Александр Логачев - Разрубленное небо
И привратник, и боевые монахи останутся в живых. Их только вырубят и надежно свяжут. Артем попросил Такамори смертельных ударов не наносить, этих людей следовало пожалеть, в конце концов, они такие же пешки в большой игре за власть, как Артем и его люди.
Когда никого из бдящих, кроме яма-буси, на монастырском дворе не останется, Такамори снимет с крюка у ворот фонарь… Нет, конечно, сперва они с Фудзита вытащат из скоб воротный брус — аккуратненько, нежненько вытащат, чтобы, не дай Будда, не громыхнуть и не звякнуть ненароком и не всполошить какого-нибудь монаха, пребывающего в чутком (ну, скажем, по причине плохо переваренной вечерней трапезы) сне. Или кому-нибудь приспичит выйти именно в этот час по нужде — нельзя и такого исключить. Ну а потом Такамори снимет с крюка фонарь и, приоткрыв воротную створу, выйдет наружу. Там он поставит фонарь на землю, сам сядет перед ним, достанет из-за пазухи веер — у Такамори (вот что значит не исконный, а новосделанный самурай!) своего веера нет и для такого случая Артем выдал ему свой — императорский подарок, между прочим! — наказав обращаться бережно и где попало не бросать, все-таки артефакт, историческая ценность, может, потом где-нибудь в музее выставляться будет!
Далее, как учил его Артем, Такамори раскроет веер и заслонит им фонарь. Отведет веер в сторону и вновь заслонит. И так три раза. Потом пауза. Потом снова точно так же три раза заслонит веером фонарь.
Сигнал увидят, не пропустят. С самого наступления сумерек за монастырскими воротами, как договорено, ведется наблюдение. «Сняв» сигнал, воины сиккэна немедля рванут к воротам. А чего медлить? Мало радости сиднем сидеть в засаде, ежась от подступающей прохлады, ночи-то и впрямь уже не летние.
Со всех ног они припустят к монастырским воротам, придерживая на бегу, чтоб не бряцало, оружие. Сколько им бежать? Трудно сказать, не зная, где именно они засели в засаде.
У ворот их встретит Такамори. Фудзита все это время будет прохаживаться вдоль ограды на тот случай, если во двор и впрямь вдруг вынесет разбуженного приступом поноса или подозрительности монаха.
Такамори покажет прибывшему отряду самурайских коммандос, где ночует Годайго с ближайшими приспешниками и где кельи монастырской братии.
Такамори еще раз предупредит, что вместе с Годайго находятся Белый Дракон и его люди, и на это, как говорится, надо делать поправочку. Не следует резать всех без разбору. Впрочем, резать вообще никого не надо… ну, если только другого выбора не останется. Монахов от самураев отличить можем?
После того как Такамори закончит свой легкий инструктаж, люди сиккэна начнут действовать.
Даже если подозрения Артема верны и на сиккэна работают яма-буси, вряд ли он пошлет их на захват монастыря. Во-первых, горные отшельники — это его тайное оружие, которое он не станет светить перед своими самураями, не говоря уж о том, что может выйти из такого свечения, если вспомнить о «любви» между самураями и яма-буси, а во-вторых, задача по захвату спящего Годайго не выглядит уж такой тяжелой, чтобы привлекать для ее решения «тяжелую артиллерию» в виде горных отшельников.
Конечно, согласно самурайскому кодексу чести нападать на спящих — дело позорное, чести и славы не прибавляющее. Однако в данном случае самурайскую честь, думается, не будет корежить в муках, поскольку дело касается не других самураев, а всего лишь монахов, пусть даже и монахов-воинов. И пусть самураи к сохэй относятся уважительно, признавая за ними недюжинные воинские способности, однако ровней себе не считают, ставят ниже себя…
Артем по-прежнему лежал с закрытыми глазами, снова и снова прокручивал в голове короткометражный фильм «Захват монастыря». В этом фильме от сеанса к сеансу менялись лишь некоторые детали — то все проходило тихо и гладко, то что-то вмешивалось вроде внезапно налетевшей грозы, сверканием молний и раскатами грома будившей весь монастырь — однако, как в голливудских поделках, все непременно заканчивалось хеппи-эндом…
Виденья виденьями, но Артем жадно ловил слухом звуки, доносившиеся из-за стен, всячески стараясь не обращать внимания на храпы и сонное бормотание. Услышит или не услышит он что-нибудь? Или поймет, что все прошло удачно, только тогда, когда с легким шорохом отъедет в сторону входная дверь и внутрь просочатся темные силуэты? Или еще раньше от чрезмерного напряжения начнутся слуховые галлюцинации?
