Александр Тюрин - Ядерное лето 39-го (сборник)
Упав на асфальт, Балашов перекатился влево, ловя на мушку песочного цвета ботинки на той стороне машины. Сверху коротко простучала очередь, но «хаммер», как тот крокодил из мультика, был большой, но плоский, и сейчас это играло на капитана – последний оставшийся в живых из экипажа попросту не видел его за широким корпусом…
…и не ждал, что русский вдруг появится сбоку от него.
Только теперь Балашов позволил себе короткий взгляд на второй «хаммер». Тот по-прежнему стоял на перекрестке, и рядом с ним уже маячили фигуры – но все произошло слишком быстро, и те, во второй машине, пока еще не успели понять, осознать, что едва различимые хлопки пистолетных выстрелов поставили точку на первом экипаже. Это не может длиться долго, боевого опыта 82-й не занимать. Сейчас они опомнятся и начнут…
Капитан вскочил на капот, оскальзываясь второпях, подобрался к крыше и, схватившись за край бронещитка, развернул турель. При этом убитый янки сполз вниз – тем лучше, ты, приятель, был здесь уже совсем лишний…
Он успел вовремя – первые пули тонко взвизгнули, выбив из брони снопы искр. Но это пока была всего лишь М-16, а самым опасным сейчас был тот, кто согнулся за таким же… н-на, н-на, получи!
Наверное, он опередил американца на долю секунды, крохотный миг – но на войне именно такие временные отрезки чаще всего решают, кому из двоих жить, а кому…
Две сотни метров – не расстояние для пуль крупнокалиберного «браунинга», очередь которого в самом прямом смысле смела с крыши «хаммера» турель вместе со стрелком. Вернее, с его верхней половиной – увидев, что свалилось к нему вниз, водитель, дико заорав, вдавил педаль газа, одновременно перекинув ручку на «задний ход». Но пули были быстрее, следующая очередь заставила лобовое бронестекло разом покрыться паутиной трещин, а затем лопнуть… и пошла дальше, с почти одинаковой легкостью протыкая пластины жилета, мясо, кости и снова пластину карбида бора, спинку сиденья и металл днища.
Капитан опустил гашетку, увидев, как из развороченного пулями капота выплюнуло черно-красный клуб дыма. С этим броневиком было уже все, и стоило поберечь патроны для следующей цели, которая наверняка вот-вот появится из-за поворота – но сначала надо было разобраться с оставшимися янки. Они уже успели – профессионалы, как-никак – попрятаться за машинами, но это их не спасет, на такой дистанции пятидесятый калибр разнесет любую легковушку… где же они, черт… разбегались каждый в свою сторону… вправо-влево… ага, вот!
Десантник слева начал стрелять первым, короткая очередь прошла над плечом капитана. Чуть-чуть в сторону – и было бы все, но пока обошлось. Балашов развернул пулемет, нажал гашетку – серенькая машинка буквально взорвалась облаком искр и стеклянных осколков, позади нее мелькнуло что-то темное. Готов? Капитан приподнялся над щитком, и почти сразу же что-то ударило его в грудь, ниже шеи. Вроде бы и несильно, но почему же так подгибаются ноги? Справа, выстрел был справа, развернуть, достать…
Ствол пулемета задрался вверх, затем – когда быстро коченеющие пальцы разжались – вновь опустился в горизонталь. Но тело капитана осталось на капоте, и хотя мастер-сержант Харпер был уверен, что поразил цель, он продолжал удерживать пулеметную турель в прицеле, пока проехавшие по соседней улице джи-ай из второго взвода не объявили – все чисто, кончен ваш бой, парни. Только тогда он рискнул опустить свою снайперку.
Этот короткий бой на шесть минут нарушил график выдвижения 5-й батальонной группы 82-й ВДД и обошелся ей в пятерых KIA и один подлежащий разборке на запчасти легкий броневик. Потери, по мнению командования дивизии, более чем приемлемые – большинство разработанных штабом «реалистичных» сценариев предусматривало для противника «зачатки организованного сопротивления» в виде баррикад из автомашин и метания «молотов-коктейлей» из окон. Поскольку ничего похожего на пути к своим целям десантники этим утром не встретили, первый этап был сочтен «сверхудачно завершенным».
