Князь Федор. Куликовская сеча - Даниил Сергеевич Калинин
Бой еще идет, охрана караванов еще держится. Хотя бегство «загонщиков» и тот факт, что повольники полуокружили врага, серьезно насев с правого фланга, никак не добавляет татарам морали. И первые беглецы уже потянулись прочь, в сторону степи, справедливо рассчитав, что ушкуйники не станут преследовать их в поле… Правда, Азат-бек предпринял довольно рискованную попытку ударом с тыла переломить ход боя — но его всадников уже на подходе встретили сотни казачьих стрел! «Вольные воины» мой приказ выполнили в точности, памятуя о том, что «дуванить» добычу мы будем все одно после сражения, и сейчас нет никакой нужды бросаться вперед и грабить. Все вытащим централизованно и разделим честно…
Хотя про повольников Ивана Уса теперь имеются свои соображения.
— Ломай засовы, выпускай людей! Дружинные — рисичей собираем отдельно, по пять воев на каждый загон. Собираем всех и ведем к пристаням! Бэрич, ты знаешь, что делать!
Поумеривший гордость черкес, в свое время чуть ли не бросившийся в драку во дворе чайханы, теперь лишь угрюмо кивнул, заслышав перевод Алексея. И вскоре, когда мы вскрыли ворота первого загона, а навстречу нам потянулись самые решительные невольники, черкесы дружно взвыли:
— Зэхэкъутэн тэтархэр!!!
…- Разбирайте лодки и струги! Поровну садимся в каждый, мужиков и баб поровну!
Смахнув с бровей крупные капли пота, я сипло, с облегчением выдохнул, обернулся назад — и с легким содроганием увидел уже несколько дымных столбов, что поднимаются над Азаком… Освобожденные касоги кинулись мстить горожанам за ту боль и унижения, что им пришлось вынести в одном из самых крупных центров работорговли «Газарии»… И мстят они с размахом, со свирепой яростью убивая, грабя и насилуя местных жителей, в большинстве своем невиновных в их страданиях и бедах.
Чувство, что я разрушил плотину, и неконтролируемый поток воды теперь смывает все и вся, стало еще сильнее…
Впрочем, для меня важнее всего было доставить русских невольников на пристань, доставить без потерь — и я это сделал, проведя последнюю группу освобожденных рабов сквозь хаос погрузившегося в смуту города. Однажды на нас едва не налетел увязавшийся следом отряд черкесов! А ведь с учетом того, что шел я лишь с пятью дружинниками и парой дюжин как попало вооруженных мужиков, столкновение даже с небольшим отрядом горцев сулил большие проблемы… Ведь пока мы собирали людей в группы и организованно уводили их на пристань, касоги успели подобрать трофейные клиники да копья своих же надзирателей на торгу. В то время как мужчинам-русичам досталось оружие лишь с торговых складов… Его было меньше — кроме того, поскольку свою группу я повел последней, то нашим мужикам осталась совсем уже «некондиция»…
С черкесами меня спасла та самая кодовая фраза, «бей татаров» — только на речи адыгэ. «Зэхэкъутэн тэтархэр», сломаешь язык… Но услышав нас и завидев моих дружинников, касоги отстали — и точно не потому, что испугались сечи или решили пощадить недавних товарищей по несчастью. Итак ясно видели, за кем увязались… Но все же мы их освободили — и наверняка кто-то из вырвавшихся из загонов горцев признал моих дружинников.
Но куда большую опасность для двухсотенного отряда изможденных женщин и мужчин представляли несколько десятков уцелевших татарских всадников, коих Азат-бек мог бросить на нас просто острастки ради! Именно по этой причине назад, к пристани, мы уходили уже улицами, надеясь, что татарские конные стрелки нас не заметят…
И — пронесло. Очевидно хаос, охвативший Азак, вынудил джагуна отступить в верхний город, где удобно обороняться, защищая дворец мурзы, мечеть, и прочие каменные «административные» здания, окружённые валом и прикрытые крутыми отрогами косогора… Впрочем, бек мог уйти и в степь, где его конные стрелки действительно неуязвимы — а мог и вновь попытаться вмешаться в городской бой… Я не мог знать о том наверняка — но, повторюсь, пронесло.
В свою очередь, третий «очаг» опасности представляли венецианцы. Причём последние могли двинуть как нам на перехват (маловероятно, но все же), так и на выручку генуэзцам — а то и вовсе ударить по кораблям, оставшимся практически без охраны! Ведь по изначальному плану я собирался выставить у кораблей заслоны, да только после уже не осталось людей… Пожгли бы фрязи наши ушкуи, прорубили бы лодкам дно, покуда повольники заняты «соседями»!
Правда, этот худший дня нас расклад имел бы далеко идущие последствия для самих венецианцев — ведь в этом случае неизвестные разбойники остались бы в Азаке, горя желанием отомстить итальянцам. Тем не менее, для особо решительного начальника гарнизона и этот вариант развития событий мог показаться вполне оптимальным: «мы отсидимся за крепостными стенами, зато враг уже не сумеет уйти, и будет разбит татарами».
Однако я или чего-то не понял на счёт так называемого «союза» Генуи и Венеции в Азаке. Или, что вернее, венецианцы просто не рискнули покинуть надёжную крепость, когда враг УЖЕ проник в Тану генуэзцев и устроил там бойню… Удобный (и иногда даже верный) в случае беды принцип «моя хата с краю» в средневековье актуален, как никогда!
Хотя к чести венецианцев стоит признать, что ведущие в город ворота они открыли, принимая всех итальянцев, бегущих от черкесов и ширящихся в Азаке пожаров. Ну хоть что-то…
Окинув пристань напряжённым взглядом, я с облегчением отметил, что стяг со святым Георгием Победоносцем все ещё развивается у черкесской галеры. Нет, если бы венецианцы решились бы на вылазку, десяти гребцов наверняка хватило бы, чтобы перевести судно на противоположный берег Дона… Но все же сейчас я испытал сильное облегчение!
И попутно обратил внимание на ушкуйников Уса и примкнувших к нему атаманов, вовсю тянущих из Таны всякий хабар — очевидно, бой внутри генуэзской цитадели уже закончился…
— Алексей, проследи, чтобы всем хватило места!
Ближник серьёзно кивнул, после чего повёл освобожденных невольников к пока ещё свободным судам. Полсотни лодок вместимостью человек пять-шесть, и чуть меньше рыбацких стругов — в них можно посадить человек по пятнадцать-двадцать. Мы же освободили чуть более тысячи русичей — значит, места на судах должно хватить всем; в крайнем случае, кого-то посадим на ушкуи повольников, понесших неизбежные потери.
Сделав не шибко хитрые расчёты в уме, я сделал в памяти зарубку —
