Цеховик. Отрицание - Дмитрий Ромов
— Танька, я тебя убью! Кого того? Она же ребёнок ещё.
Я наклоняюсь к ней и со смехом шепчу на ухо:
— А вот ты… зрелая женщина. Как я люблю.
Она отпихивает меня и шипит:
— Это я тебя убью, Брагин. И не вздумай влюбляться! Не забыл?
— Не парься, Тань. Я же вижу, что у тебя со мной не серьёзно, побаловаться просто, нервы пощекотать. Ну, я не в обиде, хотя со своей стороны, тебя глубоко и нежно обожаю. Обожаю, но даю свободу.
Я подмигиваю.
— Да ну тебя, — кисло улыбается она. — Не парься… Сам ты не парься, обожатель…
В этот момент приходит Рыбкина и наши разборки прекращаются. Мы все уходим. Сначала идём проводить Таню. Общага здесь неподалёку, в нескольких минутах ходьбы. На крылечке мы прощаемся и целомудренно пожимаем ручки. После этого вместе с Рыбкиной направляемся домой.
— Хватайся, — предлагаю я ей свой локоть. — Скользко.
Поколебавшись, она берёт меня под руку и, кажется, немного успокаивается.
— Спасибо тебе, Наташ. За то что ты такая отзывчивая и сердечная и бросилась меня разыскивать. Я прямо восхищаюсь тобой. Правда.
Едва не говорю, что она настоящий друг, но вовремя спохватываюсь. Интересно, Юле Бондаренко она звонила?
— Удивляюсь я тебе, — отвечает она. — Что с тобой случилось после этой драки? Был тихий и стеснительный, а теперь прямо дамский угодник. Что ни бл*дь, то к тебе липнет.
Я аж закашливаюсь и останавливаюсь.
— Наташка, ну ты даёшь! — говорю я.
— Может и дала бы, да только не просит никто, — отвечает она с детской горечью.
Я ошарашенно смотрю на неё, а потом притягиваю к себе и обнимаю. Ну как вот ей скажешь, что ничего у нас в ближайшее время не будет? Это как ребёнка обидеть. Да…
— Нат, ну ты чего… Ты расстроилась? Не надо. С этим делом точно спешить не нужно, начать никогда не поздно.
— Ты-то откуда знаешь? — говорит она обиженным тоном. — Тоже мне донжуан, нашёлся.
— Знаю, — отвечаю я. — Знаю. Знаю, что не нужно сгоряча делать то, о чём можешь пожалеть. У нас вся жизнь впереди. Всё успеем, не расстраивайся. И кстати, хочу тебе сказать определённо и откровенно, с Бондаренкой у меня ничего нет и не было никогда.
— А с этой? С Танюшей? Видела я, как она на тебя поглядывала.
— Ну что ты фантазируешь, она же взрослая зрелая женщина.
— Пошли давай, муж многоопытный.
Утром, разумеется, школа идёт лесом, а я вместе с отцом направляюсь в «трёшку» за мамой. Отец встречается с врачом. Меня на эту встречу не допускают и я томлюсь в ожидании. Примерно через полчаса папа появляется вместе с мамой. Выглядят они сосредоточенными и не слишком радостными. Мы выходим из больницы и я веду их к «Волге» с шашечками такси.
— Ты что! — возмущается мама. — Пешком дойдём. Нечего деньги выбрасывать! Мне, всё равно, ещё и на работу сегодня идти.
— Но деньги уже выброшены, — возражаю я, — так что поехали, мотор ждёт.
Дома я требую подробного изложения того, что сказал врач. Рассказывают они неохотно, но, насколько мне удаётся понять, картина вырисовывается следующая. Это действительно диабет. На фоне дисфункции надпочечников или что-то такое. Я в этом не спец, они тоже, получается что-то вроде глухого телефона. Иногда случается, как объяснил доктор, что всё происходит, как гром среди ясного неба.
Картина болезни была незаметна, а такие симптомы, как утомляемость, частая жажда, упадок сил оставались без внимания. В общем, ничего хорошего. Надо лечиться. Если взять болезнь под контроль то можно жить долго и счастливо. Понятно, отцу то же самое сказали. Мда…
Что делать? Инсулин пока на регулярной основе колоть не нужно. Я так понимаю его вкололи для снятия не то гипергликемии, не то гипогликемии. А сейчас нужно пить «Метформин» и ходить на уколы. Было бы неплохо достать импортный «Метгалв». Кажется, французский. У него высокая эффективность, но его нигде нет и стоит он дорого. Дохренища просто.
Блин… Вот такие дела. Мама выглядит измученной. Папа выглядит измученным. И что мне со всем этим делать?
Я всё-таки иду в школу на последние два урока. Сегодня контрольная по истории СССР. Училка придумала что-то вроде того, что делают на ЕГЭ. Вопрос и несколько вариантов ответов. Она их диктует и каждый должен выбрать то, что ему нравится. В общем, идёт по пути дебилизации школьников. Впрочем, здесь у меня нет шансов проиграть.
После урока я подхожу к ней, она ведь наша класснуха.
— Алла Никитична, — начинаю я. — Я хотел бы с вами поговорить.
— Слушаю тебя, Егор.
Все разбегаются и мы остаёмся одни в классе.
— Вы же знаете, что у меня недавно травма была.
Она кивает, внимательно глядя на меня.
— У меня сейчас имеются некоторые проявления амнезии.
— Да, мне мама твоя говорила. Она приходила, когда ты ещё в больнице лежал. Но она сказала, что эти проявления незначительные.
— Ну да, я ей стараюсь не говорить, чтобы не расстраивать. Но я даже имена некоторых одноклассников не помню. Ну, то есть, сейчас я их заново выучил, но ещё не вспомнил. Какие-то вспоминаю, а какие-то нет. Из всех учителей, кстати, я только вас не забыл.
Она смотрит с удивлением.
— И чего же ты хочешь?
— Ну вот смотрите. Исторические события, к примеру, я помню хорошо. А по химии постоянно приходится возвращаться назад и заново учить. Я просто боюсь, что к экзаменам могу всё не вспомнить…
— Хм… — она делается задумчивой. — Да… Ситуация не очень приятная… Вообще, там на подготовку несколько дней даётся, можно успеть повторить. Но надо подумать, что с тобой делать. До экзаменов времени ещё много. Посмотрим, может быть всё восстановится. А если нет, будем решать, как с тобой поступить.
В дверь заглядывает Крикунов.
— Вот ты где, — говорит он. — Алла Никитична, вы не возражаете, если я у вас Брагина похищу?
— Забирайте, — великодушно соглашается она.
И он забирает меня на всю большую перемену. Тащит меня в комсомольскую комнату и выедает мозг какими-то летописями, проверкой из городского комсомольского штаба, подготовкой к школьному собранию и другой фигнёй. Надо срочно составить список членов комитета и загрузить их всех посильнее. Делегировать полномочия.
— А ещё надо нам с тобой будет в горком сходить на следующей неделе, — говорит Крикунов. — Это по подготовке к городскому открытому собранию.
— Блин, Андрей Михайлович, у нас одни собрания. Учиться некогда.
— Ты мне