Марианна Алферова - Тайна «Нереиды»

Камиллу показалось, что от удара голова его раскололась. И в разбитый череп хлынула тьма. Очнувшись, он ощутил щекою нагретые солнцем известковые плиты двора. В голове гудело, а к горлу подкатывал мерзкий комок. Камилл попытался встать, и его вырвало.

— Не надо было бить по ногам, — процедил сквозь зубы Элий.

— Здорово, — одобрил Неофрон и невольно поглядел на ноги Цезаря.

— Я всегда жду этого удара. В любом поединке, — отвечал тот.

Тит усадил Камилла на скамью.

— Ну и сила у этого безногого! — пробормотал незадачливый спорщик.

— У Цезаря, — поправил его Тит.

— За десять золотых я могу именовать его безногим…

— Даже за сотню не можешь.

— А против двоих устоишь? Я обучу тебя, как устоять против двоих, — сказал Неофрон.

— Тоже спор?

— Нет, учеба. Я же сказал — тебе надо учиться. Как в битве — без правил. Мы двое — против тебя. А ты рази в полную силу. Покалечишь — не важно. Мы народ ученый. А вот ты…

— Я тоже многому учен, — отозвался Элий. Двое гвардейцев закружили вокруг Цезаря, как дикие звери, почуявшие добычу. И вдруг кинулись разом. Но не с двух сторон, а друг за другом. Неофрон ударил и тут же кубарем откатился в сторону, освобождая место Титу, а сам очутился у Элия за спиной. Мгновение — и он будет на ногах. Но Элий не дал ему этого мгновения, парировал удар Тита и ушел в сторону. Неофрон понял, что маневр не удался, и вскочил на ноги. Теперь Тит нападал слева, Неофрон справа. Первым отскочил Тит, держась за ушибленное плечо. Затем Неофрон навалился всей массой, как паровоз, надеясь опрокинуть Элия, и опрокинул, рубанул тупым лезвием по лицу. От удара решетка шлема прогнулась и вдавилась в щеку. Но и у гвардейца из-под лицевой маски брызнула кровь — Элий нанес удар одновременно с преторианцем.

Неофрон снял шлем — губы распухали буквально на глазах, превращаясь в две безобразные подушки.

— Теперь ты понял — в полную силу надо разить, — шлепал изуродованными губами Неофрон. — А то и в бою по-гладиаторски обозначишь удар — и все. А варвар из тебя мгновенно выпустит кишки.

— За меня не бойся, — Элий тронул пальцами щеку. — Я умею убивать.

Неведомо, дрались бы они еще, но тут явились Рутилий и Кассий Лентул.

— Что здесь такое? — Трибун окинул хмурым взглядом гвардейцев. Те вытянулись в струнку. Даже Камилл поднялся. Элий встал рядом с ними.

— Тренировка, — отозвался Цезарь.

— Тренировка? — переспросил Кассий Лентул. В этот момент Камиллу вновь сделалось плохо, и он стал валиться на бок.

— Так, все четверо — в госпиталь. А затем я вам устрою тренировку, — пообещал Рутилий.

— У Камилла сотрясение мозга, — заявил медик, осматривая молодого гвардейца.

— Значит, пока троим, — «уступил» Рутилий.

Квинт вернулся. Вошел, покрытый пылью с головы до ног, и бесцеремонно уселся на кровать Цезаря. Элий после «тренировки» Рутилия не в силах был даже встать, лишь приподнял руку, приветствуя Квинта. Одна щека Цезаря сделалась темно-синей и чудовищно распухла.

— Знатный синячино, — хмыкнул фрументарий. — Но хочу заметить, что будущему императору лучше служить в одном из легионов, а не у вигилов. Легионеры не уважают ни вигилов, ни гладиаторов.

— Если ты заглянешь в контубернию Неофрона, возможно, твое мнение изменится, — отозвался Элий. — Лучше расскажи, что ты нашел в Церцезии.

— Я нашел склад. Но Триона там нет. И не было. Расспросил всех, даже местных собак. Никто не видел Триона. Зато видели человека, похожего на Корнелия Икела. Но и тот исчез месяц назад.

— Корнелий Икел… — прошептал Элий. — Это очень-очень плохо. Население эвакуируют?

— Нет. Они не верят, что варвары придут. Говорят, граница далеко, Церцезию ничего не угрожает. Риму в Месопотамии не верят. Римляне никогда не были здесь желанными гостями, вот в чем дело.

— Но ты им объяснил? Варвары прорвали пограничные укрепления практически без потерь. Первый Месопотамский легион уничтожен.

— У Эрудия еще два легиона.

— На бумаге. Считай, армии у царя больше нет. Квинт пожал плечами:

— Граждане Месопотамии считают иначе.

— Как это — иначе?

— Если есть Неэвклидова геометрия, то и политика может быть не римской.

— Так что же ты сделал?

— Принес жертвы у гробницы Гордиана. Несколько капель вина, немного зерен. Гробницу никто не посещает, она разрушается. Жаль.

