Барин-Шабарин - Денис Старый
К слову сказать, весьма неплохой станции. Худо-бедно, но всё здесь чистое, клопов не обнаружено, еда хоть и простая, но мясо доброе и вполне съедобное, а капустка квашеная приятно хрустела на зубах. И медовуха была вкусна, правда, я только лишь чуточку пригубил, но решил подобного напитка даже прикупить себе в поместье.
— Как на духу скажу, и, коли ты человек смелый, и черта лысого не убоишься, то не дашь в обиду девицу, — сказал я, бодаясь взглядами с Тарасом. — Эти тати творят гнусности и всякие непотребства в угоду своему хозяину, которому только что ноги не лижут.
Не называя имён, я, как мог кратко, поведал о ситуации, не упомянув только о том, что Мария — женщина падшая, но зато подчеркнул, что некий чиновник хочет над девкой поглумиться, вот и прислал своих прихвостней, чтобы те привели девицу для блуда. А я ее защищал.
В моих руках уже оказались два пистолета, переданные припозднившимся Вакулой. Это придавало мне уверенности. Где он был, после выясню, пока что иные проблемы.
Бравада и лихость начальника почтовой станции сменились недоумением и растерянностью, когда прозвучало-таки имя вице-губернатора Кулагина. Станция находилась в тридцати — тридцати трех верстах от Екатеринослава, видимо, о раскладах в городе и в целом в губерении что-то старому казаку всё же было известно.
— Это… стало быть… Хлопцы, ступайте подобру-поздорову! Ворота, так и быть, сам отремонтирую, — говорил, отворачивая стыдливо глаза, начальник почтовой станции.
— А тебе ли решать, казак? Тут моя правда, — сказал я. — Воно на конюшне их и прикрыть.
Никитин потупился и оружие опустил. Сдал дед все же свои позиции, решил отпускать татей. Может, он побеспокоился больше и не за себя, а за жену и трёх детей, среди которых были двойняшки-парни, лет десяти, а также четырнадцатилетняя, развитая не по годам дочка. Мне хотелось найти оправдание для этого человека, который только что проявил отвагу, решительность, но всё же сдался. Вроде бы, это называется «испанский стыд», когда смущаешься из-за действий других людей.
Что же касается налетчиков, то придется и вправду их отпустить. Мало того, что подобные выходки, как налет и похищение девицы, и в городе сошли бы им с рук, так кому жаловаться здесь, на станции? Прибить и закопать? Ну, понятно же, что и это не вариант. Так что только отпустить и думать о том, что же адекватное сотворить, чтобы для всех, а для Кулагина в первую очередь, стало понятно: в эти жестокие игры можно играть вдвоем, и доминантом в положении могу ведь быть и я. Подумаю… хорошенько подумаю.
Маша уже прижималась к моей спине и дрожала, наверняка, не только от морозного воздуха, который должен был пронизывать её, одетую лишь в одну льняную ночную рубашку. Я был бы рад накинуть на женщину хоть что-нибудь, но и сам в похожей рубахе стою.
Я уже выставил оба пистолета в сторону налетчиков, к которым присоединились выведенные из дома бандиты. Их, в итоге, оказалось пятеро. Всё было под контролем, и я готов стрелять, хотя бы и по ногам, если добром не уйдут.
— Погоди, Тарас! — сказал я.
Может, даже грубовато, но я оттолкнул Машу и решительно подошёл к Тарасу.
— Мы же говорили уже с тобой. И вновь ты здесь, — прошипел я, ударяя джебом верного пса Кулагиных.
Тарас пошатнулся. Удар у меня вышел неплохой, и я не ставил целью свалить большого человека. Хотя… всегда же есть к чему стремиться в своем развитии, силенок подкопить еще нужно, чтобы после их преумножить.
— Всё правильно делаешь, — чуть слышно, чтобы слышал только я, сказал Тарас, вытирая кровь, сочившуюся изо рта, и сплевывая обломок зуба. — У меня так в оное время не вышло, сдался.
Предводитель налётчиков махнул рукой остальным, и те направились мимо своих добротных телег, на которых, видимо, и приехали. Бэра, опираясь на своих подельников, прыгал н одной уцелевшей ноге. Они шли в конюшню, будто на званый ужин к самому государю.
— Спалят, как пить дать, спалят станцию, — причитал старый казак, смотря вслед уходящим бандитам.
— Не робей, хорунжий. Перед врагом не робел же? А тут перед татями, — попытался я поддержать начальника станции. — Ты же ранения получил, не с бабами кувыркаясь, а в бою. И что? Такие мрази будут говорить тебе, что и как делать?
— Эх! Там враг и все понятно, а тут… Семья и хотя скудный, но заработок на станции, — в сердцах махнул рукой казак, перекрестился и молча побрёл в небольшой домик, который, видимо, был жилищем его семьи.
— На замок их, хорунжий Никитин, да ключи мне дай, чтобы к тебе вопросов было меньше, — сказал я, а после выкрикнул: — Разберите их телеги так, чтобы долго после собирали, да коней распрягите, накормите их от пуза, дабы идти не могли.
А после еще громче выкрикнул, что и «конюшенные тати» слышали.
— Все восемь пистолетов чтобы были заряжены впредь!
Жестом показав всем своим людям подойди поближе, я раздал и им приказы.
— Час на сборы, идём в поместье не напрямую, а сворачиваем в сторону Харькова, — приказным тоном сказал я, приобнял дрожащую Марию и направился в дом.
— Поутру я покину вас, не хочу, чтобы вы ещё раз ощутили неудобство из-за моего присутствия, — сказала девушка, когда мы уже вошли в комнату.
— А вот теперь ты никуда не уйдёшь. Я спину гнуть и подставляться хоть Кулагину, да будь кому угодно, не собираюсь. Тебе занятия в своей усадьбе я найду, — говорил я, припечатывая каждое слово. — И метаться хватит. Приняла решение — стой на своем. Тебе еще в брате своем мужчину воспитывать.
То, что я обзавёлся врагами, уже не новость. Истинным является ещё и то, что на поклон к ним я идти не собираюсь, а отступать они также не будут. И тут дело не только в Марии, Она лишь довесок к вороху неприятностей, которые уже возникли, и которые, я не сомневаюсь, возникнут в будущем между мной и… Наверное, всё же Кулагиным, именно его я вижу во главе этой враждебной для меня коррупционной пирамиды.
Так что отступать некуда, за мной моё поместье и мои люди. Очень рассчитываю на то, что эти самые люди не станут хотя бы сами для меня дополнительной проблемой, а то
