Польская партия - Михаил Алексеевич Ланцов
Да, на него был наведен револьвер для тихой стрельбы. Но Лев Давыдович не сомневался — он нужен живым. Поэтому палить в заварушке и давке никто не станет.
Мгновение.
Рывок.
И… фиаско.
Сотрудник КГБ оказался слишком крепким для того, чтобы его можно было бы просто так отпихнуть. Во всяком случае столь тщедушным человечком. Троцкий дернулся. Словно покачнулся. И даже не успел опомниться, как его скрутили. Подспудно еще приложив прикладом. У четвертого сотрудника, что, как оказалось, также стоял в коридоре, был самозарядный карабин СКФ-26. Вот им, а точнее его прикладом, этот боец и приложил по ребрам трепыхающегося члена Политбюро…
Минуты три спустя, слегка помятого Троцкого усадили обратно на диван. Предварительно обыскав и изъяв оружие. Ну и, само собой, замкнув на руках «браслеты». Но не спереди, чтобы не сильно затруднять его попусту, а сзади, довольно неприятно заломив руки.
Он шипел.
Пытался ругаться, но получив удар прикладом под дых, перестал оскорблять арестовавших его сотрудников. И ограничился шипением. Тихим.
Так и доехали до первой остановки, где их уже ждало несколько автомобилей.
Троцкий не хотел выходить. Но его никто и не спрашивал. Подняли. Встряхнули. И поволокли на выход. Походя ударив лицом о пару косяков, чтобы меньше выступал и дергался.
Он хотел сказать какую-то гадость проводнику, но не сумел. Встретился с его взглядом и понял — это тоже сотрудник КГБ. И его, судя по всему, ждали заранее, тщательно подготовившись. Значит кто-то сдал. Что было не удивительно. В сложившейся ситуации, даже Лев Давыдович удивился бы, если бы все старые связи сработали как надо…
Михаил Васильевич Фрунзе же сидел в Москве.
Будучи наркомом обороны, он не мог пока никуда отлучаться. Война ведь. И ему требовалось находиться как можно ближе к центру принятия решений. Там, куда стекается наибольшее количество информации.
Очень хотелось выехать в поля. И взглянуть на обстановку своими глазами. Но нельзя. Внимание к одному участку во время такой поездки могло привести к утрате контроля над другими.
Посему Фрунзе не оставалось ничего, кроме как организовать себе хороший так ЦУП. Образно говоря ЦУП, конечно. Так-то этот «офис» назывался Ставкой и насчитывал почти три сотни сотрудников.
Ее «фасадом» был зал для рабочих совещаний Генштаба. Не очень большой по площади, но с огромной и очень детальной картой высотой аж в пять метров. На которой в реальном времени с помощь специальных значков отмечались оперативные и разведывательные данные. Развешивались значки батарей, батальонов и так далее.
Очень информативная и довольно крупная. Достаточно для того, чтобы, не напрягая зрение обозревать всю картину на фронтах от Балтийского моря до Черного. Ведь тут на карте была не только западная часть СССР, но и кое-какие сопредельные территории. Например, Финляндии, за перемещением вооруженных сил которой очень пристально наблюдали. От греха подальше. Благо, что это было недорого. И знали где находится не то что батальон — каждая рота.
Здесь же был организован мощный, многопрофильный узел связи. Штат шифровальщиков. И так далее. Здесь же обобщались разведывательные сведения, поступающие по всем каналам. С тем, чтобы более оперативно и адекватно принимать решения.
Тут же располагалось временное место размещения Генерального штаба. В режиме полной изоляции. Они отсюда не выходили. Разве что во внутренний дворик погулять. Как и большая часть иных сотрудников. Для пущей безопасности. Тех же, кому позволяли покидать Ставку, внимательно пасли сотрудники КГБ. Отрабатывая среди прочего «ловлю на живца». Слишком уж сильны были иностранные разведки. А Михаил Васильевич не хотел, чтобы враг узнал хотя бы что-то из его планов. Вот и крутился как мог.
Именно отсюда Фрунзе и его люди дирижировали оркестром легких сил на Украине и массой территориальных формирований. Строго говоря — без такого центра управление войсками столь дискретными и многочисленными было бы попросту нереально. И пришлось бы все сводить в полки, бригады, дивизии и так далее. А командиров для них подходящих остро не хватало. Что привело бы к сильной просадке управляемости войск и эффективности их использования.
Это было важно.
Очень важно.
Критически важно.
Особенно сейчас, когда западную границу Польши перешел легкий корпус РККА. И, сбив жидкие заслоны начал пробивать сухопутный коридор в Восточную Пруссию.
Что только добавило паники в Варшаве. Но не сильной. Морскую блокаду им прорвать не удалось, поэтому ценность Данциг и Гдыня особой не имели в текущих обстоятельствах. И у польского руководства оставался, по сути, только один путь резервного отступления — через территорию союзной им Украины в Румынию. Те ребята, правда, тоже были себе на уме. Но вроде бы с ними удалось договориться. Так что особенных сил Пилсудкий для противодействия германскому наступлению не выделял. Оборона Варшавы ему была важнее в расчете на то, что Лондон и Париж оправятся от шока и остановят Союз… да какой Союз? Россию. Ибо речь о новой вехе в ее развитии стала звучать все громче и шире. Даже на самом верху…
Часть 3. Глава 4
1928 год, июль, 27. Москва
Арест Троцкого был произведен тихо.
В вагоне, в котором тот собирался бежать, все ключевые люди оказались сотрудниками КГБ. Исключая нескольких пассажиров, но с тех взяли подписку о неразглашении. И тот самый упитанный чиновник, что увидел Троцкого — прекрасно его узнал. Только сообразил, какая судьба и ближайшее будущее у этого персонажа. Нос по ветру он держать умел.
Так-то, будучи дурнем и случайным человеком на своем посту, мог бы подумать — это все для охраны. Для безопасности. Но, мазнув взглядом, отметил у Льва Давидовича билеты в руке. И сразу все понял. Бежит. А его собираются брать. Поэтому и смотрел на члена Политбюро как на пустое место. Во всех смыслах этого слова.
Троцкого взяли.
Тихо вывели.
Увезли.
Не привлекая лишнего шума. А уже вечером того же дня по Москве прошла волна арестов. Такая же тихая, не привлекающая лишнего внимания. Просто сотрудники КГБ по домам, нанося «запоздалые визиты» и вывозили чиновников среднего и высшего звена «на поговорить». Не абы как, а опираясь на показания Троцкого, который на проверку оказался жидковат. И не то, что пыток, даже нормального психологического давления
