Олег Шушаков - И на вражьей земле...
– Жаль пригласить нельзя, – вздыхал Ильченко. – Петь-то некому будет.
– А пусть музыканты одну песню без слов сыграют, – предложил Владимир.
– Точно! – ухватился за эту мысль майор. Он хлопнул рюмку вне очереди, встал, одернул свой серый френч и направился к конферансье, притулившемуся недалеко от сцены возле столика администратора.
А под высокими сводами плыла грустная мелодия и разрывала душу:
…Признайся мне! В твоей слепой измене!Признайся мне! За правду все прощу!Ты и я в слезах любви найдем забвенье!Их запить хочу, измену, грусть свою…
– Ну а ты, Коля! Ирину не забыл еще? – спросил Владимир.
Коля помотал головой. У него так щемило сердце от этой песни! Он обхватил голову руками… Нет! Зачем он об этом говорил… Нет! Причем тут Володя… Нет! Ирину он не забудет никогда! И никогда, и никого больше не полюбит!.. Почему-то он знал это совершенно точно.
– Ты не понимаешь, Володя… Я даже не знаю, какая у нее теперь фамилия! Как мне ее найти, если я не знаю, какая у нее фамилия?!.. Нет, ты скажи!.. Как?! Как я могу ее найти?!.. Как? – повторял он снова и снова.
А мелодия, отражаясь от мраморных стен, печально бродила по залу, между столиков. Чудесный голос проникал прямо в душу и терзал ее, и терзал… А может, певица так проникновенно пела о своей собственной горькой любви?
…Признайся мне! Пока еще не поздно!Признайся мне! Но не жалей меня!Ты провинился! Поправить все возможно!Твоя! Признайся мне! Прощу тебя!..
Владимир смотрел на друга и сосредоточенно размышлял…
Они уже выпили два графина на троих. И мысли у него были ясные. Хотя как-то потихоньку начинали крутить виражи… Надо найти Ирину, решил он… Да, но как? Как найти человека, если не знаешь его фамилию? Нет фамилии, нет и человека…
Владимир посмотрел на Колю, сидящего, уставившись в одну точку. Надо найти Ирину, решил он… Стоп! Выходим из виража! Он наполнил рюмку и выпил.
И, как ни странно, это помогло!
– Был такой древний грек, – начал он издалека.
И Коля, подняв голову, недоуменно взглянул на него.
А Владимир продолжал:
– Его звали Ар-хи-мед. Так вот, он как-то сказал «Эврика!» – и Владимир хлопнул товарища по плечу. – Я знаю, как найти твою Ирину!..
А у того в глазах вдруг загорелась безумная надежда. Он вдруг поверил, что способ действительно есть, и Владимир его знает!
– Значит, так! Берешь отпуск. Едешь в Оренбург… Общагу ты знаешь? Знаешь!.. Во-первых, если она сначала поменяла фамилию, а потом съехала оттуда, то в домовой книге есть запись. Во-вторых, если она сначала съехала, а потом поменяла фамилию… Стоп!.. Так!.. В любом случае ты знаешь ее девичью фамилию! Есть фамилия, значит, есть и человек! Это раз! И вообще наверняка она сначала вышла замуж и только потом уехала из Оренбурга!.. Короче, покупаешь конфет и обходишь все ЗАГСы по списку. И просишь, чтобы они посмотрели, какую фамилию взяла такая-то и такая-то! Ты же Герой! Да они землю будут носом рыть, чтобы ее для тебя найти!.. Ты, пунял?!
…Признайся мне! Пока еще не поздно!Признайся мне! Но не жалей меня!Ты провинился! Поправить все возможно!Твоя! Признайся мне! Прощу тебя!..
И он пунял… Коля вдруг пунял, что просто боялся ее искать. Ведь Володька все верно говорит! Можно ее найти!.. Нет, не так! Он помотал головой… Нужно ее найти!.. И Коля от всего сердца пожал другу руку!
В это время к ним подошел поздороваться старый знакомый. По виду моряк. А на самом деле речник!.. Это был капитан третьего ранга Ревякин. Они обнялись все трое… У Шурки на кителе поблескивал новенький орден Ленина.
– Здорово, ребята!.. Я смотрю, в этой гостинице прямо дом свиданий! – Шурка был немного навеселе. Впрочем, как и они с Николаем. – Еще кого-нибудь видели?
– Нет пока! – ответил Владимир. – Ты-то как? Давай рассказывай!
– А что рассказывать!.. Дали вот на днях кап-три вне очереди и Ленина. За Харбин! Мы там самураям холку так намылили…
Владимир схватил Александра за рукав:
– Стоп!.. Ты сказал за Харбин?
Шурка даже осекся от неожиданности:
– Ну да!.. По Сунгари дошел до Харбина, на своем линкоре! Я тебе скажу, у них там укрепрайонов понатыкано было!.. И засады на каждом перекате… Хорошо, у нас броня! Но однажды чуть-чуть всерьез не прилетело! Под Хуньхэдао…
– Шурка! – дернул его за рукав Владимир. – Про Харбин давай! Парашютистов видел?