— Значит, Триона никогда не было в Нисибисе. Все обман. Мы шли по меткам Триона, а это оказался путь Филиппа Араба. В этот раз Филипп выиграет, Деций проиграет.

— Похоже на то. Что ты собираешься делать?

— Составим отчет о возможности обороны Нисибиса.

— Цезарь, варвары рядом! Кому нужен твой идиотский отчет?! Мы должны удрать отсюда, и чем скорее, тем лучше!

— Да, мы успеем удрать. А горожане? Сам город… И эта стена, которую мы должны построить… — Элий запнулся. Перед глазами вновь мелькнуло видение. Видение из чужих снов, составленное с чужих слов, но при этом способное затмить реальность.

— Они не граждане Рима, — Квинт спешно искал контраргументы, уже зная, что они не помогут.

— Они граждане Содружества. Рим поклялся защищать всех.

— Рим давал много клятв. Ты собираешься все исполнять?

— Сказать правду?

Квинт с тоской посмотрел на Цезаря. Ну вот, сейчас тот огорошит Квинта еще одним безумным откровением. И Квинт придет в восторг от очередного бредового замысла Цезаря. О боги, наверное Квинт тоже спятил, как и его хозяин.

— Летиция видела в пророческих грезах Нисибис сожженным, в руинах. Вряд ли дар позволяет ей прозревать будущее на много дней вперед. Ее пророчество относится к ближайшим месяцам. Я хочу спасти город. Я-та стена, о которой говорят Сивиллины книги.

— Не понял, — буркнул Квинт.

— Все просто. Юний Вер заклеймил для меня желание. Не ведаю какое. Но что-то, позволяющее мне уцелеть в самых страшных пертурбациях. Пули не попадают в меня, пламя не обжигает. Значит — и город не будет стерт с лица земли, пока я здесь.

Квинту показалось, что он ослышался.

— Цезарь, я подозревал, что ты наивен. Но не до такой степени.

— То, что должно произойти, не просто разрушение города. Это начало Мирового пожара. Того, о котором говорил Гераклит Эфесский. Пожар, истребляющий миры. Согласно философии стоицизма миры рождаются и гибнут в огне. Но я хочу, чтобы этот мир пожил подольше. Остаться здесь — единственный шанс предотвратить катастрофу.

— Ты готов рискнуть своей жизнью из-за смутных предсказаний? Элий, тебе говорили, что ты сумасшедший?

— Сотню раз.

— Так я говорю в сто первый!

— Нисибис продержится пару месяцев. Руфин придет нам на помощь. Нисибис не падет. Я знаю. Смертельная тоска охватила Квинта.

— Будем надеяться, что твой расчет верен. Цезарь! Однако я тебе процитирую Горация, хоть это и странно для фрументария:

Даже мудрец глупцом прослывет и правый — неправым, Ежели он в самой добродетели в крайность вдается[67].

— Это не добродетель. Это просто иной взгляд на вещи.

— Да? Но ты не будешь отрицать, что это добродетельный взгляд?

— Не будем заниматься абстракциями, Квинт. Лучше иди и выспись.

— Хочешь от меня избавиться? Не выйдет! Тебя одного оставлять нельзя. Кто знает, может на тебя придется надеть смирительную рубашку. Лучше меня этого никто не сделает.

— Ты отказываешь мне подчиняться?

— Ты безумен, Элий. Безумие твое благородно, но все равно это безумие. Безумцам не подчиняются. Их оберегают.

Глава 7

Игры варваров

«Праздник Либералий отмечается уже не так пышно. Прежде юноша в этот день снимал перед ларарием свою детскую тогу, окаймленную пурпурной полосой, и надевал белую тогу взрослого гражданина. Собирались гости, друзья семьи, юношу торжественно провожали на форум, где его полное имя заносилось в списки трибы. А вечером устраивался торжественный пир. Что же ныне? Никаких церемоний нет. Регистрация происходит в любой день. И в канцелярию трибы юноша приходит порой не в белой тоге, а в двуцветной тунике и брюках в обтяжку. Вместо торжественного пира в лучшем случае попойка с друзьями. А ведь это один из самых важных дней в жизни мужчины: юноша становится римским гражданином. Даже желающих совершить церемонию в храме Марса Мстителя на форуме Августа не так уж много. Надо заметить, что девушки ведут себя более ответственно и на запись в списки трибы являются непременно в белом».

Элий лежал в ванной, вода уже остыла, но вылезать не хотелось. Перед тем как отправиться в бани, Элий послал телеграмму Летиции. Всего три фразы:

«У меня все хорошо. Я в Нисибисе. Береги себя». Элий пытался представить их будущего не рожденного ребенка, но не мог. Он всегда робел перед детьми и чувствовал себя виноватым. Как будто обещал что-то сделать для маленьких граждан Рима, но не сделал. Нет, не надо хитрить перед самим собою — он прекрасно знает, какое желание не сумел заклеймить. Пожелание вечного мира. Простите, малыши, но вам вновь и вновь придется убивать и умирать за Рим.