил, что самый старший из арабов, Ал-Мас, по-прежнему с недоверием присматривается к зелёной косынке на голове Ивана. Белобрысый, широкомордый, с россыпью веснушек и курносым носом, Иван и сам знал, что его хоть сейчас на плакаты, какими изображают типичных русских. Командир его части часто говорил, что такие вот чистые русаки встречаются разве что в дальних сибирских деревнях, куда убежали староверы и куда чужих не допускают.