Почти одновременно с Харпером, но тремя этажами выше позиции снайпера другой человек опустил старенькую цифромыльницу – шесть минут видеозаписи полностью забили флешку. Еще через полчаса ролик с последним боем капитана Балашова был выложен сразу на нескольких сайтах. И хотя в этот день хватало куда более «горячих» сюжетов, именно эта, неважного, а точнее, откровенно дрянного по нынешним временам, качества запись уже к вечеру уверенно входила в топ-10. На западных сайтах – под названиями «Crazy Russian» или «Russian kamikaze». А в доменной зоне. ru название ролика чаще всего звучало почти как звание, к которому Балашова представляли два раза – и оба раза отзывали представление.
Герой России.
Виктор Точимое
Красный планетолет «Наркомвоенмор товарищ Троцкий»
В России истина почти всегда имеет характер фантастический…
Ф. М. ДостоевскийВспомнилась мне одна старая история…
История совершенно реальная, но при том – абсолютно фантастическая. Случается с делами минувших дней такое – разумом понимаешь: да, да, было, и документы в архивах остались, и свидетельства очевидцев, и статьи на пожелтевших, хрупких страницах старых газет… И все равно – фантастика. Не бывает.
Вот и эта история – самая настоящая НФ. Твердая. Твердокаменная, как большевик старой ленинской гвардии. Сравнение не случайное – как раз с пламенной речи большевика-ленинца все и началось.
Звали пламенного партийца Николаем Ивановичем Бухариным. Фигура широко известная и масштабная: член ЦК, человек из ближайшего окружения Ленина, главный редактор «Правды» – газеты номер один на шестой части суши. «Любимец партии», – так характеризовал его Владимир Ильич. «Бухарчик», – ласково вторил Иосиф Виссарионович.
При всей своей твердокаменности был Николай Иванович весьма увлекающимся человеком. С богатой фантазией. И порой его заносило далеко в сторону от генерального партийного курса. Кончилось это в конце концов плачевно… Но не будем забегать вперед – весной 1923 года любимец партии находился на вершине власти и в зените славы: портреты висели повсюду, школы, улицы и пароходы называли его именем, и даже, по слухам, собирались переименовать в честь Бухарина город Ростов – не тот, что на Дону, а тот, что Великий…
Свою знаменитую речь Бухарин произнес на всесоюзном расширенном совещании партийного актива. Выступали там и другие вожди, но те больше про мировую революцию: глава Коминтерна Зиновьев доложил про революционную ситуацию в Англии, нарком Троцкий вновь поклялся омыть копыта красных коней в водах Атлантики… А Бухарчик о нашем, о родном: о промышленности и сельском хозяйстве.
Помните, у Ильфа и Петрова: «Стальной конь придет на смену крестьянской лошадке!» – оттуда, из той речи, долго гуляла по стране крылатая фраза, в тридцатые став анонимной – поминать вслух имя ее автора стало небезопасно. Очень увлекла в то время Николая Ивановича проблема тракторостроения… И явно был он в тот вечер в ударе. Перспективы нарисовал фантастичнейшие: сто тысяч железных коней пашут бескрайние поля (ну и боронят, сеют, жнут, разумеется, – при помощи соответствующего навесного и прицепного оборудования). А трудовое крестьянство, освободившись от изнуряющего труда, обогащается и материально, и духовно – знаниями, культурой, передовыми идеями марксизма, – и становится вровень с самым развитым классом, с пролетариями. Идиллия, одним словом. Четвертый сон Веры Павловны.
Не знаю уж, присутствовал ли первый секретарь Кичкасского уездкома ВКП(б) Титов на расширенном совещании – как раз таких и собирали, районного уровня партбоссов, но всех, естественно, в один зал вместить не смогли. Может, и не присутствовал, а прочел бухаринскую речь в «Правде». Но так или иначе с ней ознакомился. И воспринял фантазии любимца партии как руководство к действиям. Немедленным и активным. Последствия оказались самые фантастические…
А теперь отвлечемся на время от больших и малых партийцев. Поговорим о ней, о любимой нашей фантастике.
Недаром говорится, что хорошая литература – всегда о людях. Фантастика не исключение, даже самая ортодоксально-научная. О людях – не о технике, раздвигающей горизонты до галактических пределов. Причина проста: в основе любого сюжета лежит конфликт (неважно, внешний или внутренний, имеющий место лишь в душе персонажа). А из столкновения научных и технических идей много сюжетов не начерпаешь. Например, Жюль Верн, патриарх НФ, выжал-таки один роман – «Робур-Завоева-тель» – из многолетней распри сторонников двух технических концепций, двух подходов к завоеванию воздушного океана: на аппаратах легче или тяжелее воздуха надлежит это делать? Один роман. На большее плодотворной идеи не хватило… Для сравнения: сюжеты скольких книг основаны на конфликте поколений? Или на конфликте мужчины и женщины?
