Александр Тюрин - Царства казака Сенцова

Александр Тюрин

Царства казака Сенцова

1

С привала снялись быстро словно воробьи, наклевавшиеся крошек — Никитка Келарев притиснул вдруг свое оттопыренное ухо к земле, послушал недолго и проговорил скучным голосом:

— Скачут со стороны холма, скоро здесь будут.

Я, как сидел, так и подскочил над невысокой выженной травой. А на высотке меж деревьев-палочек уже мелькает десятка два темных пятнышек. Это Зегерс с отрядом интернационалистов имени Парвуса. А я то рассчитывал, что после переправы выиграем день, чтобы раствориться в горах. Да и была надежда — не сунется он на афганский берег.

— Никита, снимай недоуздки. Сивого не навьючивать, итак уж хромает бедолага. Двинем к ущелью Кызылбаш.

И вот горная дорога снова вьется подо мной, а порывистый ветер рвано свистит, врываясь в уши. Я занимал место посреди цепочки. Впереди скакали Келарев с Иловайским, замыкали Пантелеев и ротмистр Суздальцев на храпящем жеребце. А ведь предал нас тот аксакал, которого мы повстречали за переправой через Пяндж. Келарев предлагал тут же перекрестить его шашкой, а я чего-то пожалел, старик уж совсем как каменный «баба» застыл. Сентиментальность, похоже, боком выходит.

Интернационалистов нельзя ближе чем на полверсты подпускать, иначе посрезают нас из винтов, у них амуниции раз в десять больше чем у нас. В ущелье Кызылбаш мы тропки заранее проведали, быстро пройдем, пока Зегерс со своими латышами и эстляндцами будет за кручи цепляться. Но сможем ли еще до ущелья оторваться от преследователей? Хоть и поотдыхали мы с полудня, однако у вражьей силы лошадки посвежее. Наши-то, считай от самого Иргиза в походе, под чепраками шкура чуть ли не до крови вытерта.

Дорога под копытами валиком крутиться, а я как будто на одном месте застыл в самой середке вселенной. Но вот громыхнул первый выстрел и сразу зябь прошла между лопаток.

— Разделиться надо, Вашбродь, — крикнул вахмистр Пантелеев.

Кличка тут у меня Вашбродь, поскольку на Ваше Благородие не слишком смахиваю. А командовать отрядом должен по уставу драгунский ротмистр Суздальцев. Но он еще под Астраханью заговариваться стал. Построит отряд и, вместо грозного окрика «Разговорчики в строю!», мог сказать «Поцелуйчики в строю». А на Иргизе ему духи начали являться, поодиночке и коллективно.

— Вашбродь, ну-тко отправляйтесь прямо по тропе вместе с ротмистром и Келаревым, а я с Иловайским от вас приотстану. Мы к скале Зулькарнайн поедем, и латыши, как пить дать, за нами. Мы там как-нибудь по спуску проковыляем, а «интернисты» эти все ноги переломают на камнях. Вы за Кызылбашем поворачивайте к югу. У кишлака Маверан, Бог даст, и встретимся.

Вместе нам теперь ехать только до сухого русла. О реки осталась лишь скучная серая рытвина, а за ней бывший высокий берег, ныне каменная стена яра. Пантелеев с Иловайским вдоль стены налево понеслись, на виду у латышей, а мы скрылись в разломе, оставшемся от какого-то исчезнувшего притока, и через каких-нибудь полчаса достигли ущелья Кызылбаш.

С севера послышался треск выстрелов, значит ввязались наши товарищи в бой. А мы въехали в ущелье и стало так тихо-тихо.

Лошади перешли на шаг, пусть остынут. Где-то с час мы двигались в проходе меж скал, извилистом и длинном, как кишка барана, почти задремали, и вдруг наш придворный безумец Суздальцев встрепенулся и махнул рукой вперед.

— Там ОНИ.

— Никого не замечаю, господин ротмистр, — вежливо сообщил я.

— Вот же ОНИ, сотник. Кони вороные, мрачные, вышагивают на длинных словно тростниковых ногах, а головенки мелкие невместительные; всадники же бледно-зеленые, облепленные паутиной, она всех их связывает, а над воинством хвостатая фигура летит.

Тяжело, когда товарищ свихнулся, а доказать ему это невозможно… И в самом деле послышался топот конский.

— Всем спешиться. Господин ротмистр, отыщите какую-нибудь нишу между скал, уведите туда коней и протрите-ка их травкой, чтоб не простудились. Келарев, давай вверх по склону, займи позицию для ведения огня и примкни взгляд вон к тому повороту. Надеюсь на твой кругозор.

Мы стали резво карабкаться по осыпающимся камням, а потом попрятались за глыбами повнушительнее: Келарев в нескольких саженях выше меня. Едва схоронились, как зацокал конный отряд. Не интернационалисты-латыши, а магометане с крашеными хной бородами и черными очами. Впереди, как и принято, самые важные, пускают пыль в глаза. Халаты парчовые, тюрбаны белые; сбруи конские, ножны и эфесы сабель изукрашенные. Так блестят на солнце, что глазам больно. Следом едут люди чуть менее важные, но опять приятно посмотреть: маленькие круглые щиты, большие кривые сабли и даже стальные нагрудники, отделанные чернью и зернью. Про английские карабины тоже на забыто. Это, скорее всего, бадахшанские афганцы пожаловали.

— Вашбродь, я тут расселину, а может всамделишный проход приметил, — прошипел Келарев, — может юркнем?

— А ротмистра, значит, бросим на съедение этим? Ах ты, каналья.

— Виноват, Ваше Благородие, я думал, что от свихнутого-повернутого нам мало толку, но после ваших слов сразу понял, что ошибался.

— Ты не думай, а то много ошибаться будешь.

И вдруг навстречу магометанам выехал отряд Зегерса, вернее где-то половина его. Афганцы на какое-то мгновение застыли, но своевременно грохнуло два выстрела, а затем пошло тарахтенье. Я даже не сразу сообразил, что это Келарев для почину пару раз пальнул Один раз по магометанам, а другой — по интернационалистам, и те принялись ответственно садить в друг друга. Наконец, те из латышей, что живы остались, двинули врасссыпную. Одни, на конях, вскач обратно по ущелью, однако магометане их догоняли и рубили. А другие интернационалисты вверх по склону стали карабкаться, быстро так, и прямо на нас. Пока я раздумывал, стрелять — не стрелять, рядом появился Зегерс, белоглазый мужчина крупного калибра. Он ухватил мою винтовку за дуло и рванул в сторону, так что выстрел бесполезным получился. Зегерс тут же замахнулся свободной рукой, а в руке у него германский широкий тесак. Я едва успел ухватить его руку пониже локтя. Но белоглазый прибалтиец — жилистый как зверь, и дыхание в нем гуляет, словно ветер в бочке. Стал он меня пережимать. Нужно мне меры предпринимать экстраординарные, иначе убьет. Пнул его коленом в живот, а он стоит как столб, и в ответ потчует меня локтем в физиономию, так что мои мозги поворачиваются набекрень. Приготовился уже Зегерс чикнуть меня своим тесаком, как вдруг голова его резко дернулась, глаза закатились и весь он назад рухнул. А позади него оказался хорунжий Келарев, опускающий приклад своей винтовки.