Мы будем первыми! Родное небо - Сергей Баранников
— Кто следил за подготовкой самолёта? — прокричал Смирнов. — Этот самолёт на диагностику!
— Чего это Степаныч так заволновался? — удивился Ткачёв, наблюдая за тем, как инструктор и курсант шагают к другому самолёту.
— Примета плохая, — пояснил Коля Золотов. — Если птица залетела в кабину самолёта, жди беды.
— И только из-за этого поднимать кипиш и менять самолёт?
— А откуда вы знаете что эта птица там натворила? — вступился я за Смирнова. — Вдруг пометила приборную панель, или разорвала контакты? Согласитесь, не хотелось бы посреди полёта узнать, что у тебя не работают какие-то датчики, или отказало шасси.
— Да и задыхаться в кабинет от ароматов птичьего помёта — то ещё удовольствие. На большой высоте кабину не откроешь, — пошутил Золотов, разрядив обстановку шуткой.
Ребята приняли мои доводы и угомонились, а как только лётчики поднялись в воздух на другом самолёте, уже и позабыли за недавний инцидент. В этот раз Макс действовал куда увереннее, и поднял самолёт в воздух без происшествий. Они описали два круга в небе и заходили на третий круг, когда за самолётом потянулся длинный чёрный шлейф дыма.
— Самолёт горит! — закричал Куприянов.
— Спокойно! Иван Степанович не первый раз летает, и знает что делает, — заверил нас Рязанцев, но сам не спускал глаз с горящего самолёта. Явно нервничал, но всем видом старался этого не показывать.
Мысли десятков студентов были прикованы к горящему самолёту, а переговоры с диспетчером транслировались на приёмник Льва Михайловича.
— Земля, вижу задымление в двигателе, в салоне тяжело дышать, — закашливаясь, пробормотал Смирнов. — Принял на себя управление самолётом и попытаюсь совершить аварийную посадку.
Судя по тому, что шлейф удлинялся, они могли не дотянуть до земли. Буквально через минуту, когда самолёт вроде бы удалось повернуть в сторону посадочной полосы, он начал стремительно падать, а Степаныч снова вышел в эфир:
— Земля, говорит борт номер четыре! — послышался взволнованный голос Смирнова. — Отказал двигатель, уводим самолёт от аэродрома, будем катапультироваться!
Счёт шёл буквально на секунды. Я замер и следил за чёрной кометой, которая стремительно приближалась к земле, а внутри находились мой друг и наставник. В повисшей тишине я чётко слышал как бешено стучит сердце. Четыре удара, и вот «фонарь» отлетает в сторону, а затем одна за другой кабину покидают две крошечные точки. Успели!
Но радоваться ещё рано. Высота пусть и не критическая, но уже не самая большая. На глаз было сложно понять как далеко от земли находились лётчики. Может, метров семьсот, а может и меньше. Парашюты сработали справно, и оба начали плавно спускаться. В это время где-то за чертой видимости произошёл взрыв. Самолёт достиг земли и взорвался. От города было далеко, поэтому есть шанс, что никто не пострадал.
— Всем студентам оставаться на территории аэродрома! Полёты прекратить до выяснения причин неисправности самолёта! — распорядился Рязанцев, а сам помчался к машине, которая уже ждала его.
Нам оставалось только гадать что произошло с самолётом и с пилотами. Их отнесло ветром на почтительное расстояние, поэтому мы не видели их приземления. Буквально минут через пять по дороге мимо аэродрома промчались две машины скорой помощи.
Рязанцев на аэродром так и не вернулся, а Быков отпустил нас по домам. По официальной версии, которую нам сообщили, у самолёта загорелся двигатель, и пилоты приняли решение направить его подальше от города и катапультироваться.
— И такое бывает в практике, — заявил Быков, покачав головой. — Кстати, я созвонился со Львом Ивановичем. Оба пилота живы, но сейчас их везут в первую городскую больницу на обследование. Состояние их здоровья не уточняется.
— А когда можно будет проведать? — немедленно поинтересовался я.
— Чудинов, не торопите события! Дайте медикам сделать их работу, а потом уже узнаем на счёт посещений.
На сегодня занятия отменили, а нас отпустили домой. Вещи Фомина забрал Быков, потому как ни он сам, ни Смирнов, ни Рязанцев не вернулись на аэродром, а мне их не доверили.
— По регламенту не положено, — развёл руками Валерий Дмитриевич.
Весь день я не мог себе места найти, а с самого утра отправился в больницу. Благо, сегодня была суббота. От академии ехать было всего три остановки, но я решил пройтись пешком, чтобы по пути заскочить в магазин и взять гостинцев.
Попасть в стационар оказалось не так-то и просто. Проверка документов — это ещё ерунда. Мне разрешили пройти только после того, как замеряли температуру и осмотрели горло.
— Вам на третий этаж, — произнесла девушка в регистратуре.
Я поблагодари её и помчался вверх по лестнице, перескакивая сразу по две ступеньки. Лишь перед входом остановился и взял себя в руки. Макс со Смирновым уже никуда не денутся, а мне нужно быть осмотрительнее, иначе растянусь тут на ступеньках и попаду в соседнюю палату. Этого ещё не хватало!
Найти сестринский пост не составило особого труда, он располагался всего метрах в дщесяти от входа в отделение. Я заметил женщину в белом халате, сидящую за столом, а рядом с ней, спиной ко мне, стояла стройная темноволосая девушка в розовом медицинском халате и такого же цыета штанах.
— Ирина Павловна, можно нам идти? Полы в хирургии мы уже домыли, коридор тоже прошлись.
Я невольно замер на середине пути, потому как узнал голос Даши. Девушка была повёрнута ко мне спиной, поэтому не заметила меня. Вот какая у неё практика в больнице.
— А остальные где? Домой разбежались?
— Нет, тряпки развешивают и воду в вёдрах меняют.
— Не торопитесь, спуститесь в операционную и узнайте нужна ли ваша помощь там. Если Светлана Александровна отпустит, сегодня можете идти.
Даша кивнула и круто повернулась, едва не уткнувшись в меня лицом.
— Дарья Игоревна, какими судьбами? — поинтересовался я, глядя на Павлову.
Девушка заметила меня, густо покраснела и отвернула взгляд.
— Практику прохожу, — пробормотала она. — Извини, мне нужно идти.
— Молодой человек, а вы что хотели? — послышался строгий голос той самой Ирины Павловны, которая всего минуту назад выдавала задания Даше, а теперь явно была не в восторге от присутствия посторонних в отделении.
— Проведать