– А как же! Я тогда, после Хуньхэдао, к командующему пришел и говорю, чем так ломиться и с каждым Фуцзинем и Сансинем разбираться, может, просто рвануть сразу в Харбин?! А командующий и говорит, дело говорите, товарищ старший лейтенант! Вот вы и рванете!.. Я и рванул… Прямо от Хуньхэдао… А так еще неделю ковырялись бы! Там все эти парашютисты полегли бы, на хрен, за это время, пока пехота пешком дошла бы! А танки все в грязи застряли, а которые не застряли, тех смертники пожгли! Сволочи! Они у меня штурмана застрелили, Лешку Стрекалова… Такой штурман был!
– Так это ты, значит, к ним в Харбин прорвался! – Владимир сжал виски руками.
– Ну да, я… Мы с Лениным. В смысле мой «Сун-Ят-Сен» и «Ленин». Такой же линкор, однотипный, как у меня. Привезли мы с ним с собой два батальона стрелков. Высадили их на рассвете в тылу у самураев… И постреляли потом. Как следует… Жаль только, ни одна канонерка подраться не вышла. Их там парашютисты еще тринадцатого, оказывается, тепленькими взяли… Ну да ладно, в другой раз! Не последняя, чай, война… – Шурка был все такой же удалой речной пират!
Николай тоже прислушивался к беседе, но помалкивал, понимая, что творится на душе у товарища.
– А скажи, когда вы там закончили, ты с парашютистами встречался?… В штабе был у них? – Владимир смотрел на Шурку с нескрываемой, сумасшедшей надеждой, что вот сейчас он скажет… Что… Видел… Ее…
– Было дело! Любопытно же было посмотреть, где они целую пехотную дивизию и четыре бригады положили! Я тебе скажу, они там сами себе укрепрайон построили и давали самураям прикурить!! А командиром у них был майор Мошковский, но его снайпер застрелил, под самый конец уже. Ему орден Ленина дали посмертно… Вот это был командир! Он там весь Харбин под ружье поставил. Народное ополчение из эмигрантов и наших, из консульства.
– А скажи, ты там, в штабе, девушку не видел, старшего лейтенанта Серебровскую, невысокая такая, блондинка? Или, может, слышал что о ней? – затаил дыхание Владимир.
Шурка потер лоб и пожал плечами:
– Ты знаешь, Володя, я ведь недолго там был. Договорились об огневой поддержке и разбежались. Самураев не добили ведь еще к тому времени… Нет, не видел… Девушку я бы запомнил. Очень уж место было неподходящее там для девушек. Даже для старших лейтенантов… А что, знакомая, да?
Владимир ничего не ответил. Вспыхнувшая на миг безумная надежда погасла. И ему стало во сто крат тяжелее…
Как Ильченко удалось уговорить конферансье, ребята не знали. Но это было не важно. Хотя бы один танец с этой невообразимо прекрасной женщиной геройский майор все-таки протанцевал… А потом, забыв про водку, сидел весь вечер, не сводя с нее восхищенных глаз…
Голубые глаза, вы пленили меняСредь ночной тишины, ярким блеском маня.Голубые глаза, столько страсти и огня,Вы влечете к себе, голубые глаза,Страсть и нежность тая…
Она пела словно для него одного. И все ее песни были грустные-прегрустные. А может, она действительно пела только для него? Почему же тогда Владимиру было т а к больно?
Голубые глаза, в вас горит бирюза,И ваш сон голубой, словно небо весной.Голубые глаза, столько страсти и огня,В этих чудных глазах.Голубые глаза, покорили меня…
В какой-то момент Владимир не выдержал. И, едва простившись с товарищами, ушел, почти убежал из этого зала. Он успел дойти до номера. И даже закрыл дверь. А потом упал лицом в подушку и закричал.
И наконец-то горько-горько разрыдался!
Глава 11. «Сердце, как хорошо на свете жить!..»
Москва, конец ноября 1939 г.
…Ильченко пришел в номер только под утро, трезвый как стекло, но совершенно ошалевший. Владимир, разлепив спросонья глаза, посмотрел на него вопросительно. Майор молча отмахнулся. И упал, не раздеваясь, на кровать. Закинул руки за голову и со счастливой улыбкой уставился в потолок.
Когда часа через два Владимир проснулся, танкист так и лежал в той же самой позе, все с той же самой улыбкой, глядя в потолок и ничего не видя…
Владимир не стал ему мешать и пошел в душ.
В полдень посыльный доставил Ильченко пригласительный на большой правительственный прием в Кремле и банкет в честь новых Героев Советского Союза. Владимиру билет был не положен, но танкист разбился в лепешку и через какие-то свои связи сумел-таки его раздобыть.
– Поражение русских войск в тысяча девятьсот четвертом году в период Русско-японской войны оставило в сознании русского народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном, – глуховатый голос с сильным грузинским акцентом далеко разносился по залу. – Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Тридцать пять лет ждали мы, люди старшего поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Япония признала себя побежденной. Это означает, что Южный Сахалин и Курильские острова отойдут к Советскому Союзу, и отныне они будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны от японской агрессии. Отныне мы можем считать нашу отчизну избавленной от угрозы японского нашествия!