Твою мать! Это была не галлюцинация. Кто-то совсем близко, шурша одеждой, поднялся на ноги… Артем открыл глаза. Ну так и есть. И хуже всего, что это был сам Годайго — после полутора месяцев совместных гастролей по древней Японии Артем узнавал экс-императора даже в полутьме.
Чертов главный заговорщик, перешагивая через спящих, направился к выходу. Тут же вскинулся один из телохранителей Годайго, тоже поднялся и направился следом за господином. Час от часу не легче, вот это уже совсем лишнее…
Надо было срочно что-то изобретать. И на придумывание оставались какие-то мгновения. Выпускать Годайго из дома нельзя. Артем не знал, что происходит за стенами, может, там и ничего еще не происходит, еще как ни в чем не бывало все несут караульную службу, тишь да благодать. А может, и наоборот — монахи и привратник уже надежно вырублены и аккурат в этот момент к дому подбираются воины сиккэна, тут-то дверь отъедет в сторону и на веранду шагнет Годайго. Поди тут, угадай…
Артем пружинисто вскочил со своего места.
— Император Годайго! — шепотом позвал он.
На лице Годайго отразилось изумление. Еще бы.
За все время их знакомства даймё Ямомото впервые обратился к нему так — император. До этого все Годайго-сан да Годайго-сан.
— Видел! — продолжал шептать (не хотелось никого больше будить) Артем. Он направился к экс-императору, переступая через лежащих.
«А планчик-то наш шатким оказался на поверку, закачался от пустяка», — на ходу подумалось ему. Однако планчик уже задним числом не переделаешь…
— Видел! — еще раз горячечно прошептал Артем, старательно, как Петр Первый в советских фильмах, пуча глаза. — Я видел!
Артем плохо представлял, что станет говорить и что будет делать дальше. Лепил импровизацию на ходу.
— Что видел? — хлопая глазами, тоже шепотом спросил император-монах.
Впрочем, главного на данную секунду Артем добился — Годайго остановился на полпути к выходу.
Остановился и его телохранитель. «Ну, вот этот-то перец совсем лишний», — с досадой подумал Артем.
— Вещий сон, — сказал он, подняв кверху указательный палец. Он уже вплотную подошел к Годайго. — Я видел самого Будду, и он мне говорил…
— Что говорил? — спросил Годайго.
Если бы Артем знал…
— О том, что Будда видит черные тучи, сгущающиеся над равниной, где собралось множество воинов под стягами своих кланов, и среди них заметны флаги с черным квадратом на белом фоне и слышны крики «Слава императору Годайго!», и вот из этих туч…
— Потом, Ямомото-сан, — едва заметно поморщившись, перебил Артема экс-император. Он явно готов был повернуться и уйти.
«Будда милостивый, я ничего не могу больше придумать, чтобы его задержать! — с тоской подумал Артем. — Да пошло оно все!»
И, решившись, он чуть приобнял Годайго за плечи и влепил крепким цирковым лбом в экс-императорский лоб. Или по лбу… Между прочим, бить лоб в лоб человека, который ниже тебя ростом, довольно удобно.
Годайго мгновенно обмяк. Ну еще бы… Артем вдарил, не скупясь.
Годайговский телохранитель, открыв рот, таращился на чудные дела. Трудно переварить эдакое и мгновенно отреагировать, когда эти люди на твоих глазах полтора месяца вместе делают общее дело и ты считаешь их верными союзниками. Несколько мгновений всяко должно уйти, чтобы внести в сознание поправки на изменившуюся ситуацию. Эти мгновения Артем намерен был использовать по полной.
Понимая, что все равно уже без шума не обойтись, по-тихому не одолеешь телохранителя-монаха (и это еще вопрос, кто кого одолеет, это вам не Годайго по лбу бить), Артем закричал что есть мочи:
— Подъем, мои самураи! К оружию!
Отскочив назад, чуть не упал, споткнувшись о чье-то тело, зашевелившееся на полу. И снова огласил гостевой монастырский домик криком:
— Измена!!! Годайго предал нас! Подло напал! Бей монахов, мои самураи! Вперед!
И вот тут-то монах-телохранитель опомнился, пришел в себя.
Артем увидел, как тот юлой проворачивается на месте, кладет корпус набок и выбрасывает ногу вперед. Воздушный гимнаст отчетливо разглядел летящую ему в голову пятку. Уж совсем некстати подумалось: «Пятка-то жесткая, загрубевшая от ходьбы босиком и тренировок». Он никак не успевал отвернуться…
«Умеет, гад», — промелькнуло в голове воздушного гимнаста, когда голову сотряс могучий удар и все померкло в глазах…
