Тайная дипломатия - Евгений Васильевич Шалашов
С Блюмкиным я рассчитался честь-честью. Разумеется, расписку в получении двенадцати тысяч долларов с него содрал, как без этого? И с его бандитами расплатился, даже немножко сверху добавил. Заодно узнал, как их отыскать. Кто знает, вдруг пригодятся?
Так что, сплошная рутина. Были, конечно, интересные сделки. Удалось недорого купить десяток армейских дизельных электростанций, а к ним в придачу – пять стационарных радиостанций. Здоровые, правда, зато все дешево. Франция излишки военного имущества распродает, чего отказываться? Не нам, так полякам отправят. Но у поляков денег не густо, им бы подешевле, а лучше даром, а мы тут как тут.
Еще я на паровозы засматриваюсь, но для этого придется ждать разрешения из Москвы. Французы паровозы по дешевке не уступают, торгуются, а я не силен в паровых машинах. Как, вообще, с качеством техники у галлов? Двести тысяч франков за паровоз, это дорого или дешево? Может, лучше в Германии заказать? Выяснял, обойдется раза в четыре дешевле, а если оптом, то в пять. И запчастями немцы обеспечат. Но здесь свои трудности. В Германии нашей миссии нет, придется действовать через Францию. Если заказывать технику у немцев, везти сюда, потом в Россию… Французы пошлину сдерут, а это, вместе с доставкой, влетит в копеечку. Нет, технику надо закупать непосредственно на месте. Есть вариант – смотаться в командировку, или кого-нибудь послать. Опять-таки, лучше всего, сведущего в технике. Кажется, когда-то я читал про «паровозную аферу». Якобы, закупили паровозы в Швеции, хотя и своих хватало, а на самом-то деле замаскировали вывоз золота из России. Полная фигня. Видел я наши паровозы, ни к черту. Ресурс уже выработали, ломаются через каждые сто верст, а те, что не ломаются, просто не ездят. Нет, этот вопрос надо согласовывать, пусть специалисты решают.
Есть еще ряд вопросов, которые не может решить представитель частного предприятия. Хотят, понимаете ли, господа французские коммерсанты получать древесину из России, конкретно – из Архангельска. С одной стороны – дело заманчивое. Предлагалось создание «смешанной» компании, в которой французы готовы вложить свои капиталы и предоставить собственную технику для вывозки древесины из леса в порт. От нас же требовалось предоставить участки леса, пригодные для вырубки, рабочую силу и право получать прибыль. Но меня смущало, что коммерсанты собирались вывозить только «кругляк», а сроки своей хозяйственной деятельности определяли аж в девяносто лет. И прибыль они сами собираются определять. Стало быть, мы от этой концессии получаем копейки, а французы, вывозя лес – тысячи.
Но самое скверное, что я стану убеждать товарища Ленина соглашаться. Ситуацию в Архангельской губернии знаю неплохо, за те полгода, что я там не был, вряд ли там привели лесопилки в порядок. Одна компания нам погоды не сделает, но для «затравки» можно и согласиться. Что же, копейки, это лучше, чем ничего. Стало быть, придется предоставить какую-то территорию, нанимать лесорубов, отдавать за бесценок лес. Ну, а потом, потихонечку ремонтировать старые лесопилки, ставить новые, прокладывать дороги и продавать уже не кругляк, а брус, доски. Но девяносто лет – перебор, за это время они нам всю губернию изведут.
Надо бы с Лениным поговорить о юридическом обосновании природопользования. И с вырубками что-то решать – не то так оставить, а лес он сам вырастет, не то следует сразу же сажать новый. Но лесопитомника в Архангельской губернии нет, иначе бы я знал.
Что еще интересного вам рассказать, любезный читатель? О бирже?
Итак, в феврале одна тысяча девятьсот двадцать первого года французская биржа содрогнулась. Кризиса не случилось, он впереди, но курс большинства ценных бумаг снизился. Держатели акций понесли убытки, а те, кто играет на понижении, прибыль. Но хуже всего пришлось владельцам русских облигаций военного займа номиналом в пятьсот и сто рублей, за которые правительство Российской империи обещало платить прибыль в пять с половиной процентов. Если утром сто русских рублей оценивали в сорок франков, то к вечеру уже в пять, а на следующий день в два, а потом и вообще, в пять сантимов. Через три дня одна облигация уже ничего не стоила, а вся совокупная масса оценивалась по цене макулатуры. И что еще хуже – падение военных облигаций повлекло за собой падение курса русских «железнодорожных» акций, размещенных на французской фондовой бирже еще в десятом году.
А ведь казалось бы – январь и февраль курс русских ценных бумаг неумолимо шел вверх, а биржа откуда-то получала «свеженькие» облигации военного займа шестнадцатого года. Видимо, какие-то брокерские конторы «придерживали» у себя выгодные бумаги, но теперь решили потихонечку их продать. А тут еще слухи, что Советская Россия собирается компенсировать своим зарубежным союзникам. Пусть и бывшим, но обещали. Так сказать, стоимость затрат с процентами. Слухи, конечно же, никто не подтвердил, но ведь никто и не опровергнул, да? А тут бах, и все.
Так что же случилось с русскими облигациями? С чего бы им рушиться? Да все просто. Кто-то из обывателей, купивших по случаю ценные бумаги, оказался слишком дотошным, да к тому же, знатоком русского языка, и он умудрился узреть, что между текстом и подписью Управляющего государственного комитета погашения долгов имеется надпись мелким шрифтом «данная облигация не является ценной бумагой России, потому что изготовлена во Франции по личной просьбе трудящихся республики». Банк приколов, блин. И не скажешь, что это фальшивка. Так, шутка. На суде всегда можно отпереться – мол, предупреждали, кто ж виноват, что покупатели мелкий шрифт не читают? Но теперь, даже если у тебя на руках настоящие облигации, их уже никто не примет всерьез. Ну, если только попытаться продать по пять сантимов за штуку. Все лучше, чем ничего.
Как уверял меня папаша Арно, владелец «Времен года», пресловутая французская скупость – это игра, развлечение. Жадность французов – миф.
